Страница 65 из 83
— Смотри, Алекс! — заорал он, заправляя в пулемет очередную ленту. — Там еще, бегут!
Эффект неожиданности взял свое, и первые пару минут боя мы выиграли — но теперь немцы, похоже, сообразили, что им противостоят всего несколько десятков егерей и Одаренных — и огрызнулись в ответ. По металлу колокольни забарабанили пули. Пока еще стреляли не слишком метко, но вокруг старой кирхи понемногу становилось жарко: я скорее чувствовал, чем слышал, как егеря внизу вступили в бой, пытаясь хоть как-то защитить проходы внутрь. Да и Оболенскому наверняка приходилось несладко: в паре кварталов за домом с прожектором старый город заканчивался, но и за его пределами в Регенсбурге осталось достаточно солдат — и офицеры сгоняли их к нам со всех сторон.
Казалось, еще немного — и они пробьются прямо сюда. Выкурят нас с чердака гранатами и бутылками с зажигательной смесью, чтобы удержать южный берег.
Но не удержали. В очередной раз перезаряжая винтовку, я все-таки взглянул в сторону позиций французов — и увидел в темноте сотни фигур. Первыми с моста спускались Одаренные, прикрывая остальных Щитами и снося уцелевшие огневые точки магией — а уже за ними спешила пехота. Прямо на моих глазах солдаты перекинули мешки с песком, сдернули с опустевшего укрепления немецкий пулемет, развернули его — и тут же принялись лупить по улице в сторону Арнульфплац.
Некоторые падали, сраженные ответным огнем — и все же с каждым мгновением их становилось все больше. Фигуры в форме цвета хаки понемногу заполняли набережную и копошились, как муравьи, стаскивая в баррикады все, что попадалось под руку. В полусотне метров от нас идущая вдоль реки улица раздваивалась, немцы подступали с обеих сторон, громыхая по асфальту гусеницами панцеров — и все же им уже не хватало сил опрокинуть наступавших в реку и вышвырнуть обратно за Дунай.
Мы справились.
— Оставайся здесь. — Я хлопнул Жан-Поля по плечу. — И постарайся не поймать пулю, ладно?
— А ты куда?
— Помогу остальным. На улицах мой Щит сейчас нужнее, чем здесь.
Французские солдаты и офицеры и так справлялись неплохо — но и мой Дар едва ли оказался бы лишним. Создание ледяного моста через Дунай изрядно подсушило резерв, и восстановился он от силы наполовину, и все же на пару панцеров меня как будто еще хватало — так что не стоило заставлять союзников драться с железками без магии. Я спустился на чердак, потом вниз в кирху — и оттуда поспешил прямо на набережную.
Со стороны дальнего моста еще гремели выстрелы — зато здесь драться оказалось уже не с кем. Французские солдаты растаскивали тела в серой форме, освобождая путь орудиям и пулеметным расчетам, и, судя по всему, занимали дом за домом, отгрызая у немцев Регенсбург — кусочек за кусочек. Не знаю, сколько людей уже успели переправиться через Дунай — но явно достаточно, чтобы удержать и берег, и несколько кварталов старого города.
— Вот так ночка, друг мой… Впрочем — мы справились! Его величество непременно пожалует вам еще один орден.
Здоровенная фигура вынырнула из темноты мне навстречу. Оболенский куда-то подевал китель и ремни с подсумками. Видимо, забыл там, где его перевязывали — здоровенную ручищу чуть ниже плеча замотали в несколько слоев. Кровь уже успела просочиться сквозь бинты, но в целом князь выглядел свежим, полным сил — и сияющим, как начищенный пятак.
— Орден? Тогда уж всем нам, — усмехнулся я. — Вряд ли я смог бы сделать хоть что-то в одиночку.
— Пожалуй. Я не… — Оболенский заглянул куда-то мне через плечо — и вдруг заулыбался. — Нет, вы только поглядите!
Обернувшись, я увидел, как несколько человек поднимают над баррикадой у набережной флаг. Обычно солдаты вешали на дома или ратуши в захваченных городах не французское трехцветное полотнище, а родовой герб Габсбургов. Чтобы оказать почтение вернувшейся домой императрице Рейха — и заодно напомнить местным, кто здесь настоящий хозяин.
Но не сегодня. Я даже прищурился, вглядываясь в полумрак — но никакой ошибки быть не могло: в отсветах пламени на прохладном ветру полоскался двуглавый российский орел.
— Как некрасиво… И совершенно недопустимо! — Оболенский картинно покачал головой. — Нарушение всех мыслимых правил и приличий.
— Полностью согласен, ваше сиятельство, — кивнул я. — Полностью.
— Впрочем, мы ведь не можем прямо сейчас отчитывать бойцов… У нас еще слишком много работы — боюсь, пока придется оставить так. — Оболенский едва слышно усмехнулся в отросшую бороду. — Конечно же, если у вас нет возражений.
— Пожалуй, нет… Вы правы, друг мой — нам сейчас не до этого. — Я закинул винтовку на плечо. — Так что — пускай повисит.