Ловушка для птички

— Тебя нужно раздеть, — выпаливает, помогая мне сесть.

Ловко сдергивает с меня кофту, стаскивает штаны вместе со стрингами. Теперь мы на равных, но от этого неловко еще больше. Под кожей зарождается дрожь. Пробую обхватить себя руками, но Ник не дает. Разводит их по сторонам и смотрит. С какой-то лютой жадностью рассматривает шею, грудь, живот… Задерживается на зажатом бедрами треугольнике. Я инстинктивно подтягиваю колени вверх. Сжимаюсь еще больше, сдерживая детонирующее внутри желание.

Обхватив у основания шею, он медленно и с нажимом ведет рукой вниз. Я непроизвольно вздрагиваю, когда доводит до груди и поочередно сжимает полушария, а потом склоняется и так же последовательно целует их, обводя языком ореолы сосков. Перед глазами все плывет, в животе разливается жар.

— О боже, — вырывается из меня.

Опускаю руку ему на затылок, запускаю пальцы в волосы.

— Не я здесь бог, — шепчет, влажно целуя шею. — Это ты божественно прекрасна, — кладет руки на колени и настойчиво раздвигает их в стороны, — Искришь и переливаешься. Манишь, с ума сводишь… Хочу тебя.

Тепло его дыхания щекочет кожу. Она стала необычайно чувствительной.

— А-а-а, — снова получается непроизвольно.

Никита стоит на коленях между моих ног и прожигает взглядом. Не делает ничего особенного, только смотрит и мягко поглаживает раскрытые бедра, множа вожделение в геометрической прогрессии. Энергообмен настолько мощный, что ощущается физически. Кожу покалывает, внутри назревает определенная вибрация. Мы просто трогаем друг друга и уже на пике. Нам можно практиковать тантру.

Снова целуемся. Наши губы трутся и ласкаются, языки сплетаются и танцуют особенно чувственный танец. Я тону в знакомом вкусе и запахе.

— Будешь сверху? — спрашивает Ник, оторвавшись, — Хочу тебя трогать. Везде.

Я подвисаю. Это что-то новое в наших отношениях. Он всегда решает сам, а тут вдруг предложение. Пока я удивляюсь, он устраивается между подушек и тянет меня на себя. Ничего не поменялось, я не так уловила интонацию, он утверждал, а не спрашивал. Мой постельный диктатор неисправим.

Я перекидываю ногу и опускаюсь. Просто сажусь, соприкасаясь с твердой плотью ровно как надо. Цепляюсь пальцами за его плечи и немного ерзаю. Пожалуй, тантру мы оставим на потом, этот горячий член остро нужен мне внутри.

— Поцелуй меня еще, — прошу и тянусь к губам.

Это поцелуй не такой нежный, как прошлый. Мы завелись и на трепетные ласки больше не способны. Бешено сцепляемся и сосемся, как малолетки. Во рту и между ног одинаково влажно и горячо.

Возбуждение стремительно нарастает. Дышим, как два спринтера. Кислород в легких вмиг сгорает, пульс срывается и несется на максималках.

Я трусь и вжимаюсь, Ник толкается навстречу и трогает, как обещал, везде. Гладит плечи, спину, бедра… Настойчиво сжимает грудь, потом прихватывает за попу, пытаясь насадить меня на себя. И тут я вспоминаю:

— Защита.

— Что? — он не понимает.

Обхватывает за талию и приподнимает. Помогая себе рукой, направляет член в меня. Влажная головка упирается в пульсирующий клитор и скользит ниже…

У меня в глазах темнеет. Забываю сделать вдох. Замираю и концентрируюсь на ощущениях. Уже начинаю опускаться и словно выныриваю:

— Презерватив, Ники!

— Тсс, не порть момент. Доверяй мне, доверяй…

Он придавливает, и я послушно опускаюсь, принимая его в себя. Ловлю долгожданное чувство заполненности, но тут же подскакиваю:

— Опасно без защиты. У меня овуляция. И вообще… Нам так нельзя.

Вид у него жутко недовольный.

— Все нам можно. Ты у меня одна, я у тебя, надеюсь, тоже. Не переживай, прервусь. До-ве-ряй, — не то просит, не то требует.

— Однажды додоверялась, — бубню и слезаю с него.

— Ты забеременела с презервативом и все равно резинке доверяешь больше, — в голосе слышится обида.

— Я секса хочу не меньше твоего, но рисковать не буду.

Начинаю отползать, собираясь встать и уйти.

— Стой, Соня, — звучит в спину, — Обсудим варианты?

Я поворачиваюсь и смотрю с недоумением. Ник прищуривается.

— Орального секса у нас не было тридцать шесть месяцев.

— Дни посчитать не успел? — прыскаю.

— Дохера дней, Птичка. Наверстывать и наверстывать, — вздыхает и руку на плечо кладет, — Анального не было вообще.

— Даже не мечтай! — выпаливаю и отворачиваюсь, чувствуя, как щеки заливает краска.

— Ты запрещаешь?

Рука властно ложится поперек живота. Он притягивает меня, утыкается носом в шею. Шумно тянет в себя мой запах. Только этого мне хватает, чтобы завестись по новой. Под его рукой в животе горячо, но пугающе пусто и я хочу вновь почувствовать недавнюю заполненность.

Глажу его руки, извиваюсь и постанываю. Он зацеловывает спину, плечи, шею. Гладит живот и притирается сзади.

— Попробуем?

Я понимаю, о чем спрашивает и снова краснею. Молчу. Знаю, что молчание можно расценить, как согласие, но я теряюсь в своих ощущениях.

Его рука спускается ниже. Пальцы умело ласкают. Он знает, как мне нравится и делает все идеально, заставляя изнывать от жгучего желания. Кажется еще немного, и я соглашусь на любой вид секса, лишь бы он продолжил.

— Ники, я боюсь, — признаюсь из последних сил, — До одури хочу тебя, но на эксперименты пока не готова, прости.

— Мы не остановимся, малыш, — урчит этот соблазнитель, — Из двух страхов выбери меньший.

— Ты обещал прерваться. Я тебе верю. Доверяю.

— Окей, трусиха. Но мы вернемся к этому разговору, — усмехается и не давая опомниться, входит в меня, — Экспериментировать мы будем, — жарко шепчет и начинает двигаться во мне.

«Я связалась с извращенцем», — это моя последняя связная мысль. Дальше я улетаю в свой личный рай.

Никита шепчет еще что-то крайне пошлое и возмутительное, его фантазии заводят.

К финишу я прихожу раньше, сказывается перевозбуждение. Ник держит слово и прерывается, изливается мне на спину. В этот момент никаких страхов не существует. Меня и самой как будто нет. Таю в его руках, тону его запахе, растворяюсь в его флюидах и словно исчезаю, чтобы возродиться и признать, что люблю его больше жизни.

Глава 35

Сорок пять страниц текста мелким шрифтом я прочел дважды. После долго не мог прийти в себя. Смотрел в одну точку и переваривал. Отправь она мне хоть одно из этих сообщений, все было бы иначе.

Я не думал, что значу для нее так много. Вернее, думал, что не значу. Птичка никогда не говорила, что любит. Всегда держала эмоциональную дистанцию и избегала темы совместного будущего.

Три года назад она смотрела на меня влюбленными глазами, при этом старательно оберегала свою личную территорию и неустанно демонстрировала независимость. Она явно не выглядела равнодушной, но я отдавал себе отчет, что могу принимать желаемое за действительное. Сам-то втрескался по уши и готов был об этом кричать на каждом повороте. Помню, как сталкерил за ней, искал в приложении, потому что выудить номер телефона у ее подруги не получилось. Как потом мы вечно спорили, когда она делила ресторанные счета. Даже за номер в Париже умудрилась перевести половину стоимости, хотя тогда мы уже встречались. Я признался ей в любви, она не ответила.

Когда три недели назад встретились снова, Соня смотрела на меня иначе — враждебно и с опаской. Пускать в свою жизнь категорически не хотела. Откровенных разговоров избегала. Сама инициировала, первой соскакивала. Морозилась даже после того, как всю ночь сладко стонала подо мной. С одной стороны это бесило, с другой — нехило заводило. Вновь появился азарт обладает ей, несмотря ни на что.

То, что она родила от меня дочку, стало шоком. При ближайшем рассмотрении и глубинном понимании — приятным. Пусть я лошара, который не додумался посмотреть дату рождения девочки, но все же — по жизни везунчик. И дочь моя, и чувства ко мне у Птички всегда были. Она призналась.

Пока она моется в душе, я расплываюсь по подушке: теперь никуда от меня не денется.