Страница 48 из 144
В 1822 году, в последний день масленицы, по всей цепи альпийских гор прокатилось землетрясение; спустя тридцать семь минут после толчка значительное количество желатинообразной массы животного и растительного происхождения вышло из труб обоих источников — серного и квасцового.
Пришлось бы слишком долго описывать всевозможные кабины и различные системы душей, которые по назначению врачей принимают там больные. Температура воды в душах разная, температура же воздуха в кабинах одна и та же, а именно, тридцать три градуса. Только в одной кабине, носящей название Ад, гораздо жарче, и причиной тому более мощная водяная струя: стоит затворить двери и форточку этой кабины, как приток наружного воздуха прекращается, и ее тотчас же наполняют горячие пары. Из-за этой поистине адской атмосферы частота пульса больного доходит до ста сорока пяти ударов в минуту, а пульс некоего англичанина, страдавшего чахоткой, достиг двухсот десяти, то есть трех с половиной ударов в секунду. Именно в эту кабину и отвели злосчастного заводчика, шляпа которого так и осталась висеть там на вешалке.
Спуститься к горячим источникам можно через вход, расположенный в пределах городской черты: он представляет собой проем шириной три фута, забранный решеткой и носящий название «Змеиная дыра», поскольку от одиннадцати утра до двух часов дня там скапливается множество ужей, привлеченных как теплом солнечных лучей, ибо этот проем обращен на юг, так и горячими парами, вырывающимися из этой своеобразной отдушины. Проходя там в указанное время дня, вы непременно увидите несколько этих рептилий, наслаждающихся тем и другим теплом, солнца и пара, а так как они отнюдь не ядовиты, местные мальчишки приручают их и затем пользуются ими, чтобы выудить у путешественников несколько мелких монет, как это делают наши торговцы ваксой или мылом для выведения пятен.
Решив осмотреть все достопримечательности Экса, я направился к водопаду Грези, который находится в трех четвертях льё от города и пользуется печальной известностью из-за несчастья, случившегося в 1813 году с госпожой баронессой де Брок, придворной дамой королевы Гортензии. В самом водопаде, впрочем, нет ничего примечательного, кроме глубоких воронок, выдолбленных водой в скале: в одной из них и погибла эта красивая молодая женщина. Когда я осматривал водопад, уровень воды был низким, и потому обнажились отверстия трех воронок глубиной от пятнадцати до восемнадцати футов; в их внутренних стенках, источив скалу, вода проделала ходы сообщения, через которые она низвергается в ручей, бегущий тридцатью футами ниже и такой узкий, что можно без труда перепрыгнуть с одного его берега на другой. Королева Гортензия, пожелавшая полюбоваться зрелищем падающей воды, приехала в сопровождении г-жи Паркен и г-жи де Брок, которая ступила на доску, перекинутую через самую большую воронку, и хотела было опереться на зонтик, но, промахнувшись, опустила его в стороне от доски; утратив точку опоры, она наклонилась всем телом вбок, доска перевернулась, г-жа де Брок вскрикнула и исчезла в бездне: ей было двадцать пять лет.
Королева приказала воздвигнуть на месте ее гибели памятник, на котором начертана надпись:
ЗДЕСЬ
10 ИЮНЯ 1813 ГОДА ПОГИБЛА В ВОЗРАСТЕ 25 ЛЕТ НА ГЛАЗАХ У СВОЕЙ ПОДРУГИ ГОСПОЖА БАРОНЕССА ДЕ БРОК.
О ПУТНИК,
ПРИШЕДШИЙ СЮДА,
БУДЬ ОСТОРОЖЕН,
ПРИБЛИЖАЯСЬ К ЭТОЙ БЕЗДНЕ:
ПОМНИ О ТЕХ,
КТО ТЕБЯ ЛЮБИТ!
На обратном пути вы увидите в стороне от дороги, на берегу горной речки Бе, железистый источник Сен-Симона, открытый г-ном Депине-сыном, врачом из Экса, который велел построить здесь небольшой классический фонтан и высечь на нем не менее классическое имя богини Гигеи, а несколько ниже надпись: «Фонтан Сен-Симона». Не знаю, имеет ли это имя какое-нибудь отношение к имени пророка наших дней.
Водой из этого источника лечат болезни желудка и лимфатической системы. Я попробовал ее мимоходом, и на вкус она показалась мне довольно приятной.
В Экс я вернулся к самому ужину. Когда он закончился и сотрапезники разошлись, я отметил, что ни один из них не пожаловался даже на малейшие колики в животе. Ну а я так устал от своих прогулок в течение дня, что сразу же отправился спать.
В полночь меня разбудил громкий шум и яркий свет. Моя комната была заполнена купальщиками; четверо из них держали в руке горящие факелы; все они пришли за мной, приглашая меня подняться вместе с ними на гору Ла-Дан-дю-Ша.
Бывают шутки, которые тот, кто стал их предметом, в состоянии оценить лишь тогда, когда он сам хоть немного разделяет веселость и задор окружающих. Разумеется, когда те, кто, пребывая после ужина, оживленного болтовней и вином, в приподнятом настроении и опасаясь, что отход ко сну положит конец их буйному веселью, предложили провести остаток ночи вместе и совершить подъем на вершину Ла-Дан-дю-Ша, чтобы встретить там восход солнца, это должно было встретить горячую поддержку у всей остальной компании. Но я, который лег, спокойный и усталый, в надежде мирно проспать всю ночь и которого внезапно разбудили, выслушал это неуместное предложение, как нетрудно понять, без особого восторга. Такая холодность показалась необъяснимой моим скалолазам: они решили, что я еще не вполне проснулся, и, чтобы привести меня в полное сознание, схватили меня вчетвером за руки и за ноги и положили на пол посреди комнаты. Тем временем кто-то из них, еще более дальновидный, вылил на мою постель всю воду, неосмотрительно оставленную мною в умывальном тазу. И хотя эта мера предосторожности не сделала предложенную прогулку более заманчивой, она сделала ее, в сущности, неизбежной. Так что я смирился со своей участью, притворившись, будто мысль взобраться на гору мне чрезвычайно нравится, и несколько минут спустя уже был готов отправиться в путь. Всего нас собралось четырнадцать человек, включая двух проводников.
Проходя по площади, мы увидели Жакото, закрывавшего кафе, и немца, курившего последнюю сигару и допивавшего последнюю бутылку пива. Жакото пожелал всей компании приятно провести время, а немец крикнул нам вдогонку: «Шастливого пути!..» Напутствие показалось мне не очень уместным…
Мы переправились на другую сторону озера Ле-Бурже, чтобы добраться до подножия горы, на которую нам предстояло взойти; вода в озере была синяя, прозрачная, спокойная, и казалось, что в глубине его мерцает столько же звезд, сколько их было в небе. На западном берегу озера высилась, словно белое привидение, башня Откомб, а между нею и нами тихо скользили рыбачьи лодки: на носу каждой горел факел, и пламя его отражалось в воде.
Если бы мне можно было побыть здесь одному, целыми часами грезя в какой-нибудь одинокой лодке, я, конечно, не пожалел бы ни о прерванном сне, ни о теплой постели. Но вовсе не для этого я пустился в путь: я сделал это для того, чтобы развлекаться. А потому я развлекал-с я!.. Странная штука человеческая жизнь: в погоне за развлечениями люди постоянно проходят мимо счастья!..
Мы стали взбираться на гору в половине первого ночи; весьма любопытно было смотреть на это факельное шествие. К двум часам ночи мы преодолели уже три четверти подъема, но отрезок пути, который нам оставалось пройти, был настолько труден и настолько опасен, что наши проводники устроили привал, чтобы дождаться первых лучей солнца.
Как только рассвело, наше восхождение продолжилось, но вскоре подъем стал таким крутым, что мы почти касались грудью склона горы, по которому тянулась наша вереница. Каждый проявлял всю свою ловкость и силу, цепляясь руками за вереск и кусты, а ногами — за шероховатую поверхность скал и неровности почвы. Было слышно, как из-под ног у нас вырываются камни и катятся под откос, крутой, словно скат крыши, и, провожая их взглядом, мы видели, что они достигают поверхности озера, синяя гладь которого расстилалась в четверти льё под нами; проводники и те не могли оказать нам никакой помощи, так как их поглощала забота найти для нас наиболее удобный путь; лишь время от времени они советовали нам не оборачиваться, чтобы избежать дурноты и головокружения, и эти советы, сделанные резким, отрывистым голосом, лишний раз доказывали, что опасность свалиться вполне реальна.