Путевые впечатления. Юг Франции

— Попробуй! Тем более, что это будет недорого тебе стоить. Сколько ты заплатил за свои панталоны?

— Пятьдесят пять или шестьдесят франков, точно не помню.

— Так вот, здесь ты получишь их за пятнадцать франков.

— А к какому портному мне следует обратиться?

— К первому попавшемуся; можешь к моему — он живет рядом.

Капитан скатал свои панталоны и, взяв их под мышку, в сопровождении друга отправился к портному.

— Теперь, — сказал друг, — объясни ему, чего ты хочешь, а я переведу твои слова.

Капитану не надо было повторять дважды; он разложил панталоны так, чтобы был виден их раскрой, и заявил, что хочет иметь точно такие же. Приятель перевел сказанное, подчеркнув необходимость во всем следовать этому наставлению.

— Хорошо, — согласился портной, — через три дня господин получит то, что ему требуется.

— Что он говорит? — в нетерпении переспросил капитан.

— Он говорит, что через три дня ты получишь то, чего хочешь.

— Через три дня? Но это слишком долго! — воскликнул капитан.

Приятель перевел китайцу просьбу капитана выполнить заказ побыстрее; тот еще раз посмотрел на панталоны, покачал головой и что-то сказал переводчику.

— Ну, так как? — поинтересовался капитан.

— Он говорит, что здесь много работы и три дня не слишком большой срок, чтобы выполнить ее хорошо.

— Ну что ж! Пусть будут три дня, только пусть сдержит слово.

— О, что касается этого, тут опасаться нечего: через три дня, час в час, он будет у тебя.

И друзья удалились, дав мастеру последние наставления.

Через три дня, когда капитан и его приятель сидели, покуривая трубки с опиумом, матрос распахнул дверь и объявил о приходе портного.

— Черт побери! — воскликнул капитан. — Сейчас мы увидим, так же ли он искусен, как точен. Ну, и где панталоны?

— Вот они, — ответил портной.

— Примерим, примерим, — обрадовался капитан и, чтобы посмотреть, как он в них выглядит, велел матросу поднять жалюзи; тот выполнил приказ.

— Ну что ж, — заметил приятель, — они сидят прекрасно.

— Еще бы, — хмыкнул капитан, — это ведь мои старые панталоны. Подай мне новые, болван!

Приятель перевел портному требование капитана, и тот с торжествующим видом протянул ему другие панталоны. Капитан натянул их на себя.

— Господи! С ума я схожу, что ли?! — воскликнул он. — Это ведь мои старые штаны, а где же новые?

Приятель перевел этот вопрос капитана портному, и тот указал на панталоны, только что снятые его новым клиентом.

— Вот новые, — пояснил друг.

— Да нет же! Ты же прекрасно видишь, что это старые, черт возьми! — воскликнул капитан. — Смотри, вот масляное пятно!

— Точно такое же и на тех, что на тебе.

— Господи! Что за скверная шутка!

Приятель капитана повернулся к китайцу, начал его расспрашивать и, услышав ответ, расхохотался.

— Так в чем дело? — недоумевал капитан.

— Ответь мне, что ты требовал от этого славного человека?

— Панталоны.

— Точно такие же, как твои?

— Да, точно такие же, как мои.

— Ну вот, он и сделал тебе такие, что ты не можешь отличить их от своих! Вот только, по его словам, труднее всего было обтрепать их и запачкать в тех же местах, и к прежней цене следует добавить пять франков, ибо он загубил две пары, прежде чем ему удалось добиться удовлетворившего его результата; но зато теперь он готов поспорить, что ты не отличишь новые панталоны от своих старых. Признайся, что это стоит двадцати франков.

— По правде сказать, да! — согласился капитан и, вынув из кармана наполеондор, протянул его китайцу.

Китаец поблагодарил и попросил, чтобы капитан на время своего пребывания в Кантоне стал его постоянным клиентом; хотя, добавил он, если заказы будут такими же сложными, на них ничего не заработаешь.

Капитан так никогда и не смог отличить одну пару от другой, настолько они были похожими; однако он привез их во Францию как образец мастерства китайцев и обещал, что подарит их г-ну Грасе.

Если он сдержит свое слово, то этот экспонат не должен оказаться наименее любопытным в коллекции г-на Грасе.

В полдень мы расстались с г-ном Грасе и спустя три часа были в Невере. Мы остановились там лишь на то время, какое понадобилось, чтобы осмотреть три главные достопримечательности города: ворота Кру, через которые прошел несчастный Жерар Неверский, монастырь Визитанток, где находится могила Вер-Вера, и Сент-Этьенн, романскую церковь восьмого или девятого века.

Была и четвертая достопримечательность, обнаруженная нами случайно и стоящая того, чтобы на нее обратили внимание: солнечные часы, нарисованные посредине фасада герцогского замка; под ними художник бесхитростно начертал следующие три строчки:

«Эти солнечные часы были созданы в Не вере и изображают Солнце, вступающее в знак Козерога по приказу Национального Конвента».

В тот же вечер мы прибыли в Мулен.

Утром нам хватило несколько часов, чтобы осмотреть город, где, если не считать шапок в форме охотничьих рожков, которые носят местные крестьяне, нет ничего примечательного, кроме великолепной Библии тринадцатого века, выставленной в городской библиотеке, и надгробия Анри де Монморанси, которое возвышается на клиросе коллегиальной церкви; это саркофаг того самого Анри де Монморанси, что был обезглавлен в Тулузе по приказу кардинала де Ришелье.

Это надгробие, украшенное скульптурами покоящихся герцога и герцогини, и черного мрамора урна с их сердцами, поддерживаемая двумя скорбящими амурами, во время Революции едва не были разбиты вдребезги толпой; топор, след которого можно увидеть еще и сегодня, уже коснулся мрамора, как вдруг послышался чей-то предостерегающий голос:

— Что вы собираетесь делать, граждане?! Монморанси был славным санкюлотом, и его гильотинировали по приказу тирана, ибо он был в заговоре против попов!

— Да здравствует Монморанси! — закричала толпа, и надгробие пощадили.

БУРБОН-Л’АРШАМБО

В два часа пополудни мы направились в Сувиньи, так как нам очень расхваливали местную церковь. В это селение мы приехали в четыре часа, и у нас оставалось достаточно времени, чтобы до темноты осмотреть упомянутое сооружение. В этом великолепном строении частично двенадцатого, частично пятнадцатого века готика привита к романскому искусству. В боковых часовнях возвышаются две величественные гробницы: одна 1430 года, другая — 1470-го; они не загораживают клирос, виднеющийся сквозь искусно вырезанное кружево камней, на сгибах которого еще сохранились следы когда-то украшавших их росписей. В одной из этих гробниц покоятся Карл Бурбон и Агнесса Бургундская, дочь Карла Смелого; во второй заключены останки славного герцога Людовика II и его супруги. Скульптурные фигуры, возлежащие на мраморных крышках этих надгробий, являют собой зрелище величавой простоты — этой неизгладимой печати искусства ваяния той эпохи. На противоположном конце церкви, рядом с византийским барельефом девятого или десятого века, возвышается гигантская лестница, ведущая к великолепному органу.

Пока мы рассматривали это сооружение, проявляя к нему интерес любителей древностей, понятный только тем, кто его разделяет, и, как нам всегда казалось, непостижимо чуждый прежде всего архитекторам, появился кюре и подошел к нам с братской учтивостью светского человека, способного с первого взгляда распознать себе подобных. По нашему багажу он сразу же догадался, что мы художники. Наша коляска на минуту заставила его усомниться в правильности этого предположения, но, войдя в церковь, он увидел Жадена с карандашом в руках, и тут все сомнения у него отпали; он пригласил нас заглянуть к нему домой. Это предложение было сделано с такой предупредительностью, он сопровождал его настояниями, столь естественными для парижанина в изгнании, а кроме того, в его словах чувствовалось столько сердечной теплоты, что мы, не колеблясь, приняли это приглашение и последовали за священником в его дом.