Моя горькая месть

Бред.

Как и то, что я смогу ее убить — себя легче, чем Веру.

Разумеется, это был обман. Вера подорвалась, разблокировала дверь, и выскочила наружу, скользя на мокрой траве. Убегает, опять бежит от меня, и снова я за ней, лишь чудом перехватить успеваю, пока в лесу не скрылась. Обхватил на тонкие плечи, вдохнул ее запах — такой же, как раньше, даже более яркий.

Вера и сама стала ярче и притягательнее — невозможно устоять, невозможно не прикасаться. Хочется и больно сделать, и ласкать, сжимать до синяков, и просить прощения неизвестно за что.

Любить до умопомрачения, каждую секунду любить.

И чтобы она любила.

— Я буду драться! — всхлипнула, и пнула меня по ноге.

Слабая.

— Ты дура, Вера. Это была шутка, не сделаю я тебе ничего, — язык заплетается — от алкоголя или ее пьянящей близости, тяну Веру к машине, и прижимаю к ней, зажимаю в тиски — не вырвется.

— Тогда зачем за город вывез? Ты совсем больной? — зарыдала она, а я смаковал ее злость и облегчение, пока Вера не опустила голову мне на грудь, щекой прижимаясь. — Сукин сын, ненавижу тебя, ненавижу…

Ненавидит, знаю. И шутка была жестокой, зато сейчас мы вдвоем. Вера рядом, и больше никого на несколько километров — мы будто не за городом, не у леса, а в свободных водах. На нейтральной территории, а значит, все, что в прошлом было, не считается.

Бесконечно желанная женщина рядом, и можно забыть и о ее признании, и обо всем остальном. Хотя совесть продолжает выгрызать нутро, что я не должен ее обнимать, и желать не должен, совесть голосом сестры говорит, кричит даже.

Но мне плевать.

— Пошутил, и хватит. Вези меня домой, твой отец вытащил меня полуголую и без денег, — Вера подняла на меня заплаканное лицо, прижала к щекам кулаки, как маленькая, и носом шмыгнула, добивая меня.

Сейчас она полна искренности, а иногда — лжи, девушка с двойным дном, девушка с тенью.

— Утром отвезу, а сейчас…

Подхватил Веру на руки, и вернулся в тепло машины, посадив к себе на колени. И сделал то, что давно хотел — притянул ближе, заставил прижаться грудью, и поймал ее губы своими.

Глава 6

Я никогда не любила пьяных людей. Более того, я их боялась с раннего детства — добра я от алкоголя не видела. Мама, моя родная мама, начинала пить с самого утра, и становилась злой.

Жестокой. Не такой, какой должна быть мама. Впрочем, она и будучи трезвой не была со мной ласкова.

Нет, она никогда меня не била, даже не кричала, но ее агрессивный взгляд в мою сторону, ее невнятный шепот, что я — камень на ее шее, они сводили с ума. А вот те люди, которых мама приводила к нам домой — они не стеснялись, и… разное было.

Лучше не вспоминать.

Потому я и предпочитала быть не дома, а на улице. Да даже на жутком чердаке соседа, где я иногда ночевала — полном паутины, старого, рваного тряпья и прочего хлама было лучше. Где угодно лучше, лишь бы не с пьяным человеком.

И Влад не удивил, я почти смирилась с тем, что не увижу больше Полину, ведь он сильнее — даже после больницы, даже после бутылки виски он сильнее, он всегда доминировал надо мной, подавлял. Но эта была шутка, всего лишь шутка — самая несмешная в моей жизни.

— Не смей! Убери руки от меня! Влад! — поцелуй обжог губы, опалил дыханием, и я отодвинулась насколько смогла. — Неужели ты думаешь, что я стану с тобой спать?

— Раньше тебя ничего не смущало, — в голосе его раскаты грома, которые всегда сводили меня с ума в такие минуты.

Когда только я и он. Наедине, упивались близостью друг друга, а мира за окном не существовало вовсе, и я растворялась в любимом человеке, даря себя без остатка: все, что есть забирай.

— Раньше я не знала, что ты такой подонок. Пусти! — пропищала, руками в его грудь уперлась, а Влад лишь смеется в ответ на мои слова.

Он псих, он сошел с ума. Думает, что я монстр, всегда думал, и спал со мной. Да и сейчас хочет, извращенец чертов, а я не могу так — с ненавистью, с желанием наказать. Только не с ним, только не так.

— Ты всегда это знала, не притворяйся, — Влад резко надавил на мою талию, еще крепче к себе прижимая, и это, будь он проклят, действует на меня.

Как на женщину действует близость любимого мужчины.

Он пьян, он неадекватен, напугал меня до чертиков, но я хочу его. Хочу, как раньше, чувствовать его сильное, обнаженное тело, слышать тихие, сдавленные стоны, когда он во мне. Хочу кричать, упиваясь той эйфорией, которую лишь Влад дарил мне, вбиваясь членом на всю длину. Хочу, чтобы Влад, как раньше, дождался моего оргазма, довел меня до края сумасшедше-быстрыми движениями, а потом отправился бы следом за мной.

Непроизвольно поерзала на его бедрах, и у Влада окончательно сорвало крышу.

Дикий, болезненно-сладкий поцелуй в шею, поцелуй-метка, поцелуй-пытка, и движение бедрами, чтобы я почувствовала тугую эрекцию. Чтобы почувствовала, как Влад меня хочет, и что именно будет, если я его не остановлю.

— Я не хочу! — солгала я и ему, и себе.

— Зато я хочу, очень хочу, — прошептал, и снова накрыл своими губами мои.

Он не целовал, он пил меня, подавлял, вгрызался, на клочья рвал. Без шансов спастись — я, будто, тоже пьяна, и с жаром отвечала на его поцелуй со вкусом виски. И уже сама двигала бедрами навстречу, раскачивалась в нетерпении — между нами всего пара клочков одежды, и… и плевать на все, я заслужила эту ночь.

Завтра я заберу Полю, и уеду как можно дальше, а сейчас я забыться хочу, попрощаться.

— Ты тоже хочешь меня, маленькая. Даже в этом солгала, — Влад, задыхаясь, просунул руку под шорты, и накрыл мой пульсирующий лобок через трусики.

Я всхлипнула, а Влад сам застонал, почувствовав, насколько я хочу его.

— Влажная, соскучилась по мне, да? — прошептал, и отодвинул трусики, а затем я почувствовала его пальцы, сжавшие клитор.

— Нет! — экстаз прострелил — такого не было, когда я сама себя ласкала, хотя я знаю свое тело, но только он, только Влад мог довести меня до пика. — Хватит!

Это нужно остановить, это неправильно. Я жалеть буду, и ни черта я не заслужила эту ночь. Как и Влад — он просто играет, над собой и надо мной издевается.

Но он не слушает, да я и сама не пытаюсь больше сбежать. Настойчивые пальцы разогревают меня все сильнее, размазывают влагу по клитору, проникают внутрь снова и снова. А у меня голова кружится — еще пара движений, еще совсем немного, и я кончу. Вцепилась дрожащими пальцами в плечи Влада, и посмотрела в его дикие глаза.

— Хочешь мой член, Вера? — он опустил голову, и неожиданно накрыл губами мою ноющую грудь, а я выгнулась навстречу этой ласке, ставшей последней каплей. Впрочем, долго она не продлилась. Голос Влада донесся как издалека: — Что это такое? Что за херня?

Резко трезветь неприятно, это как нырок в холодную воду. Экстаз схлынул, кожа покрылась мурашками, и я быстро соскочила с бедер Влада, прикрывая рукой промокшую майку на груди.

— Это молоко, я ведь сказала, что у меня маленький ребенок. Отвези меня домой, мне нужно к дочери, — попросила я, сжав кулаки от злости на саму себя.

Протрезвела не я одна.

Я не смотрела на Влада, отвернувшись к окну, но почувствовала, я всегда его чувствовала — теперь он поверил. Было бы странно после этого неловкого интимного поцелуя не поверить в то, что я мамой стала. Майка неприятно промокла, и больше всего я бы хотела выскочить из машины, и сбежать.

Вот только это нереально. Ни сбежать, ни вызвать такси, ничего. Вся надежда на пьяного Влада за рулем, и Бог знает, что еще ему придет в голову.

— Ребенок. Дочь. Ты родила, и… твою мать, от кого, Вера? — голова закружилась от этого вопроса, от тона Влада, в котором неприятие и неприязнь. И обида.

— Заводи машину, не заставляй меня в сто двадцать пятый раз просить тебя отвезти меня домой.

— От кого? — настойчиво переспросил Влад, и мы, наконец, тронулись. Надеюсь, что он домой меня везет, а не в еще одно уединенное место, чтобы жестоко пошутить. — Отвечай, Вера, от кого ты родила?