Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 198

«Передайте вашему повелителю, — ответил Бурбон, — что меч коннетабля он отобрал у меня сам в тот день, когда передал принадлежащее мне командование передовым отрядом герцогу Алансонскому; что же касается ордена Франции, то я оставил его в Шантеле, под подушкой моей кровати, и он может его оттуда забрать».

Сказанное было тем более уместно, что, по словам Дю Белле, «мать короля уже приказала забрать всю обстановку семьи Бурбонов — как из упомянутых выше Шантеля и Мулена, так и из других ее резиденций, — а она была самой красивой, какая только могла быть в домах принца, принадлежащего к христианскому миру».

Вот каким образом и по какой причине коннетабль де Бурбон покинул Францию, свою родину, и стал изменником, привыкшим повторять ответ, который дал один гасконский офицер королю Карлу VII на вопрос, может ли что-либо заставить его покинуть свою службу:

«Нет, государь, даже если мне предложат три таких царства, как ваши; но да, государь, при первом же оскорблении».

Мы не прощаемся с коннетаблем, даже покидая древний замок, навевающий воспоминания о нем; ибо Бурбон-л'Аршамбо — это лишь гнездо, из которого взлетел орел: мы еще увидим его парящим над городом Марселем, сражающимся на полях Павии и на стенах Рима; мы найдем отпечатки его клюва и когтей на короне Франциска I и на тиаре Клемента VII, потому что, как поется в кастильской песенке, Франция его вскормила, Испания одарила его славой и подвигами, а Италия предоставила ему гробницу.

Эта гробница, увиденная Брантомом, находится в Гаэте, поскольку солдаты коннетабля не решились оставить его тело в Риме, опасаясь, что, когда они уйдут оттуда, оно будет поругано. Над гробницей развевается желтый штандарт, который избрал Бурбон, вступив на службу императора: на нем изображен летучий змей с пламенеющими мечами и написано слово «Надежда» — это означает, что ему понадобилась скорость летучего змея, чтобы покинуть Францию, но он питает страшную надежду вернуться туда с огнем и мечом. На той стороне гробницы, что обращена к двери, можно прочитать эпитафию, дающую преувеличенное, но любопытное представление о славе, которую оставил по себе, умирая, этот Кориолан средневековья:

Всем Карл Великий был судьбою одарен;

Был Александр взращен отцом для войн и чести;

Ты славой лишь себе обязан, Карл Бурбон,

Чей прах покоится теперь на этом месте.[4]



Владения коннетабля Бурбона оставались в собственности Луизы Савойской и Генриха II до тех пор, пока в 1562 году Франциск II не передал некоторые из них монсеньеру Людовику де Бурбону, герцогу де Монпансье; однако замок Бурбон-л'Аршамбо не вошел в их число и оставался в руках Валуа вплоть до дня убийства Генриха III, до того часа, когда, по странному совпадению, молния ударила в церковь Сен-Шапель, стоявшую у подножия еще уцелевших башен, и, отломив ламбель дома Бурбонов, оставила в неприкосновенности три цветка лилий, создав из них герб Франции. В наши дни людская гроза грянула над потомками Бурбонов, как тогда она грянула над династией Валуа, но на этот раз, обрушившись на Тюильри, она сломала и ламбель, и герб.

Здешняя церковь Сен-Шапель, строительство которой было начато Иоанном И, продолжено Петром II и закончено лишь в 1568 году, в эпоху расцвета готики, сестра и соперница парижской Сен-Шапель, соединяла в себе удивительные прихоти искусства пятнадцатого века с совершенством и законченностью Ренессанса. Ее украшали великолепные витражи, изображавшие сцены из Святого Писания, изящные резные дубовые панели, кружева, выдолбленные из камня, золотые раки, инкрустированные драгоценными камнями, статуи из цельного серебра и усыпанный рубинами золотой ковчег, хранивший частицу истинного креста, которую сам святой Людовик привез из Святой Земли и подарил своему сыну, Роберту Французскому, графу Клермонскому. Эта драгоценная реликвия находилась в подземной часовне, называвшейся «Сокровищница». Оправленный в чистое золото ковчег был изготовлен в форме Голгофского креста, где рядом с фигурами Девы Марии, святого Иоанна и кающейся Магдалины один из тех неизвестных великих художников, что жили в четырнадцатом веке, поместил фигуры коленопреклоненных Иоанна, герцога Бурбонского, и его супруги Иоанны Французской; золотая корона венчала крест, и на ней была надпись:

«Людовик де Бурбон, второй носитель этого имени, украсил камнями и позолотой этот крест в 1393 году».

Четыре века спустя, год в год, бедный священник приходской церкви нашел среди сора ту самую частицу истинного креста, вырванную из своей серебряной Голгофы и лишенную украшавших ее золота и рубинов. Он поместил ее в убогий ковчег, неспособный пробудить ничью алчность, и это скромное деяние было несомненно так же угодно Богу, как роскошное подношение Людовика де Бурбона.

Однако в церкви Сен-Шапель, лишившейся своего золота и своих бриллиантов, оставались еще сокровища искусства и поэзии, не столь богатые по материалу, из которого они были созданы, но более редкостные по своему мастерству, чем те, что похитили руки невежд: там была скульптура Иисуса Христа и его двенадцати апостолов, что для средневекового ваяния было тем же, что Ниобея с сыновьями для античной скульптуры. Там было изображение родословия дома Бурбонов, выполненное в виде барельефа с таким пышным орнаментом, какой могли породить лишь грезы фантазии. Там были восхительно изваянные из камня Адам и Ева; терракотовая скульптура святого Людовика; две конные статуи из белого мрамора, одна из которых изображала Петра II, положившего руку на эфес широкого меча в ножнах с украшениями в виде геральдических лилий, а вторая — его жену, Анну Французскую, дочь короля Людовика XI: на одной руке у нее сидел сокол, а другой она ласкала гриву своего коня.

Однажды армия философов в отрепьях, с барабанщиком впереди, вышла из Мулена и, захватив с собой пушку, направилась на приступ церкви Сен-Шапель с целью истребить ее каменный гарнизон. То почитание, каким она пользовалась на протяжении трех веков, единственная ее защита, не остановило осаждавших — они навели пушку на неф и одним выстрелом разбили все витражи к вящей славе единой и неделимой Республики. Затем были гильотинированы Бог, святые и аристократы, после чего вся орава удалилась, оставив Сен-Шапель поруганной и разгромленной, но все же стоящей и еще величественной, великолепной и поэтичной, напоминающей гигантский скелет, исполинское привидение.

Во время Реставрации, когда, казалось, должно было быть восстановлено это творение целого рода, все, что осталось от Сен-Шапель, было пущено с торгов; какой-то каменщик купил церковь, чтобы снести ее, а полученные при этом материалы продать цли использовать, поскольку во всем департаменте, среди всех жителей, начиная с префекта и кончая членами муниципального совета, не нашлось ни одного честного горожанина, кому бы пришла в голову мысль устроить из нее винный склад или сенной сарай. Она была разобрана до фундамента. Предприниматель, купивший ее и желавший оправдать свои расходы, разрушил это древнее и святое здание до самого основания; и он оказался прав, так как на глубине четырех футов под землей он нашел большие плиты, покрывавшие огромные гробницы, в которых лежали кости знатных особ. Проданные им плиты пошли на кухонные столы, гробницы — на кормушки для скота; что касается костей, то их, как не имеющих никакой цены, вытряхнули в грязь. А ведь это были останки предков династии Бурбонов, царствующей ныне во Франции, Неаполе и Испании.

Все эти подробности мне рассказал бедный Алье, показывая густые заросли, начавшие уже произрастать на этом тучном прахе. К несчастью, в те дни, когда совершалось это святотатство, Алье был еще ребенком; иначе, по его словам, он продал бы все, включая отцовский дом, ради спасения дома Божьего. Вот почему, когда в 1832 году на торги выставили древний замок, как это прежде сделали с древней церковью, Алье написал наследному принцу, что если он, герцог Орлеанский не приобретет эти разваливающиеся башни, то их купит он, Алье. Герцог Орлеанский, сам художник по натуре, понял призыв, содержавшийся в письме такого же художника: замок был немедленно выкуплен, и Бурбон-л'Аршамбо, хотя бы в таком виде, несомненно останется еще не на один век символом рода, чьей колыбелью он был, страницей истории, которая написана на камнях и на которой можно прочесть: «Величие и упадок!»