Сперонара

«И к тому же, — прибавил Пьетро, — мы все остались здесь, чтобы следить за дверью и выпроваживать всяких судей и секретарей суда, если вдруг они снова явятся».

Так что, чтобы с этим покончить, — продолжал капитан, — больше никто не приходил, кроме врача; я разговаривал лишь тогда, когда он мне это разрешал, и все пошло на поправку, как он и обещал. В конце месяца я был на ногах и по прошествии полутора месяцев смог вернуться на судно. Что касается англичанина, то он уехал; но все же это был славный человек. Он заплатил Нунцио условленную цену, как будто совершил все путешествие, и вдобавок оставил команде денежную награду.

— Да-да, — подхватил Пьетро, который был явно не прочь просветить меня относительно меры великодушия англичанина, — по три пиастра на каждого. Поэтому мы здорово выпили за его здоровье, не так ли, братцы?

— Конечно! Он это вполне заслужил, — хором ответили члены экипажа.

— Ну, а вы, капитан, что стало с вами?

— Со мной? Ну, что ж! Море подняло меня на ноги. Я дышал полной грудью и так широко открывал рот, будто собирался проглотить весь ветер, дувший со стороны Греции, превосходный ветер, знаете ли. Если бы только он сопровождал нас до Палермо, мы живо бы там оказались, но у нас его нет.

— Очень может быть, что скоро у нас будет другой ветер, — сказал рулевой, — но это не то же самое.

— Никак сирокко? Не так ли, старина? — спросил его капитан.

Нунцио утвердительно покачал головой.

— А что было потом? — промолвил я, желая узнать продолжение этой истории.

— Ну что ж! Я вернулся в деревню Делла Паче, где моя жена, которую я оставил на сносях, беременной Пеппи-но, до того перепугалась, что родила раньше срока. К счастью, это не повредило ни матери, ни ребенку; с тех пор я чувствую себя хорошо, не считая того, повторяю, что, когда я слишком долго плаваю, мне не хватает дыхания.

— Но это же еще не все, — сказал я капитану, — и вы ведь, в конечном счете, узнали, чем объясняется это странное недоразумение?

— Погодите-ка, — ответил тот, — мы дошли только до середины рассказа, и самое интересное еще впереди. К несчастью, именно тогда, по-моему, я поступил неправильно!

— Да нет же, да нет, — возразил Пьетро, — я вам говорю, что нет.

— Гм-гм! — произнес капитан.

— Я вас слушаю, — сказал я.

— Прошел уже год с тех пор, как приключилась эта история, и мне снова подвернулся случай отправиться на Мальту Жена не хотела меня туда отпускать; бедная женщина! Она думала, что на этот раз я сложу там свою голову, но я постарался ее успокоить как мог. К тому же это был лишний повод полагать, что раз со мной стряслась беда в первой поездке, то вторая пойдет мне на пользу; так или иначе, я согласился доставить туда груз. На этот раз речь шла не о путешественниках, а о товарах.

Переход и в самом деле оказался отличным; это было доброе предзнаменование. Правда, признаться, мне было не очень-то приятно снова оказаться на Мальте; поэтому, покончив там со всеми своими делами, я поспешил вернуться на сперонару. Словом, я собирался отбыть на следующий день и уже спал в своей каюте, как вдруг вошел Пьетро.

«Капитан, — сказал он, — простите, что я вас разбудил, — но тут какая-то женщина говорит, что ей нужно поговорить с вами по делу».

«Женщина! Где она, эта женщина?» — спросил я, протирая спросонья глаза.

«Она внизу. В маленькой лодке».

«Совсем одна?»

«С гребцом».

«И что это за женщина?»

«Я спросил, как ее зовут, но она ответила, что это меня не касается, что у нее дело к вам, а не ко мне».

«Она молода? Красива?»

«О! Это уже иное дело: ничего не могу об этом сказать, так как на ней накидка, через которую невозможно ничего рассмотреть».

— Это правда: она была похожа на монахиню, — перебил капитана Пьетро.

— «Что ж, пусть она поднимется на борт», — сказал я.

Пьетро вышел. Я встал позади стола и потихоньку обнажил свой нож. После своего приключения я стал чертовски подозрительным и, не зная никаких женщин в тех краях, подумал, что это вполне может быть переодетый мужчина. Я ведь уже был научен случившимся. Как говорится, за ученого двух неученых дают. Притом, скажу не хвастаясь, я ведь тоже умею довольно прилично обращаться с ножом.

— Полагаю, — сказал Пьетро, — что тут вы скромничаете, капитан. Видите ли, ваше превосходительство, я не знаю никого, кто бы владел ножом так искусно. Он дерется как угодно: пуская в ход конец лезвия длиной в один дюйм, в два дюйма или все лезвие сразу — в этом отношении ему все равно.

— Но с первого же взгляда, — продолжал капитан, — я понял, что ошибся и что это в самом деле была женщина, к тому же женщина эта, бедняжка, страшно боялась: это было видно по тому, как она дрожит всем телом под своей накидкой. Я убрал нож в карман и подошел к ней.

«Чем могу служить, сударыня?» — осведомился я.

«Вы — капитан этого маленького судна?» — спросила она.

«Да, сударыня».

«У вас осталось какое-нибудь дело, которое может задержать вас в порту?»

«Я собирался отбыть завтра утром».

«У вас есть мальтийские пассажиры?»

«Ни одного».

«Вы плывете в какое-то определенное место на Сицилии?»

«Я собирался вернуться в порт Мессины».

«Хотите заработать четыреста дукатов?»

«Что за вопрос! Черт возьми, еще бы я не хотел! Если только, поймите меня правильно, я не окажусь из-за этого впутан в какое-нибудь скверное дело».

«Никоим образом».

«Что надо сделать?»

«Надо прибыть сегодня ночью с вашей сперонарой на косу Святого Иоанна, в час ночи. Затем вы отправите шлюпку к берегу. Там будет ждать пассажир; он скажет вам: „Сицилия“, вы ответите ему: „Мальта“. Вы возьмете этого человека на борт и высадите его в том месте на Сицилии, которое устроит вас больше других. Вот и все».

«Конечно! Это возможно, — ответил я, — и вы говорите, что за это...»

«... назначено вознаграждение в четыреста дукатов, двести дукатов наличными сразу: вот они (с этими словами незнакомка достала кошелек и бросила его на стол); двести остальных дукатов будут вручены вам самим пассажиром, когда он сойдет на берег».

«Э! Послушайте-ка, мне следует хотя бы написать вам обязательство, дать расписку, словом, какую-нибудь бумагу».

«Для чего? Либо вы честный человек, либо не являетесь таковым. Если вы честный человек, достаточно вашего слова; если вы не являетесь таковым, то, как вам понятно по мерам предосторожности, которые я принимаю, и по секретности, о которой я вас прошу, ваша бумага ничего мне не даст, и я не смогу предъявить ее в суде».

«В таком случае, чего вдруг вы обратились именно ко мне?»

«Я бродила сегодня в порту, не зная, к кому обратиться по поводу услуги, о которой вас прошу. Вы проходили мимо, ваше открытое лицо мне понравилось, потом вы сели в шлюпку и прибыли прямо на маленькое судно, где мы находимся; я догадалась, что вы его капитан, и дождалась наступления темноты; когда стемнело, я, в свою очередь, приплыла сюда в лодке, попросила разрешения с вами поговорить, и вот я здесь».

«О! Если вы искали кого-нибудь искреннего и честного, то вы обратились точно по адресу».

«Ну что ж! Это все, что мне нужно, — ответила незнакомка, протягивая мне руку (признаться, такую хорошенькую маленькую ручку, что мне страшно захотелось взять ее и поцеловать), — решено».

«Я дал вам слово».

«Вы не забудете пароль?»

«Сицилия и Мальта».

«Хорошо: в час ночи, на косе Святого Иоанна».

«В час ночи».

Незнакомка снова села в лодку и вернулась на берег; в десять часов мы снялись с якоря. Коса Святого Иоанна — это что-то вроде мыса, вдающегося в море и обращенного к южной части Мальты, в полутора льё от города, что, если плыть морем, равняется расстоянию приблизительно в пять-шесть миль. Но, поскольку ветер был слабым, предстояло пройти это расстояние на веслах; как видите, нельзя было терять время.

В половине первого ночи мы находились в полумиле от косы Святого Иоанна. Не желая подходить ближе, из опасения, что нас заметят, я лег в дрейф и отправил Пьетро с шлюпкой к берегу. Я видел, как он погрузился в темноту, слился с берегом и скрылся из глаз; четверть часа спустя он появился снова. На корме сидел пассажир шлюпки: стало быть, все прошло благополучно.