Ловушка для птички

— Если ты думаешь, что таким, как ты, все можно — то это не так. Здесь — не так, по крайней мере, — говорит и горделиво задирает подбородок.

— Иди сюда, — зову с ухмылкой. — Не трону я тебя…

Подходит.

— …Если сама не попросишь, — шепотом добавляю, когда приближается. — На, глотни! — предлагаю попробовать виски. Кривится и отворачивается. — Сонь, мы поговорим, и ты поедешь. Если захочешь. Но я так не могу. Надо выяснить, что происходит.

— Ты меня преследуешь — вот что. Домогаешься!

Со свистом выдыхаю воздух из легких. Вот на фига она это делает? Продолжает бесить!

— Посмотри сюда, — ставлю стакан на столешницу кухонного острова и тыкаю рядом пальцем. — Помнишь, что происходило здесь сегодня утром? Давай просто закончим начатое и разойдемся. Как тебе предложение? Ну согласись, странно взрослым людям вот так дразниться. Ты же сама пришла вчера.

— Надо было пользоваться моментом, — говорит и смущается.

Глазки в пол виновато опустила: школьница двойку получила.

— Ты уснула. Утром нас прервали, — напоминаю и подхожу вплотную.

Вдыхаю ее запах. Чем же от нее так вкусно пахнет?

— Значит, не судьба, — дергает плечом, а глаз не поднимает — знает, что как только законтачимся взглядами, разговаривать будет сложней.

Оттягивает момент.

— Никогда не верил в эту хрень. Судьба, карма, гороскопы…

— По гороскопу у нас шикарная совместимость, между прочим, — выдает и улыбку прячет.

— Вот как? Интересовалась, значит, — тоже улыбаюсь и понижаю голос. — А в твоем гороскопе случайно не было информации, как долго целеустремленному красавчику Стрельцу нужно завоевать упертую красотку Овна?

Легонько провожу тыльной стороной ладони по скуле. Большим пальцем задеваю нижнюю губу. Соня вздрагивает, но не шарахается и не отталкивает.

Глава 13

Как мы вообще могли любить друг друга?

София

Как мы вообще могли любить друг друга?

Не так я представляла себе этот вечер, совсем не так.

Готовилась. Одежду долго подбирала, украшения меняла, волосы по-разному укладывала. В итоге сделала высокий хвост и надела простое платье-футляр. Кажется, сделала все, чтобы не провоцировать его. Даже место встречи выбрала так, чтобы рядом находились общие знакомые.

По телефону я чётко озвучила, что между нами могут быть только деловые отношения. Обосновала почему и призналась, что несвободна. Надеялась, что Гордиевский понял и перестанет корчить из себя мачо.

Напрасно.

Никита изменился. Стал грубым и хамоватым. Ведет себя бесцеремонно, временами развязно. Вообще не парится о том, что его слова или действия могут навредить. Перед Тимуром опозорил, перед родителями Дани скомпрометировал. И с Машей из-за него почти разругались, когда я попросила отказаться от его заказа.

Никак не могу выбрать правильную тактику поведения с этим наглецом. Игнорирую — злится, взываю к разуму — бесится. Заводится с пол-оборота. Остается поджать лапки и делать только то, что пожелает наш мистер самоуверенность.

А желает он поскорее раздвинуть мне ноги.

В очередной раз оказываюсь в его элитном логове. Охреневший Гордиевский просто заносит меня туда на плече, как мешок картошки. Плевать хотел на мои протесты, еще и наказывает за сопротивление. Попа горит от его шлепков.

Идиотизм какой-то! Меня в жизни никто не бил по заднице. Да, драться и обзываться я начала первая, но он сам довел меня до этого.

Его наглости нет предела, равно как и моему возмущению. В сердцах выпаливаю, что заявлю в полицию, но Никите по барабану. Отмахивается от моих угроз и с довольной ухмылочкой глушит дорогущий виски.

Стою посреди его кухни и теряюсь: как быть дальше? Ситуация совершенно дурацкая, и чувствую я себя непонятно: и убить его хочется, и прижаться к нему всем телом. Это точно раздвоение личности.

— Смотри сюда, — тычет пальцем на кухонный остров и пристыдить меня пытается. — Помнишь, что происходило здесь утром?

В ответ во меня вскипает огненная лава. Еще бы не помнила! Как забыть, если каждая клетка тела все еще пропитана нашей страстью?!

Он подходит вплотную, проводит пальцами по щеке. Окружающее нас пространство начинает знакомо сжиматься. Воздух становится тяжелым и густым, вдыхать его с каждой секундой сложней. Его грудь тяжело вздымается, я же, напротив, почти не дышу.

Теплая рука властно ложится на поясницу, запуская по напряженному телу волну мелкой дрожи. Пытаюсь её сдержать, да только бесполезно: всё внутри трепещет от его близости. Как бы сильно он ни злил, эта долбанная химия между нами всё ещё работает.

— Ты ведь понимаешь, что мы не должны? — задаю вопрос и задумываюсь.

Я его спрашиваю или себя? Осознаю ли я, что нам нельзя сближаться? Абсолютно точно, но сил нет как хочется!

— Ты ведь понимаешь, что мы не остановимся? — задаёт встречный.

Урчит, котяра, своим фирменным шёпотом, и я готова мурлыкать в ответ. Этот его хрипловатый приглушенный голос — какой-то запрещенный приём. Что-то вроде двадцать пятого кадра. Работает стопроцентно!

Поддаюсь давлению руки и прижимаюсь к его груди. Утыкаюсь носом в футболку, улавливаю тёплый аромат кожи и блаженно прикрываю глаза. Я так скучала по его запаху, первое время он мне даже снился.

— Ты все такой же: видишь цель — не видишь препятствий.

— Ты все такая же: зачем-то упираешься и борешься с собственным желанием.

Я не вижу его лица, но знаю, что говорит с улыбкой.

Он ошибается. Жгучее, раздирающее изнутри желание изматывает тело почти сутки. Бороться с ним бесполезно. Я проиграла в этой борьбе, толком ее не начав. Потому и прячу глаза. В них столько этого желания беснуется, что он вмиг считает, и тогда тормоза окончательно сорвет. У обоих.

Нельзя! Нам нельзя сближаться, — повторяю, как мантру, а сама прижимаюсь к нему. Слышу, как частит его сердце, и невидимые импульсы беспричинного счастья пронзают мое собственное.

Никита легонько поглаживает поясницу. Его ладонь горячая, а меня озноб пробирает. Все волоски на теле поднимаются, делая кожу пупырчатой. Это заметно, и мне неловко.

Немного отстраняюсь и кладу ладонь на его предплечье.

— Ты хотел поговорить, — напоминаю, хотя понимаю, что его фраза про «поговорить» — просто замануха, чтобы усыпить мою бдительность. Мог не стараться: она еще со вчера в отключке.

Никита прищуривается, в несколько глотков допивает виски и отпускает меня.

Идет к холодильнику, жмет клавишу ледогенератора и подставляет стакан. Кубики льда сыплются с характерным треском. Ёжусь и обхватываю себя руками. Он ушёл — и стало холодно.

Смотрю на его плечи и спину, обтянутую тонким трикотажем тенниски именитого бренда, спускаюсь взглядом ниже. Задница у него классная, конечно. И в целом фигура шикарная — идеальный перевернутый треугольник. А у Дани скорее овал. Он вроде и не толстый, но плечи покатые и бедра круглые.

— Нравлюсь? — спрашивает Гордиевский, развернувшись. Как будто мысли мои читает.

— Нравишься. Иначе что я тут делаю? — вздергиваю подбородок и рублю правду.

— Я тебя сюда на плече занёс, София! — звучно смеётся.

— Я позволила тебе это сделать, — спорю и улыбаюсь с хитрецой.

Он снова смеется.

— Пусть будет так. Спасибо, что позволила.

Берет бутылку, тонкой струйкой льет виски на лед в стакане. Протягивает.

— Не люблю чистый, — морщу нос и мотаю головой.

— На столе банка «Колы». Смешать?

— Думаешь, напьюсь и стану приставать?

— Было бы неплохо, — он потирает кончик носа.

Обманывает. Ему не нравятся инициативные девушки, он предпочитает доминировать. Это я точно знаю. Интересно, если сейчас разденусь, лягу и раздвину ноги — откажется? Или не упустит возможность отыметь меня?

На миг представляю себя голой на кухонном острове, и низ живота начинает пульсировать.

Чёрт! Я хочу этого. Хочу, чтобы Гордиевский меня отымел. В кухне, в спальне, на улице у машины — все равно где и в какой позе!