Две Дианы

Так они и беседовали, уподобившись двум шулерам, которые играют по-своему честно, хотя и пользуются краплеными картами.

— Да, государыня, — вздыхал кардинал, — да, этот бестолковый канцлер л’Опиталь упорствует в своем нежелании подписать приговор принцу. До чего же вы, государыня, были правы, когда полгода назад открыто противились его назначению вместо Оливье!

— Упорствует? И нет иной возможности преодолеть его сопротивление? — спросила Екатерина, которая сама же внушала л’Опиталю мысль об этом сопротивлении.

— Я его запугивал, я перед ним заискивал, я всячески его улещал, — уверял Карл Лотарингский, — но он остался непреклонен.

— Но почему не воздействует на него герцог?

— Ничто не может стронуть с места овернского мула! К тому же мой брат объявил, что не намерен вмешиваться в это дело.

— В этом-то и главное препятствие! — заметила Екатерина, с трудом скрывая свою радость.

— Но есть один способ, которым можно обойти всех канцлеров мира.

— Есть способ? Какой же?

— Дать подписать приговор королю!

— Королю? Разве король имеет на это право?

— Да, и в крайнем случае мы к нему прибегнем.

— Но что скажет канцлер? — заволновалась Екатерина.

— Поворчит, по своему обыкновению, погрозит, что вернет печать… — спокойно ответил Карл Лотарингский.

— А если действительно вернет ее?

— Тем лучше! Помимо всего, мы еще и избавимся от крайне неприятного надзора!

Помолчав, Екатерина спросила:

— Когда, по-вашему, должен быть подписан приговор?

— В эту же ночь, государыня.

— А коща он будет приведен в исполнение?

— Завтра.

Королеву бросило в дрожь:

— В эту ночь! Завтра! И не думайте об этом! Король болен, слаб, он в полузабытьи, он даже не способен понять, чего вы от него требуете…

— Для того чтобы подписать, понимать не нужно.

— Но он же пера в руке не удержит!

— Его руку можно направить, — продолжал Карл Лотарингский, наслаждаясь ужасом, который сквозил во взгляде его любезной собеседницы.

— Прислушайтесь к моему совету, кардинал, — многозначительно проговорила Екатерина. — Конец моего несчастного сына ближе, чем вы предполагаете… Знаете ли вы, что мне сказал Шапелен, главный врач? Чудом будет, что он доживет до завтрашнего вечера!

— Тем больше шансов у нас поторопиться, — холодно заметил кардинал.

— Хорошо, но если Франциска Второго завтра не станет, на престол взойдет Карл Девятый и регентом при нем, вероятно, будет король Наваррский. Какой страшный счет он предъявит вам за позорную гибель своего брата! Не придется ли вам на себе узнать, что такое суд и приговор?

— Э, государыня, кто ничем не рискует, тот никогда не выигрывает! — горячо воскликнул раздосадованный кардинал. — И потом, кто знает, будет ли Антуан Наваррский регентом? Кто знает, не ошибся ли этот самый Шапелен? Король-то все-таки жив!

— Тише, дядя! — замахала руками Мария Стюарт. — Вы разбудите короля… Глядите, вы же его разбудили…

— Мари… Где ты? — раздался слабый голос Франциска.

— Я здесь, рядом с вами, государь.

— Как тяжело… Голова как в огне… А в ухе будто все время кинжалом ворочают. Эх, все кончено, со мною все кончено…

— Не говорите так! — разрыдалась Мария.

— Бедная, милая Мари! А где Шапелен?

— В соседней комнате. А здесь ваша матушка и мой дядя кардинал. Хотите на них взглянуть?

— Нет, нет, только на тебя, Мари… Повернись немного в сторону… Вот так… Чтобы мне хоть разок еще поглядеть на тебя…

— Мужайтесь, — заговорила Мария, — Бог милостив…

— Тяжело… Я ничего не вижу… плохо слышу… Мари, где твоя рука?

— Вот она… — всхлипнула Мария, припав головой к плечу мужа.

— Душа моя принадлежит Богу, а сердце — тебе, Мари! Навсегда!.. И умереть в семнадцать лет!..

— Нет, нет, вы не умрете! Боже, за что такая кара?

— Не плачь, Мари… Мы встретимся там… В этом мире я ни о чем не жалею, только о тебе… Мне кажется, что без меня ты будешь страдать… ты будешь одинока… Бедная ты моя… — Обессилев, король откинулся на подушки и погрузился в тяжелое молчание.

— Нет, вы не умрете, вы не умрете, государь! — воскликнула Мария. — Слушайте, есть еще одна, последняя возможность, и я верю в нее…

— Что вы этим хотите сказать? — удивилась Екатерина.

— Да, — ответила Мария, — короля еще можно спасти, он будет спасен. Существует на свете один знаменитый человек, тот самый, что спас в Кале жизнь моему дяде…

— Мэтр Амбруаз Парэ? — спросил кардинал.

— Да, мэтр Амбруаз Парэ! Могут сказать, что он окаянный еретик и что если он даже согласится помочь королю, то доверять ему все равно нельзя…

— Это сущая правда, — перебила ее Екатерина Медичи.

— А если я ему доверяю? Я! — воскликнула Мария. — Истинный гений не бывает предателем! Тот, кто велик, государыня, тот и благороден! Я послала за ним надежного друга, который обещал сегодня же его привести.

— И кто же этот друг? — спросила Екатерина.

— Это граф Габриэль де Монтгомери.

И не успела Екатерина рта раскрыть от возмущения, как г-жа Дейелль, первая статс-дама Марии Стюарт, вошла в комнату и доложила своей госпоже:

— Граф Габриэль де Монтгомери прибыл и ждет приказаний, государыня!

— О, пусть он войдет! Пусть войдет! — с надрывом крикнула Мария.

XXXI

ПРОБЛЕСК НАДЕЖДЫ

— Погодите! — властно отчеканила Екатерина Медичи. — Не впускайте этого человека, пока я не уйду. Возможно, вы и жаждете доверить жизнь сына тому, кто лишил жизни его отца, но я-то отнюдь не желаю снова видеть и слышать убийцу моего супруга! Все это возмутительно, а посему я удаляюсь до его прихода.

И она вышла, даже не взглянув на своего умирающего сына. Но зато, уходя в свои покои, она намеренно не задернула портьеру и, захлопнув дверь, тут же жадно приникла к замочной скважине, дабы слышать и видеть все, что произойдет в комнате короля.

Габриэль вошел в сопровождении г-жи Дейелль, преклонил колено, поцеловал руку королеве, низко поклонился кардиналу.

— Что скажете? — нетерпеливо спросила Мария Стюарт.

— Скажу, государыня, что я уговорил мэтра Парэ. Он здесь.

— Благодарю, благодарю вас, преданный друг!

— Но разве королю стало хуже, государыня? — шепотом спросил Габриэль, с беспокойством взглянув на бледного и неподвижного Франциска II.

— Увы, никакого улучшения! — всхлипнула королева. — Трудно вам было уговорить мэтра Амбруаза?

— Не слишком, государыня. Его и раньше приглашали, но в таких выражениях, что ему оставалось только отказаться. Ему заявляли, что он должен честью и головой поручиться за жизнь короля, даже не осмотрев его. От него не скрывали, что он, как протестант, опасен для гонителя протестантов. Словом, к нему проявили столько недоверия, ему ставили такие жесткие условия, что он вынужден был наотрез отказаться. Впрочем, посланцы не выказывали особой настойчивости!

— Неужели они в такой форме передали наши предложения господину Парэ? — усомнился кардинал. — Но ведь мы лично, мой брат и я, два или три раза посылали к нему людей, и всегда они возвращались с отказом, с непонятными отговорками. А мы-то думали, что наши посланцы — вполне надежные люди!

— Так ли оно было, ваше высокопреосвященство? — усмехнулся Габриэль. — Мэтр Парэ принял иное решение после того, как я передал ему милостивые слова королевы. Он убежден, что его намеренно, с преступной целью не желали допустить к больному королю.

— Тогда я начинаю понимать! — ответил Карл Лотарингский и прибавил тихо: — Я узнаю в этом милую ручку королевы Екатерины… И в самом деле: ей крайне невыгодно спасти собственного сына…

Между тем Мария Стюарт, предоставив кардиналу разбираться в том, что случилось, снова обратилась к Габриэлю:

— Так мэтр Парэ последовал за вами?

— По первому моему слову!

— Он здесь?

— Он ждет вашего разрешения войти.