Моя горькая месть

От тебя, идиот. Да никто даже не дотрагивался до меня больше, кроме одного недобровольного поцелуя с Кириллом. Но сказать об этом я не могу, нельзя рисковать.

Да, не все мужчины чадолюбивы, и мой отец, прекрасно зная, что я его дочь, не принял меня в новую семью. Влад, узнай он о Поле, возможно, тоже бы плюнул на свое отцовство… и это тоже одна из причин, почему он никогда не узнает о дочери.

Пренебрежение мной я переживу, пренебрежение дочерью — нет.

А еще Влад может забрать Полину у меня, и тогда я сломаюсь. Просто с ума сойду от тоски, даже понимая, что дочери лучше жить в богатой семье, ни в чем не зная отказа. Или не лучше, деньги идут рука об руку с жестокостью, и пусть лучше мы без денег будем, зато людьми останемся.

— Вера!

— От тебя я родила, Влад, — ответила со смешком, помня, что лучшая ложь — это правильно поданная правда. — Ты рад?

Если рад, то радость это тихая и сдержанная. Впрочем, Влад никогда не поверил бы мне на слово, только предоставь я ему доказательства. Покажи я ему дочь, предоставь тест на отцовство — только тогда поверил бы.

— Ты можешь перестать издеваться, и ответить нормально?

— Расслабься, ты не знаешь отца моей дочери, имя я называть не собираюсь, — ответила с горечью, и поняла — вот теперь Влад верит мне.

И плевать, что он первым у меня был, Влад верит лишь в то, во что хочет.

— Расскажи. Если хочешь, чтобы я скорее отвез тебя к твоей…

— К Полине, — с нажимом перебила я.

— … к твоему ребенку, то рассказывай. Кто он, долго ли вы вместе, почему отпустил одну непонятно с кем этой ночью? — в голосе Влада хрипы раздаются.

Ревнует, псих чертов. Не любит, но хочет. Не нужна, но ревнует. Машину заносит на поворотах, и я закрываю глаза, молясь про себя, чтобы добраться до дома живой.

— Полине… два месяца, — сократила я возраст дочери. — Она — самое дорогое, что у меня есть, Влад. Я даже не знала, что можно так любить, пока она не появилась, потому, прошу, веди аккуратнее. Что касается отца Поли — мы не общаемся. Он — человек другого круга, и появился в моей жизни лишь для того, чтобы дать мне дочь. Это весь рассказ.

Влад кивнул, и я понадеялась, что разговор этот окончен. Район за окном знакомый, скоро я буду в спокойствии своей квартиры, благо, пробок нет из-за ночного времени. Осталось потерпеть всего ничего.

Пара мгновений рядом с Владом — все, что мне осталось. А дальше я сделаю все, чтобы больше его не видеть.

— Он не твоего круга, а моего, так?

— Да, — подтвердила.

— И вы не вместе, потому что…

Влад не договорил, повернул ко мне голову, глядя вопросительно, и я с силой толкнула его, заставляя на дорогу смотреть.

— Дьявол, Влад, веди нормально! Мы не вместе, потому что такова жизнь, — раздраженно бросила я, но поняла — его этот ответ не удовлетворяет, а значит, придется продолжать лгать. — Он женат, ясно? От жены уйти не мог и не хотел, повстречались, и я забеременела. Все, больше я на эту тему говорить не буду, тебя моя жизнь не касается! Рули к крайней девятиэтажке, это мой дом.

Еще минута, всего минута осталась в этой давящей тишине. Не думаю, что Влад разочарован — куда уж дальше после моего признания, что я Нику убила. Зря, наверное, но так хотелось боль ему причинить.

А хуже лишь себе сделала, он-то в моей вине не сомневался. Может, стоило правду рассказать? Может, тогда Влад бы понял? Знать, что родная мать — убийца гораздо тяжелее. Даже нелюбимая мать.

Нет, не могу я об этом рассказать, просто не могу. Мама больна была, не в себе, и не виновата она. И допустить, чтобы ее проклинали после смерти — это предательством будет.

— Мне жаль твоего ребенка, Вера, — после минутного молчания говорит Влад едко, и останавливает машину у подъезда. Фонарь снова разбили, темнота слепит глаза, как и снова подступающая болезненная горечь — я знаю, что Влад мне скажет.

— Не смей! — зашипела я, но он не обратил внимание.

— Боюсь представить, кого ты вырастишь — такую же сумасшедшую лгунью, думаю. Пока не поздно, отдай ребенка в нормальную семью, Вера, и не калечь еще одну жизнь. Какая из тебя мать? — Влад наслаждался каждым сказанным словом, а мне впервые захотелось его убить, растоптать, в порошок стереть за слова эти жестокие. — А теперь иди домой, как ты и хотела. Все, свободна.

Может ли сердце разорваться от боли? Раньше я думала, что это невозможно, а сейчас… сейчас понимаю, что еще немного, и я просто умру. Сердце то бешено билось, как птица в маленькой клетке, то останавливалось, замирало в предчувствии беды, ведь в гадких, жестоких словах Влада есть доля истины.

Я не умею жить. Не жила никогда, лишь существовала. И дочери могу лишь любовь дать, но любить и кошка умеет. А воспитание? Ориентиры жизненные? Я понятия не имею, как Полину подготовить к этому миру, и дико боюсь саму себя.

Что сломаюсь, и превращусь в родную мать, забившую на единственного ребенка из-за предательства мужчины. Или сойду с ума, и буду третировать своей любовью Полю, как приемная мама поступала, и испорчу этим дочери жизнь.

Но отдать Полю?

Нет! Едва представляю, что она не со мной, выть хочется, и такое чувство, что кожу содрали по живому. Не могу я ее лишиться, не могу! Влад просто пьян, Влад больно сделать хочет. Еще больнее, чем уже сделал.

И мне стало еще хуже от мысли, что я сейчас выйду из машины, а он уедет. И разобьется. Разобьется насмерть, и я узнаю об этом от Кати, которая снова ткнет меня носом в свой мерзкий смартфон, и тогда даже призрачной надежды не останется, что все у нас могло бы быть… нет, нельзя, чтобы Влад за рулем был.

И домой я его позвать не могу.

Ничего и никогда у нас уже не будет, но пусть он живет. Просто живет, а я счастлива буду этим.

— Проводи меня, — хрипло попросила я. — Говори, что хочешь, но проводи, пожалуйста до подъезда. Фонари опять побили, я боюсь.

Влад удивился. Ожидал ведь, что я прокляну его, и выскочу из машины, и я бы так и сделала, если бы не мои извечные страхи. Их всего два: Полину потерять, и его.

Никого ведь больше не осталось в моей жизни, всех потеряла.

— Ты не слышала моих слов? Проваливай, нет там маньяка. А если есть, это ему стоит тебя бояться, — Влад выдохся, запал прошел, слова начали звучать невнятно.

Может, домой его затащить, а через пару часов выставить, пока Польку не увидел?

Нет, не могу я так рисковать, просто не могу.

— Выходи из машины, — перегнулась через Влада, открыла дверь водительского, и начала толкать его. — Ну же, сам не убил, так другим это доверишь, да? Будь мужчиной, и проводи меня до подъезда, здесь всего пара шагов. Или ты так надрался, что ноги переставлять не можешь? Фу, как можно столько пить? Ты чертов алкоголик, Влад, просто позорище, во что ты превратил себя…

— Сделай одолжение, заткнись! — рявкнул Влад, и вышел из машины, заглушив мотор. Я быстро вытащила ключ, и вышла следом, заблокировав двери, на что он не обратил внимания… черт, во что Влад превратился?

На него смотреть больно. Еще немного, и фигура начнет оплывать, лицо уже потускнело — видно, что пьет, и пьет много. Даже травма его не остановила, неужели это пристрастие теперь навсегда?

— Все, проводил, уйди уже с глаз!

— У тебя телефон с собой? — спросила я, стараясь не обращать внимания на грубость. Влад промолчал, он едва ли понимает, что я хочу от него, и я обхватила его бедра руками, провела ладонями по ним, и нащупала в кармане смартфон. Захотела отодвинуться, но он не позволил.

Обхватил руками, нагнулся, и прислонился своим температурящим лбом к моему. А я решила не вырываться, не сопротивляться этой тишине между нами. Впервые за этот сумасшедший вечер мне хорошо не телом, а душой, которая к нему стремится. Всегда стремилась, всю жизнь, едва я увидела этого злого мальчишку.

— Вера, — прошептал Влад, не отстраняясь от меня, и от этого простого действа — моего имени, произнесенного им, я чуть не накинулась на Влада с поцелуями и ненужными признаниями. Вместо этого обхватила его лицо ладонями, запоминая жар его кожи, впитывая его в себя, стараясь в памяти сохранить накрепко, на всю жизнь. — Вера, почему ты такая сука?