Просто друзья

И взрыв. Яркий. Но опасный. Он отражается в глазах каждого, кто смотрит на него. Столб бело-оранжевого цвета, что заканчивается черными мазками где-то там наверху, в небе.

Когда человек видит, как на его глазах происходит что-то ужасное, гибельное, то наша логика, критическое мышление засыпает. Будто их не было и нет. Когда произошла трагедия башен-близнецов, многие люди убегали не в сторону спасения, а в обратном направлении, именно в эпицентр смерти. Так и я сейчас, бегу к тому огню. Не понимаю зачем и что я хочу там увидеть, просто бегу изо всех сил. К тому месту, где царит хаос.

Я не обращаю внимание на крики, на руки людей, что пытаются меня задержать. Моя цель только тот столб дыма и огня. Пахнет горько, соленый и терпкий вкус какого-то машинного масла, горючего и краски застревает в носу, оседает в легких.

— Мила, стой, — голос, что смутно кажется мне знакомым. Сейчас все смутно, отдаленно. Ведь это не главное.

— Лиля?

— Не надо туда, — в ее глазах страх. Они огромные и полны слез.

— Какая машина?

— F-ка

Перед глазами плывет, а ноги почему-то стали ватными. Такого никогда не было. Я сильная и никогда не падаю, ни при каких условиях. Только и в этот раз программа дала сбой.

Выдергиваю руку и пячусь от нее спиной назад. Грудь сжимает каким-то огненным кольцом.

— Нет! — кричу я.

Я снова бегу вперед. Дыхание жесткое. Воздух вечером стал прохладнее, он сжимает горло и я чувствую першение от этого холода. Только все это вторично. Сейчас главное добежать. До него.

Слезы скатываются, их подхватывает ветер и уносит. Была бы красивая картина, если ее нарисовать. Бегущая к своей любви. Только я знаю, что творится у девушки в душе.

Машина Глеба перевернута и полыхает. Слышен треск стекла и взрывы, что не идут ни в какое сравнение с тем, что мы слышали. Но зрелище от увиденного попадает в самое сердце. Такое забыть нельзя. Черным пятном оно будет являться во снах, нагоняя ужас и страх. За жизнь, за будущее, за свое счастье.

Крик Глеба разрезает пространство, он дикий. Вой раненого. Его держат пара парней. Я понимаю, что это ребята из соседних машин, что ехали следом. Но Глеб ничего не видит и не слышит. Пытается сбросить себя эти путы, вырваться. Ругань, маты, крики, ор. Эта катастрофа коснулась каждого, она видна в глазах каждого.

Я вижу Глеба живым. Сейчас для меня это главное. Только среди всех собравшихся нет Марата.

Глава 29

Глеб

За несколько часов до…

За столом собралось не больше десяти человек. Все такие важные, в костюмах. Я среди них. На мне темно-серая двойка и белоснежная рубашка. Галстук игнорирую. Он давит и мешает.

Хотя Мила пару раз пыталась уговорить меня его нацепить. Потому что так “правильно”, мать твою. Не для меня, шоколадка, не для меня.

Разговоры на повышенных тонах, чувствуется напряжение в воздухе. Поднеси спичку — может рвануть. Бахнуть, как бочка с топливом.

Меня никто не хочет слушать, хотя понимаю, что мое предложение резонное. Да, в некотором роде рискованное, но я уверен на сто процентов, что выстрелит.

Смотрю на отца и пытаюсь поймать его взгляд. Бесполезно. Он весь внимания на другом человеке, своем заместителе. Тот вещает полную ахинею.

— Отец, — пытаюсь я обратить на себя внимание.

Получаю только указательный палец в ответ, с немой просьбой помолчать.

С каждой минутой споры перерастают в настоящие баталии. Я на корабле и вражеский корабль готовится идти на абордаж.

Снимаю пиджак и вешаю на спинку стула, а рукава засучиваю. В кабинете становится невыносимо жарко. От споров, от давления друг на друга, да от количества находящихся здесь людей тоже.

— Павел, ты понимаешь, что мы физически не сможем потянуть эту кампанию. Мы можем потерять львиную долю капитала, — кто-то пытается переспорить зама отца.

Тот тоже получает укоризненный взгляд и указательный палец. Ну хорошо, что не средний, отец.

Откидываю голову назад и закрываю глаза. Шум, который раздражает как зудение комара. Понимаю, что накатывает просто бешеная усталость. От происходящего, от этих людей, от разговоров. Хочу в свою малышку и гнать по трассе. Чтобы по одну сторону было море, а по другую горы. Серпантин. Я никогда не ездил так. И сейчас я отчаянно этого желаю.

Встаю со стула, забираю пиджак и иду к двери. К черту все.

Здесь мне места нет, а свое я еще не нашел.

— Глеб? — отец решил обратить на меня внимание.

— Что?

— Ты куда?

— Тебе есть дело?

— Я спрашиваю, ты куда?

— Ухожу. Здесь мне места нет.

Отец встает с кресла. Его еще пытаются как-то остановить. Жалкие попытки намекнуть, что разговор за столом еще не окончен. Знали бы они отца лучше, ни звука бы не проронили. Он смерил их таким взглядом, что невольно сам опустил глаза, не дай бог и меня заденет.

Выходим вместе в коридор. Риты нет. Может, и к лучшему. Разговор отца и сына не должен никто слушать.

— Что происходит, Глеб? Мне казалось, что тебе все нравится.

— Я не знаю, что происходит отец. Но сидеть, молчать и просто читать и перебирать бумажки мне мало. Я … ты сам хотел, чтобы я проявил себя, показал, что не зря учился. А что в итоге?

— Глеб, я не могу вот так просто делать все, что кажется тебе правильным.

— А я не говорю, что должен. Но ты же меня даже не слушаешь, не готов слушать. Я не хочу так, просто быть твоим придатком, который через пару лет займет твое кресло. Мне нужно другое. И хочу я другое.

— И что же ты хочешь?

— Именно сейчас — на море. Ехать по серпантину и ни о чем не думать. Арендовать кабриолет и ехать, — я закрываю глаза и представляю себе эту дорогу. Ни одной встречной машины. Только я, тот кабриолет, море и свобода.

Отец устало вздохнул. Растирает виски пальцами, будто от головной боли. Да, я, наверное, и есть его головная боль. Но, как показали наши последние разговоры, все-таки любимая, от нее не отречешься.

— Хорошо, я понял тебя. Иди отдыхай. Глеб, подумай, чтобы ты хотел от жизни. Не про гонки думай, не про скорость, и уж тем более о том, чем бы заняться, чтобы потрепать мне нервы еще больше. Правда подумай, что ты хочешь.

Кивнул, соглашаясь. Отец прав. Я запутался в своих желаниях и мечтах. И мне хочется разобраться, где он, мой путь.

— Па?

— М?

— На гонки то приедешь сегодня?

— Я же обещал. Конечно, приеду.

Он возвращается к себе в кабинет, а я направляюсь в свой. Тихой поступью, только я не крадусь. Я усталый хищник, с поникшей головой и печалью в глазах.

Так же устало опускаюсь в кресло и закрываю глаза. Перед глазами все та же дорога, а на языке уже чувствую соленый воздух свободы. Может, правда плюнуть на все и уехать?

Царапанье в дверь отвлекает. А потом она приоткрывается. Рита заглядывает и смотрит на меня.

— Разрешишь? — без спроса она теперь не входит ко мне в кабинет.

— Да, проходи.

— Павел Эдуардович еще на совещании? — интересуется она, хотя прекрасно знает, что это так. Очередной предлог, чтобы заговорить со мной.

— Как видишь…

— А ты?

— А я ушел.

— Глеб?

— М?

— У тебя что-то случилось? — голос вкрадчивый, будто боится переступить черту, что однажды мы с ней переступили. Теперь она более аккуратна.

— Рита, ты знаешь, о чем мечтаешь?

— Я?

— Угу, — глаза закрыты, я все еще пытаюсь вернуться в то райское место.

— Хм, как и все девушки, я мечтаю о любимом мужчине, — она опускает глаза, а щеки ее покрывает румянец, надо признать, это выглядит очаровательно, я даже склонился над столом, чуть сократив расстояние между нами, — о семье, о детях, — она поднимает свой взгляд, смотрит прямо в глаза. Красивые, зеленые, всегда они были мне интересны. — А ты?

Дежавю. Потому что пространство разрезает звонок. Снова та же мелодия, то же напряжение между нами. С неохотой смотрю на дисплей, хотя прекрасно знаю, чье имя там отражается.