Две Дианы

— Пусть сейчас же войдет! Сейчас же!

Габриэль вышел и через мгновение вернулся вместе с хирургом.

Спрятавшись за дверью, Екатерина затаила дыхание.

Мария Стюарт подбежала к Амбруазу и, взяв его за руку, повела к постели больного, отрывисто бросая на ходу:

— Спасибо, что вы пришли, мэтр… Я надеюсь на вашу преданность, так же как и на вашу науку… Пойдемте скорее к постели короля…

Не успел Амбруаз Парэ опомниться, как уже стоял перед королем. Тот едва слышно стонал. Хирург внимательно всмотрелся в осунувшееся, словно иссушенное страданиями лицо. Потом наклонился над тем, кто был для него только больным, и осторожно прощупал опухоль.

Король почувствовал легкое прикосновение руки врача, но не смог приподнять отяжелевшие веки.

— Ох, болит! — жалобно прошептал он. — Больно… Неужто вы не поможете мне?..

В комнате было темновато, и Амбруаз жестом попросил Габриэля придвинуть к нему светильник, но Мария опередила Габриэля и сама посветила хирургу.

Тщательное и молчаливое обследование длилось минут десять. Потом Амбруаз Парэ — строгий, задумчивый — встал и задернул полог постели.

Мария Стюарт не смела нарушить его глубокого раздумья и только с тревогой следила за выражением лица Амбруаза Парэ. Что-то он скажет? Какой приговор?

Прославленный целитель низко опустил голову, и королеве почудился в этом смертный приговор.

— Ну что? — прошептала она, не в силах совладать со своей тревогой. — Неужели никакой надежды?

— Только одна и осталась, государыня, — ответил Амбруаз.

— Но одна все-таки есть!

— Да, есть, но, увы, она тоже не бесспорна, и если бы… если бы…

— Что — если бы?

— Если бы тот, кого я должен спасти, не был королем…

— Спасите его, обращайтесь с ним, как с простым смертным! — воскликнула Мария.

— А если у меня не получится? — возразил Амбруаз. —

Один Господь всемогущ. Не обвинят ли меня в сознательном убийстве? Ведь я гугенот…

— Послушайте, — перебила его Мария, — если он выживет, я буду всю жизнь благословлять вас, если же он… если погибнет, я буду защищать вас до самой своей смерти! Попытайтесь! Умоляю вас! Вы говорите, что это последняя возможность. Боже мой, было бы преступлением отказаться от нее!

— Вы совершенно правы, государыня. Я попытаюсь… если мне позволят… Если вы сами дадите мне согласие, ибо не скрою от вас: способ, о котором я говорю, нов, необычен и может со стороны показаться чересчур смелым!

— В самом деле? — ужаснулась Мария. — И нет никакого другого?

— Никакого, государыня. И есть еще время его применить. Через сутки, даже через двенадцать часов будет поздно. В голове короля образовался гнойник, и если немедленно его не вскрыть, то гной попадет в мозг — и смерть наступит мгновенно.

— И вы хотите сделать эту операцию сейчас же, на месте? — спросил кардинал. — Этой ответственности я на себя взять не могу!

— Вот вы уже и сомневаетесь! — усмехнулся Амбруаз. — Нет, для этого мне нужен дневной свет, а кроме того, я должен все хорошенько обдумать, проверить свою руку, проделать кое-какие опыты. Но завтра в десять часов я могу быть здесь. При операции можете присутствовать вы, государыня, вы, господин главнокомандующий, ну и, возможно, еще несколько человек, исключительно преданных королю! Липших никого, в особенности врачей! Утром я расскажу вам, что я намерен предпринять, и тогда, если вы дадите согласие, я с Божьей помощью использую эту последнюю возможность.

— А до завтра с королем ничего не случится? — спросила королева.

— Ничего, государыня… но особенно важно, чтоб король хорошо отдохнул и набрался сил перед операцией. Вот здесь, на столе, освежительное питье, я к нему прибавлю две капли эликсира. Пусть король сейчас же это примет, и вы увидите, что сон его станет спокоен и глубок. А вы следите… по возможности, сами следите, чтоб никто не потревожил его сон.

— Не беспокойтесь, мэтр. Я всю ночь не отойду от него, — заверила хирурга Мария.

— Это очень существенно, — заключил Амбруаз Парэ. — Теперь мне здесь больше делать нечего, и я, с вашего позволения, государыня, удалюсь.

— Идите, мэтр, идите, я заранее благодарю и благословляю вас! До завтра! — ответила Мария.

— До завтра, государыня, — сказал Амбруаз. — Надейтесь!

— Я все время буду молиться! А вас, граф, — обратилась Мария к Габриэлю, — я еще раз благодарю! Завтра будьте непременно здесь!

— Непременно, государыня, — отозвался Габриэль и, поклонившись королеве и кардиналу, удалился вместе с хирургом.

"Но я тоже там буду! — подумала Екатерина Медичи, все еще стоявшая за дверью. — Да, я буду там! Этот Парэ — смелый человек. Он, пожалуй, и впрямь спасет короля и тем самым погубит и свою партию, и принца Конде, и меня заодно! Вот сумасшедший! Я тоже буду там!"

XXXII

КАК НУЖНО ОХРАНЯТЬ СОН

Екатерина Медичи постояла еще немного за дверью, хотя в спальне короля, кроме кардинала и Марии Стюарт, никого не было и подслушивать, в сущности, было нечего. Мария Стюарт дала Франциску успокоительное снадобье, и он, как обещал Амбруаз Парэ, погрузился в спокойный сон.

Наконец в спальне настала глубочайшая тишина: кардинал, размышляя, сидел в кресле, Мария, преклонив колени, молилась.

Тогда Екатерина Медичи потихоньку вернулась к себе, чтобы, как и кардинал, поразмыслить о делах.

А между тем, если б она задержалась хоть на несколько мгновений, то узнала бы некоторые вещи, поистине достойные ее внимания. Помолившись, Мария Стюарт обратилась к кардиналу:

— Вам, дядя, стоит хоть немного отдохнуть, а если будет нужно, я вас позову.

— Нет, — возразил кардинал, — герцог де Гиз сказал мне, что перед отъездом лично повидает короля, и я обещал подождать его здесь. Кстати, не он ли идет?

— О, только бы он не разбудил короля! — воскликнула Мария и бросилась к двери.

Герцог де Гиз вошел бледный, возбужденный. Даже не поклонившись королеве и не спросив о здоровье короля, он сразу же подошел к брату, отвел его к окну и начал без предисловий:

— Ужасная новость!

— Что случилось? — забеспокоился Карл Лотарингский.

— Коннетабль де Монморанси во главе полутора тысяч всадников покинул Шантильи! Чтобы скрыть свое продвижение, он миновал Париж, и от Экуэна и Корбейля двинулся на Питивье через Эстонскую долину. Завтра он будет то своим отрядом у ворот Орлеана.

— Это и в самом деле ужасно! — произнес ошеломленный кардинал. — Старый проходимец хочет спасти своего племянника! Держу пари, что его вызвала Екатерина Медичи.

— Нужно думать не о ней, а о себе, — зло усмехнулся герцог. — Что теперь делать?

— Выступить с нашими силами навстречу коннетаблю!

— И вы сможете удержаться в Орлеане, если меня не будет?

— Увы, на это трудно рассчитывать. Жители Орлеана — народ грубый, да, кстати, еще и гугеноты. Они тянутся к Бурбонам… Хорошо, что хоть за нас Генеральные штаты.

— Но против нас л’Опиталь, имейте в виду. Трудное положение! А как король? — спросил герцог, вспомнив в минуту опасности о последней своей надежде.

— Королю худо, — ответил кардинал. — Но Амбруаз Парэ прибыл в Париж по приглашению королевы и берется завтра утром произвести какую-то отчаянную, но совершенно необходимую операцию, которая может привести к счастливому исходу. Будьте здесь к девяти часам, чтобы поддержать Амбруаза, если понадобится.

Герцог кивнул головой:

— Конечно, это единственная наша надежда: наше влияние кончится вместе с жизнью Франциска Второго! А для нас было бы неплохо отправить навстречу коннетаблю прелестный подарок — голову его племянника Конде. Это бы его устрашило, а может, и заставило бы пойти на попятный.

— Да, это было бы весьма убедительно, — поразмыслив, заявил кардинал.

— Но проклятый л’Опиталь всему мешает!

— Если бы вместо его подписи под приговором стояла подпись короля, — продолжал Карл Лотарингский, — все стало бы на свои места! Приговор был бы приведен в исполнение завтра же утром, еще до прибытия Монморанси.