Страница 140 из 182
— Бросьте оружие, мерзавцы! Беру вас под арест!
X
ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ
Прибыв в столицу Калабрии, Марко Бранди обнаружил, что пол города перевернуто вверх дном, уцелевшие дома пусты, а население бежало в поля: ночью в городе произошло землетрясение.
Накануне Марко Бранди провел ночь на уединенном постоялом дворе в трех льё от Козенцы. Как только он задремал, ему показалось, что кровать под ним едет сама собой, и он решил, что это ему приснилось. Утром он обнаружил, что находится посреди комнаты, а поскольку дневной свет пробивался через стену, треснувшую в двух-трех местах, то ему все стало понятно. Что касается владельца постоялого двора, то он спал менее глубоким сном, чем его постоялец, и, похоже, убежал при первом же толчке, оставив Марко Бранди в роли хозяина дома.
Марко Бранди, без малейших колебаний останавливавший на дороге путника или дилижанс, счел недостойным добропорядочного бандита покинуть постоялый двор, не заплатив. Он подсчитал, во что должны были бы обойтись ужин и ночлег, добавил к этой сумме несколько карлино служанке на чай, оставил все это на самом видном месте и вышел из дома, не без внутреннего беспокойства по поводу того, какие последствия имел для Козенцы толчок, который он ощутил до того слабо, что, как мы уже сказали, убедился в характере происшествия лишь на следующее утро. И действительно, чем ближе он подходил к городу, тем его опасения становились все более и более обоснованными: все дома, попадавшиеся ему по пути, несли на себе в большей или меньшей степени следы ужасных событий. Но зрелище стало еще более печальным, когда он поднялся на вершину горной гряды, возвышающейся над Козенцей со стороны Марторано, и перед его взором предстали размеры несчастья, охватившего весь город из конца в конец: хотя он и не видел еще всех подробностей, ему бросилось в глаза, сколь разнообразны и причудливы были его последствия. Так, посреди полностью разрушенной улицы возвышался совершенно нетронутый дом; другой дом, фасад которого был прежде обращен на север, полностью повернулся вокруг своей оси и теперь смотрел на юг; один из домов и вовсе исчез, провалившись в разверзшуюся пропасть; другой еле-еле держался на хрупких сваях и качался словно пьяный; в довершение ко всему, из груд развалин доносились такие жалобные стоны людей и рев животных, что даже у самых храбрых людей в жилах стыла кровь.
Марко Бранди двигался посреди всего этого опустошения, и сердце его разрывалось от опасений, что среди жертв мог оказаться и его отец, поэтому ему захотелось, найти хоть кого-нибудь, кто мог бы подать весть о нем. Но улицы были пустынны. Старый Плачидо Бранди жил в отдаленном квартале, в стороне, противоположной той, через которую шел его сын, и надо было пройти на другой конец города, чтобы узнать хоть что-нибудь. Подойдя к небольшой речке, прорезавшей город, Марко увидел, что она сильно обмелела и русло ее почти полностью высохло. Кое-где землекопы рыли сухое дно под руководством местных ученых, прочитавших у Иордана, что Аларих, похороненный в трех гробах — золотом, серебряном и бронзовом, — был погребен подо дном реки, специально отведенной воинами, а когда похороны были окончены, Бузенто было позволено течь по-прежнему. Но теперь уже не рука человеческая свершила столь многотрудное предприятие, гигантское по масштабу, теперь Господь дохнул на реку и — река исчезла. Марко Бранди подошел к работающим и спросил их, что они тут ищут, в то время как несчастные жертвы, оказавшиеся под обломками домов, тщетно взывают о помощи; те же ответили, что они ищут тело Алариха, захороненное здесь тысяча четыреста лет тому назад. Решив, что землетрясение свело жителей Козенцы с ума, Марко Бранди продолжил свой путь.
Примерно в двухстах шагах от этого места он увидел еще одну группу людей, состоявшую из одного старика, трех или четырех монахов и дюжины сестер милосердия. Они раскапывали дом, из-под развалин которого доносились жалобные крики. Марко подошел поближе и узнал в старике, руководившем работами, своего отца. Оба Бранди бросились в объятия друг другу, затем каждый из них взялся за кирку и все снова принялись за дело; им посчастливилось спасти женщину и двух детей.
Что же касается землекопов у Бузенто, то они находились на вершине счастья: им удалось откопать бронзовую лошадку, безусловно стоившую целое скудо.
Марко Бранди с отцом устремились к еще одному дому, в то время как ученые продолжали свои раскопки; целый день одни трудились, чтобы спасти живых, а другие — чтобы обобрать мертвого. А вечером, падая от усталости, Плачидо Бранди с сыном отправились домой (дом отца, один из трех на всю улицу, устоял и теперь возвышался над развалинами); ученые же разбили бивак прямо на дне реки.
А оба Бранди, придя домой, остались на ночлег в здании, которое могло, по существу, рухнуть с минуты на минуту, и проявили тем самым беспечную храбрость или до предела непоколебимую веру: чуть ли не одни они осмелились в эту ночь пребывать под крышей. Все жители города бежали на открытое пространство и наспех из бревен и соломы сооружали там какое-то подобие бараков. Этот поспешно сооруженный лагерь можно было бы по ошибке принять за готтентотский крааль, если бы не аристократия, всегда удирающая от опасности с удобствами — даже во время землетрясения; она нарушала дикое единообразие временных людских обиталищ, расположив повсюду немалое количество запряженных по всем правилам экипажей. Разместившись внутри их (кучера остались на облучках), владельцы экипажей сочли подобного рода пристанища более комфортабельными и, безусловно, менее вульгарными, чем бараки. В общем, вряд ли где-нибудь можно было 18*бы отыскать одновременно столько горя и печали, как в стане несчастных, где каждому было по ком или по чем скорбеть и наименьшие утраты были у тех, кто лишился одного лишь имущества.
Ночь была ужасной; надо отметить, что очередные толчки, следующие за первым, независимо от часа, когда землетрясение начиналось, повторяются обычно ночью. Похоже, что земля боится поддаться своим исступленным содроганиям в час, когда на нее взирает солнце, и ждет, когда ее повелитель уснет, чтобы снова впасть в лихорадку, которая заставляет ее стенать и корчиться, пожирая огнем, сжигающим ее чрево. И вот по земле проходит дрожь, колокола бьют сами собой, и крики "TerreMoto! TerreMoto!"[15]жалобно и пугающе раздаются вокруг; все сливается в погребальную симфонию шумов, жалоб и стенаний, которая, возносясь к небу, напоминает последний вздох одного из тех проклятых городов, о которых говорится в Писании. Старый Плачидо Бранд и, как и его сын, проспали не более двух часов; затем, несмотря на то что Господь, казалось, защищал их кров, они вышли из дома, но не для того чтобы бежать или предаваться мольбам и жалобам, как это делало большинство жителей, но чтобы попытаться оказать помощь тем несчастным, что, возможно, еще дышали, погребенные под развалинами собственных домов. Но отца и сына задержала на пороге странная процессия, направлявшаяся в их сторону. Это было примерно тридцать капуцинов, причем одни держали в руках факелы, а другие, обнаженные до пояса, нахлестывали себя веревками, утыканными гвоздями, и, проходя по городу, все они публично каялись в собственных грехах и грехах своих сограждан.
По пути их следования мужчины и женщины, словно привидения, выходили из развалин и преклоняли колени, вторя собственными молитвами тем, что распевали флагелланты, и отбивали такт, нанося удары по собственным плечам, откуда начинала струиться кровь. Старый Плачидо Бранди и его сын тоже встали на колени и начали, подобно прочим, петь святые литании. Но стоило мученикам, искупающим свои грехи, поравняться с ними, как Марко Бранди прервал молитву и схватил отца за руку: в предводителе флагеллантов он узнал своего помощника Паоло, а в прочих участниках процессии — остальных членов банды; все они, как он полагал, должны были бы находиться в горах Калабрии и заниматься совсем другими делами, а не публичным покаянием.
15
"Землетрясение! Землетрясение!" (ит.)