Фортуния любит отчаянных

Я сделала знак сопровождающим, что возвращаемся назад.

Той же компанией мы устроили консилиум. Две фрейлины — мои подруги детства, а две горничные и камеристка когда-то были выбраны из множества желающих и проверены годами. Да, мои горничные, двойняшки Агни и Дагни, и камеристка Энни тоже состояли в нашем тайном кружке — частенько слуги знают больше, чем хозяева, и в дворцовых интригах одна горничная порой полезнее, чем три паркетных шаркуна.

Леди Сабина и леди Катриона как одна кусали губы. Я понимаю девушек. Кроме объяснимого беспокойства за меня они переживали и за свою собственную судьбу. За кого бы из семерых я ни вышла замуж, фрейлины мне не понадобятся. Что будет с ними, наперсницами опальной принцессы?

Горничные бегали на разведку. Выяснилось, что опасаясь ночной битвы у ворот капитан дворцовой стражи выставил оцепление вокруг великолепной семерки.

Я отправила своих фрейлин, Сабину и Катриону в тайные ходы послушать, о чем говорят в тех местах, куда горничные не доберутся.

Сабина — дочь архивариуса, и это она в свое время отыскала план ходов. Я не уверена, что ее отец знает об изысканиях дочери. По крайней мере, я никого не встречала в узких проходах, и паутина там, куда я не дотягивалась макушкой, оставалась нетронутой.

В пышных дворцовых платьях войти в проход невозможно, и я ввела собственную моду на платья из хорошей и красивой ткани, но удобные по фасону. Даже жаль, что не сделала этого раньше. Придворные дамы явились жаловаться папеньке, что дочь отказалась от двух положенных нижних юбок, носит одну тонкую и приказывает не крахмалить, а кринолины выкинула вон и накричала, чтоб эту гадость ей больше не показывали. Папенька ответил, что на дамские моды ему плевать — так и сказал. Что еще прибавил папенька про дамскую одежду, мне, как приличной дочери, слышать не полагалось, но благодаря тому, что нижняя юбка была всего одна, я подслушивала их разговор из-за фальшивой стенки. После папенькиной тирады о женском белье дамы, покрывшись пятнами, собрали все свои юбки и поспешили покинуть кабинет, а папенька очень смеялся им вслед.

Разумеется, Сабина и Катриона тут же заказали себе повседневные платья "в стиле принцессы". Иначе как же им участвовать в моих затеях?

Дверцу в проход замаскировали под дубовые панели, которые украшают нижнюю часть моей гостиной. Рычагом служит крюк, на котором висит "Пастушка на лугу" — миленькая картина над дверцей внутрь стены. Саму дверцу невозможно открыть полностью из-за расположения мебели, и к панели приходится протискиваться мимо тяжелого дивана, сгибаться вдвое и ползком пролезать в проем. Будь я чуть покрупнее, и пройти не удалось бы. Но переставлять диван я и не думала — ни у кого и мысли не возникнет, что в таком неудобном месте что-то есть. Мы не двигали мебель, чтоб не оставлять отпечатков на коврах — никто и не подумает, что в тот угол зачем-то ходят.

Вторая моя фрейлина, Катриона — племянница одного из дворцовых магов. Ей я обязана многими знаниями о магии, которые считались излишними для девушек. Мы вместе корпели над фолиантами, найденными в библиотеке, и над "заимствованными" ею у дяди книгами. Магия Катрионы была сильнее моей, что неудивительно в старинном магическом роду, но недостаточно сильна для Магической Академии, куда девушек берут только с высшим даром. Дядя, мэтр Дюрант, обучал племянницу тому, что, по его мнению, не повредит достойной леди. Остальное мы вычитали и опробовали сами.

Сабина была моложе меня на год, Катриона родилась на два месяца раньше меня. Я неустанно благодарю Фортунию за такую компанию.

Вернувшись из тайного хода, девушки сообщили, что Его Величество спит, советник надрался с горя и тоже уснул, остальные придворные рвут на себе волосы и молятся Юнонии, Зевесу и на всякий случай Афине Палладии. Очевидно, что выдав дочь замуж неизвестно за кого, Его Величество не будет счастлив, и как он отыграется на ближайшем окружении, можно только гадать. Несколько семей ждут, пока откроются ворота, чтобы убраться подальше.

Я бы тоже убралась подальше, но увы, после шестой вылазки в город тот ход, которым я пользовалась, обнаружили и засыпали. К счастью, он не связан с остальными.

Я попросила принести чай на всех, и теперь мы вшестером опустошали третью тарелку пирожных и перебрасываясь идеями. Мысль сразу стать вдовой была привлекательной, но я решила отложить ее на крайний случай.

— Интересно, — задумчиво проговорила Катриона. — Что будет, если в ворота одновременно войдут двое или трое?

— Наверное, — протянула Сабина, — Его Величество выберет из них самого... хм... Даже не знаю, достойного или напротив.

— Смотря, насколько сильно у него разболится утром голова, — буркнула я, пытаясь понять, что же такого меня зацепило в словах про двоих и троих. О да! — Катриона, я тебя обожаю. У твоего дяди еще остался тот порошок, который превращает металлы в пыль?

— Кажется, да. Что ты задумала?

— Пригласить во дворец всех семерых одновременно. И если мне не дадут выбрать мужа самой, все мои прежние шалости покажутся... шалостями.

Катриона отправилась по тайному ходу в башню дяди, Дагни принялась готовить бодрящий отвар на всех — я держала в покоях кое-какие травы, чайничек и нагревательный кристалл. Агни с Сабиной ушли к кузнецу — выпрашивать у него заготовки для ремонта ворот, на которых мы станем практиковаться.

Следующие два часа мы провели на чердаке над гостевым крылом дворца. Расставив вокруг служанок с кувшинами воды, мы с Катрионой и Сабиной пытались разделять металлический прут пополам. Порошок без толку осыпался.

— Прошу прощения, Ваше Высочество, — заговорила Дагни, — но если смешать с маслом...

Когда девушки принесли с кухни горшочек масла, дело пошло на лад, вот только слишком медленно. Катриона нахмурилась, припоминая дядюшкины опыты, и вскоре мы с ней посылали огненные шарики в изрядно измазанный смесью металл. Не зря мы когда-то, забавляясь, научились отмерять равные силы в одно и то же мгновение.

Закончив приготовления мы легли поспать оставшиеся до рассвета три часа. Фрейлины в таких случаях ночевали со мной, благо, принцессе полагалась необъятная кровать, Энни заняла софу в гостинной, Агни и Дагни уместились на лежанку в каморе для прислуги.

Едва посерел горизонт, как прикроватный артефакт противно зазвенел.

Мы с Катрионой переоделись гвардейцами и выбрались из дворца. Катриона владела слабеньким отводом глаз, но в предрассветный час караульным хватило.

— Да поможет нам Фортуния, — прошептала подруга.

— Фортуния любит отчаянных, — ответила я известным присловьем. — Идем.

Семерка спала среди луж, устроившись прямо у ворот.

Мы слаженными движениями измазали петли створок и отошли на три шага назад.

Наши с Катрионой жужжалки и мертвого поднимут, не то, что этих бойцов. В мгновение ока все были на ногах, а караульные высыпали из-под крыши.

— А? Что? Уже? Кто здесь?

Катриона пустила рой искорок для привлечения внимания, я сделала ей знак, и четыре совершенно неотличимых друг от друга огненных шарика полетели к целям.

Семерка не подкачала. Едва ворота зашатались, как пихаясь и переругиваясь бойцы навалились на прутья, и стоило петлям окончательно рассыпаться, как все оказались внутри. Капитан дворцовой охраны уже бежал к бывшим воротам с криком "Я так и знал! так и знал!" Но оказавшись рядом, отдал четкие распоряжения. Первое: доложить, кто все же был первым. Караульные рявкнули "Не могу знать". Судя по спокойствию, капитан ничего другого и не ожидал. Второе: всех семерых обыскать, оружие отнять, поселить на третьем этаже гостевого крыла и приставить караульных. Третье: усилить охрану проема и поднять кузнецов. Четвертое, уже лично мне: "А вы, Ваше Высочество... Вы... Вы сами будете с Его Величеством объясняться! А сейчас в свои покои шагом марш!"

Спорить я не стала.

Справедливо рассудив, что нас непременно разбудят, когда Его Величество осознает масштаб бедствия, мы снова разбрелись по кроватям.