Страница 142 из 182
У Марко Бранди были свои причины не следовать во второй раз одним и тем же путем. Когда в Козенце воцарилось смятение, его никто не узнал, что было вполне понятно, ведь каждый был чересчур поглощен личными бедами, чтобы всерьез интересоваться чем-то еще, не имеющим отношения к происшествию, в результате которого половина города была полностью разрушена, а каждый новый толчок угрожал другой половине города, пока еще целой. И потому Марко направился в Сан Лючидо, а уже оттуда, заплатив рыбакам за проезд и плывя вдоль берега, был доставлен в Тропеа.
Прибыв в этот город, он одновременно узнал две совершенно неожиданные новости: метр Адам умер, а Джельсомина уже несколько дней живет у тетки; разузнав, где находится жилище доброй женщины, он нашел несчастную девушку в окружении множества девиц ее возраста, которые своими банальными словами сочувствия лишь усиливали горе, вместо того чтобы его ослабить, а горе Джельсомины было весьма велико, потому что, несмотря на ее капризный характер и беспокойный дух, у нее было доброе сердце и она любила отца от всей души. И вот, стоило ей увидеть, как отворилась дверь и на пороге появился тот, кого она любила, она почувствовала, что Господь посылает ей душу, которой можно излить свое горе, бросилась молодому человеку на шею и залилась слезами. А поскольку до того прошел слух, будто девушка собирается выходить замуж за друга своего брата, то в новоприбывшем все сразу же увидели жениха и, уступая естественному побуждению не проявлять назойливость, удалились, так что они остались одни.
Марко Бранди и не пытался утешать Джельсомину; напротив, он стал рассказывать ей о великолепных качествах ее отца, о своей любви к ней, обо всем том, от чего у нее, наконец, потеплело на сердце, и девушка нашла в слезах, которые он заставил ее пролить, единственное настоящее утешение, соразмерное ее горю. Затем мало-помалу среди слез страдания, словно луч солнца среди грозовых туч, стали прорываться слова любви; Марко Бранди перестал говорить о настоящем и перешел к надеждам на будущее; он напомнил о тех надеждах на их счастье, о тех планах для них, которые вынашивал метр Адам и которые они теперь, без него, обязаны осуществить; причем молодой человек настолько в этом преуспел, что в результате начал с проявившейся в нем чуткостью, быть может неожиданной для полудикого горца, снимать с глаз несчастной Джельсомины траурную пелену, застилавшую ей горизонт. Вначале она только слушала его, а потом стала ему отвечать: ведомая Смирением, она сделала первый шаг по направлению к Надежде.
К концу дня по городу прошел странный слух. Стали поговаривать, будто фра Бракалоне, проезжая через город на Валааме, чтобы, как обычно, собирать пожертвования в соседних деревнях, проронил несколько загадочных слов по поводу некоего воскрешения, которое может оказаться еще более горестным для семьи, чем сама смерть. И когда его стали расспрашивать о подробностях последних минут жизни метра Адама, францисканец, вместо ответа, лишь покачал головой, как человек, который ничего хорошего сказать не может, но не мешает каждому строить любые догадки, какие тот пожелает. Эти полуоткровения были доведены до сведения тетки Джельсомины; та же, не понимая, как это на свете может существовать нечто такое, что хуже смерти, довела до сведения племянницы все те слухи, каким мог бы дать надлежащее объяснение лишь один достопочтенный ризничий. Надежда в человеческом сердце угасает последней; вот и Джельсомина начала надеяться, еще не отдавая себе отчета в том, на что же именно она может рассчитывать. В эту минуту на повороте улицы показался фра Бракалоне вместе со своим ослом. Джельсомине захотелось подбежать к нему, но ее удерживала тетка. Однако в тот момент, когда фра Бракалоне следовал мимо ворот, Марко Бранди преградил ему путь и попросил зайти. Ризничий узнал давнего знакомого, которого, как и все, считал другом капрала Бомбарды и, полагая, что рано или поздно Джельсомине придется узнать правду, предпочел, чтобы она услышала все из его уст, ибо таким образом она будет уведомлена о случившемся со всеми предосторожностями, которые могут смягчить боль.
Фра Бракалоне оказался прав: новость, принесенная им, оказалась гораздо хуже того, что было известно. Метр Адам связался с бандой воров, метр Адам притворился мертвым, чтобы прямо в церкви, где его должны были похоронить, принять участие в дележе награбленного у государства, и это ничуть не удивляет тех, кто наблюдал его долгую и многотрудную борьбу с нищетой. И Джельсомина, будучи не в силах выдержать неистовство самых разнообразных чувств, последовательно охватывавших ее, по окончании рассказа фра Бракалоне упала без чувств в объятия Марко Бранди.
Марко Бранди был человек неглупый и знал из опыта, что женские обмороки бывают иногда продолжительными, но никогда не бывают опасными. И потому он передал Джельсомину на руки ее тетке, а сам повел фра Бракалоне в соседнюю комнату, где попросил его рассказать обо всем и со всеми подробностями.
Эти неизвестные Марко Бранди подробности содержали в себе немного нового для нашего читателя. Достойный ризничий, чему мы уже были свидетелями, покинул метра Адама в ту минуту, когда он понял, что забыл о самой существенной части данного им обещания. После примерно десятиминутного отсутствия он возвращался с необходимым облачением и вдруг услышал страшный шум в помещении церкви, где, когда он только что оттуда уходил, было тихо, как в склепе. Он подошел на цыпочках к двери, осторожно приоткрыл ее и увидел, как на клиросе добрая дюжина разбойников делила кучу золота. Фра Бракалоне, ни в малейшей мере не претендовавший на храбрость, ни единой минуты не намеревался в одиночку выступить против столь большого отряда. И потому он столь же бесшумно ретировался, как и подошел туда, и покинул аббатство, чтобы сообщить обо всем судье. У дверей этого почтенного служителя закона, занимающего весьма достойное положение в деревнях Калабрии и Сицилии, он встретился с эскортом, сопровождавшим почтовую карету, и тот в полном составе отправился туда же и с той же целью. Стыд стражников по поводу того, что они обратились в бегство почти без боя; страх перед увольнением, которое несомненно повлекла бы за собой кража доверенных им денег; желание продвинуться по службе, если бы им удалось взять реванш и вернуть сумму, которую они позволили похитить у себя; возможность легко захватить не готовых к обороне бандитов в ту минуту, когда они менее всего этого ждут, — все это придало стражникам смелости, на какой-то миг утерянной ими, и под предводительством фра Бракалоне они прошли в аббатство в тот самый миг, когда метр Адам обратил в бегство всю банду, встав в гробу и громогласно произнеся ужасные слова: "Душа чистилища!"
Ну а нашим читателям известно все остальное: бригадир вместе со своим отрядом, вместо того чтобы иметь дело с Паоло и его бандой, встретился в церкви всего-навсего с кумом Маттео и метром Адамом. Однако, поскольку украденные деньги находились там же, а оба достойных персонажа пребывали посреди кучи заряженного оружия, получилось, что именно они и были соучастниками, если не руководителями страшной банды разбойников, разорявшей эти места. Кое-кто даже додумался до того, что заявил, будто имя Марко Бранди всего лишь бандитская кличка метра Адама и, кроме уважаемого художника, на свете не существовало другого Марко Бранди.
Естественно, метр Адам и кум Маттео были препровождены в деревенскую тюрьму, а судье были представлены улики.
По мере того как фра Бракалоне вел свой рассказ, завеса тайны, до сих пор покрывавшая столь внезапное и неожиданное обращение Паоло и его товарищей, стала спадать с глаз слушателя. Ему, человеку, лучше чем кому бы то ни было знавшему о существовании настоящего Марко Бранди и невиновности метра Адама, было пока неясно только одно: почему тот притворился мертвым, что имело для несчастного лжепокойника столь ужасные последствия; однако теперь, поскольку фра Бракалоне не в состоянии был сообщить ничего иного, кроме известных ему самому маловразумительных сведений, он распрощался с храбрым ризничим, и тот вместе с Валаамом направился по дороге в сторону Никотеры; Марко Бранди же вернулся в ту комнату, где находилась Джельсомина.