Страница 15 из 132
А теперь расскажем эту историю, возвратив героям их подлинные имена.
Луи де Бурбон, граф де Вермандуа, был, как известно, сын Людовика XIV и мадемуазель де Лавальер. Людовик XIV был очень привязан к нему, как и ко всем своим побочным детям, и привязанность эта привела к тому, что врожденная гордыня молодого принца превратилась в наглость: однажды в споре с дофином он забылся до такой степени, что дал ему пощечину. Это было оскорбление величества, которое Людовик XIV не мог простить никому, даже собственному побочному сыну. А потому, как рассказывается в «Записках к изучению истории Персии», Джафар, то есть граф де Вермандуа, был отправлен во Фландрию, где тогда шла война. Он прибыл туда, настолько преображенный материнскими увещеваниями, что, как вспоминает мадемуазель де Монпансье, можно было подумать, будто он превратился в порядочного человека; но вскоре после прибытия, вечером 12 ноября, он почувствовал себя плохо, а 19-го скончался. По свидетельству мадемуазель де Монпансье, причиной несчастья была оргия, во время которой он выпил слишком много водки. Другие мемуаристы говорят о злокачественной лихорадке или о чуме. Но автор четвертой версии утверждает, что это были лишь разговоры, имевшие целью удалить любопытных от палатки молодого принца, который вовсе не умер, а был усыплен наркотическим снадобьем и очнулся уже с железной маской на лице.
Согласно этому же автору, Али-Хомаджу, то есть Филипп II, регент Франции, в начале 1725 года посетил графа де Вермандуа в Бастилии; после этого посещения он решил даровать узнику свободу, однако в том же году умер от апоплексического удара. Из этого воспоследовало, что бедный Джафар остался в Исфаханской крепости, откуда, впрочем, ему вряд ли уже стоило выходить, поскольку тогда ему было примерно шестьдесят пять лет.
ПЯТАЯ ВЕРСИЯ
Эта версия принадлежит барону Хейесу, отставному капитану Эльзасского полка. Она изложена в письме, написанном в Фальсбурге 28 июня 1770 года. Письмо это было опубликовано в «Краткой истории Европы». Вот его содержание.
По утверждению барона Хейеса, герцог Мантуанский намеревался продать свою столицу французскому королю, но затем отказался от этой мысли под влиянием своего секретаря Маттиоли: тот, напротив, уговорил его присоединиться к союзу, который тогда складывался против Людовика XIV. Король, считавший, что Мантуя уже у него в руках, увидел, что этот стратегически важный город ускользает от него, выяснил, кто посоветовал герцогу так поступить, и решил отомстить советчику. По приказу короля французский посол маркиз д'Арси пригласил несчастного Маттиоли на большую охоту в двух или трех льё от Турина, и там, когда тот ехал за маркизом по затерянной лесной тропинке, вдруг появились двенадцать всадников, схватили его, надели на него маску и доставили в Пиньероль. Однако эта крепость находилась слишком близко от Италии, а потому его перевели сначала в
Экзиль, затем на острова Сент-Маргерит и, наконец, в Бастилию, где он и умер.
Эта версия, хотя и не более вздорная, чем все остальные, не получила, однако, большого распространения. Очевидно, если человек под железной маской оказывается иностранцем, и притом низкого звания, это не может возбудить большого любопытства.
ШЕСТАЯ ВЕРСИЯ
Происхождение данной версии остается неизвестным. Это один из тех смутных слухов, какие гуляют по свету, пущенные неведомо кем и с неведомо какой целью. А потому мы приводим его лишь для памяти.
Согласно этой версии, человек в железной маске не кто иной, как младший сын протектора, Генри Кромвель, незаметно ушедший с мировой сцены, но в какую кулису, через какой люк, так никто и не узнал. Но зачем было заточать в тюрьму и скрывать под железной маской Генри, если его старший брат Ричард открыто и совершенно спокойно жил во Франции?
СЕДЬМАЯ ВЕРСИЯ
Седьмая версия излагается в сочинении, изданном ин-ок-таво в 1789 году г-ном Дюфе (из Йонны) и озаглавленном «Бастилия, или Заметки к изучению истории правления во Франции с XIV века до конца XVIII-го». Весь набор доводов этой версии, вовсе не лишенной, впрочем, романтики и поэзии, основан на следующем отрывке из «Мемуаров» г-жи де Мотвиль:
«В это мгновение королева, заметив вдруг, что рядом нет никого из ее людей и испугавшись, по-видимому, какого-то слишком пылкого изъявления чувств со стороны герцога Бекингема, вскрикнула, позвала конюшего и разбранила его за то, что он оставил ее одну».
По мнению г-на Дюфе, этот призывный крик, вырвавшийся у Анны Австрийской, был последним. Герцог Бекингем, все больше влюблявшийся, вызывал к себе все большее расположение, как показывает история с алмазными подвесками; вследствие этого у Людовика XIII родился сын, с которым он никогда не виделся, но о существовании которого узнал Людовик XIV и, оберегая честь матери, скрыл его под маской.
Как полагает г-н Дюфе (из Йонны), насильственная смерть Бекингема могла быть расплатой за его счастье, и этот историк готов поверить, что кинжал Фелтона был изготовлен не просто французским оружейником, но еще и в королевской мастерской.
ВОСЬМАЯ ВЕРСИЯ
Эта версия, подкрепленная именем маршала де Ришелье, весьма возможно, полностью принадлежит его секретарю Сулави, который, по его собственным словам, почерпнул ее из рукописи, найденной в бумагах герцога после его смерти и озаглавленной «Сообщение о рождении и воспитании несчастного принца, который был отторгнут от общества кардиналами Ришелье и Мазарини и заточен в темницу по приказу Людовика XIV, составленное воспитателем принца, пребывавшим на смертном одре».
По словам безымянного воспитателя, этот принц, которого он воспитывал и оберегал до конца его жизни, был брат-близнец Людовика XIV, появившийся на свет 5 сентября 1638 года в половине девятого вечера, когда король ужинал и никто не ожидал, что после рождения Людовика XIV, случившегося в полдень, у королевы начнутся вторые роды. А между тем об этом еще прежде твердили пастухи-предсказатели, пришедшие в столицу: если королева родит двух дофинов, говорили они, это будет знамением великих бедствий для Франции. Эти слухи, хотя и исходившие из самых низов общества, все же дошли до суеверного Людовика XIII, и он вызвал Ришелье, чтобы посоветоваться с ним насчет этого пророчества. Кардинал, не поверивший пророкам, сказал, однако, что если такое случится, то надо будет тщательно спрятать второго ребенка, ибо в будущем он может захотеть стать королем. Людовик XIII успел уже почти забыть об этом предсказании, когда в семь часов вечера к нему явилась повивальная бабка и сообщила, что, судя по всему, королева сейчас родит второго ребенка. Король сразу вспомнил мудрый совет кардинала, призвал к себе епископа Мо, канцлера, г-на Онора и повивальную бабку и сказал тоном человека, который намерен выполнить обещанное, что первый, кто выдаст тайну вторых родов королевы, поплатится за это головой. Присутствующие принесли королю требуемые клятвы; едва они успели. это сделать, как королева, в соответствии с предсказанием пастухов, разрешилась вторым дофином, который был передан повивальной бабке и воспитывался в глубокой тайне, чтобы заменить дофина, если тот умрет, или, напротив, навеки кануть в безвестность, если дофин будет жить.
Повивальная бабка воспитала второго дофина как собственного ребенка, убедив соседей, что это побочный сын некоего вельможи, на содержание которого ей выплачивали изрядную сумму; но, когда мальчику сравнялось шесть лет, к почтенной Перонетте (так звали повивальную бабку) явился воспитатель и потребовал у нее ребенка, которому он должен был втайне дать воспитание, подобающее сыну короля. Воспитатель вместе с мальчиком отправились в Бургундию.
Там ребенок вырос в полном уединении, однако сходство его с Людовиком XIV было так велико, что воспитатель каждую минуту боялся, как бы мальчика не узнали. Так молодой человек достиг девятнадцати лет, вызывая у своего старого наставника ужас странными мыслями, которые иногда, словно молнии, проносились у юноши в голове, как вдруг однажды он нашел на дне незапертой шкатулки, неосторожно оставленной в пределах его досягаемости, письмо Анны Австрийской, открывшее ему истинное его происхождение. Завладев этим письмом, юноша все же решил заручиться еще одним доказательством. В письме королевы говорилось о его необычайном сходстве с Людовиком XIV, повергавшем в такой ужас бедного воспитателя. Юноша задумал раздобыть портрет своего брата-короля, чтобы самому убедиться в этом сходстве. Он попросил трактирную служанку купить такой портрет в ближайшем городе, и один взгляд на него подтвердил все, что было сказано в письме. Принц увидел самого себя словно в зеркале, одним прыжком оказался в комнате воспитателя и, показывая ему портрет короля, воскликнул: «Вот мой брат!», а затем добавил: «И вот кто я сам!»