Канцлер (Горчаков-7)

Глава 24

— Что вас так радует, князь? — поинтересовался фон Лихтенштейн. — Выглядите так, будто… Проклятье, вы буквально сияете!

Действительно — со стороны я наверняка напоминал кота, объевшегося сметаны: фамильярно забросил ноги на пустое кресло напротив, откинулся на спинку и прихлебывал из кружки крепкий ароматный кофе, довольно жмурясь от удовольствия. Утро в Ватикане выдался на удивление погожим, и площадь Святого Петра блестела, отражая первые лучи восходящего над крышами солнца. Это и само по себе изрядно подняло бы настроение кому угодно.

Но я радовался, конечно же, совсем по другой причине.

— Сияю? Вполне возможно. — Я выудил из нагрудного кармана крохотную книжечку в обложке с золотым тиснением и бросил фон Лихтенштейну. — Вот, полюбуйтесь. Мы с капитаном изловили весьма крупную рыбу.

Хотелось спать, тело все еще побаливало после ночной драки, хоть я и вкачал в него немыслимое количество магии — но даже это не портило совершенно замечательное утро. Мне приходилось слушать, что войны порой выигрываются не на полях сражений, а в кабинетах. И если так — я, кажется, выиграл свою в тесном грязном дворике в районе Трастевере.

Или хотя бы начал выигрывать.

— Что?.. — Фон Лихтенштейн неловко наклонился вперед — но все-таки успел поймать удостоверение. — Вальтер Золленберг?..

— Полковник Абвера, второе управление, — торжествующе отозвался я. — Не мелкая сошка — раз уж его назначили руководить работой группы в Риме. И более того — подозреваю, что он может быть лично причастен к смерти… К смерти родителей вашего высочества. — Я повернулся к Хельге. — Такая же грязная работа, как взрыв в Ватикане. Канцлер наверняка полностью доверяет Золленбергу — если уж отправляет обстряпать подобные делишки.

— Охотно верю! — Хельга сердито громыхнула чашкой об стол. — Но как он нам поможет? Вряд ли герру полковнику не терпится выложить тебе все и сразу.

— Это не так важно. — Я пожал плечами. — Само присутствие Абвера здесь, в Риме — фактически, плевок в лицо Святому Престолу. Едва ли понтифик простит такое, и последствия непременно будут. Не знаю, какие именно — но канцлер им уж точно обрадуется… К тому же теперь у нас есть прямые его доказательства измены семье покойного кайзера — покушение на ее высочество.

— Возможно… даже если если никто из пленников не признается, — задумчиво отозвался фон Лихтенштейн. — Мы сможем выставить это в нужном свете — и это привлечет на нашу сторону и знать, и народ, и даже кого-то из армейских чинов.

— Именно так я и подумал. — Я отставил опустевшую чашку. — Священная Римская Империя устала от войны, и канцлеру наверняка уже задают вопросы, на которые он едва ли в силах ответить… Абвер прокололся один раз — если уж слухи о покушении дошли даже до княжества Лихтенштейн. А значит, непременно проколется снова. Может, не сегодня и не завтра — но люди все равно узнают правду о преступлениях против короны и всего германского народа. И тогда…

— Вы на удивление дальновидны для столь юного человека. — Фон Лихтенштейн улыбнулся и чуть склонил голову. — Могу только согласиться с вами: действительно — политикой канцлера довольны не все. Он обещал легкую и быструю победу, но война идет уже почти полгода, а панцеры Рейха продвинулись не так уж и далеко — и за каждый километр пути на восток им пришлось заплатить не одной сотней жизней. Еще летом весь германский народ пылал жаждой мести за смерть любимого кайзера, но теперь, когда матери хоронят детей… Настроения изрядно изменились. Людям как никогда нужен тот… та, кто остановит это безумие — и должен сказать, — Фон Лихтенштейн перевел взгляд на Хельгу. — Что многие даже из столичной знати ждут возвращения вашего высочества.

— Всего одна по-настоящему крупная неудача на восточном фронте, — отозвался я, — и канцлер лишиться всякой поддержки. И Вена готова будет встретить законную хозяйку и наследницу рода Габсбургов.

— Хотела бы я разделить ваш оптимизм, господа, — проворчала Хельга. — Но я слишком хорошо знаю канцлера Каприви. Он держит весь Рейх железной перчаткой — и вряд ли разожмет пальцы, если я попрошу.

— Может, и так. И все же канцлер — всего лишь председатель имперского совета. Тот, кого монарх вправе назначить своей властью — или сместить. — Фон Лихтенштейн чуть подался вперед. — А людям нужна принцесса, ваше высочество — и, клянусь Богом — они ее получат.

— Нет, ваше сиятельство. — Я рывком поднялся из кресла и шагнул к окну. — Они получат королеву.

Впору было сделать театральную паузу, чтобы в полной мере насладиться произведенным эффектом. Вряд ли даже прокатившаяся по полу граната вызвала быть хоть половину эмоций, что я наблюдал. Хельга закашлялась и едва не уронила чашку. Фон Лихтенштейн держался чуть лучше — не дернулся, не издал ни звука — но глаза вытаращил так, что они стали вчетверо больше и, казалось, готовы были выскочить из орбит и покатиться по мягкому темно-красному ковру.

— К-королеву? — зачем-то переспросил он.

— Именно так. — Я развернулся на пятках и зашагал по комнате. — Вести о покушении и заявление ее высочества об измене канцлера и его роли в гибели кайзера непременно привлекут старые рода Рейха на нашу сторону. А значит, мы сможем собрать собственную армию, а не ждать помощи от Жозефа или Георга… И к тому же не повредит заранее усилить позицию законной наследницы германского престола на переговорах. — Я остановился и закончил: — Королева — равная среди равных. К ней придется прислушаться — нравится это кому-то, или нет.

— Не смеши… не смешите нас, князь. — Хельга раздраженно махнула рукой. — Принцесса в изгнании — это еще не так нелепо, но коронация за пределами государства… Надо мной будут смеяться все — от крестьянских детей до курфюрстов!

— Не посмеют, ваше высочество. Даже курфюрсты — если на вашу прелестную голову возложит венец сам Папа Римский. — Я сложил руки на груди. — Это позволит на законных правах носить древний титул Romanorum imperator augustus, вместо титула отца — electus imperator Romanorum.

— Римский император август… — пробормотал фон Лихтенштейн — он то ли кое-что смыслил в латыни, то ли просто был изрядным знатоком истории и средневекового права. — Вместо избранного императора.

— Именно так, ваше сиятельство — кивнул я. — Коронация Папой когда-то обладала не только сакральным смыслом, но и политическим. С монархом, которого признал Святой Престол, придется считаться всем остальным — и не только католиком.

— В этом мире есть только одно, с чем будут считаться — сила. — Хельга сердито сверкнула глазами-льдинками. — Армия или капитал — неважно. У меня нет ни того, ни другого.