Просто друзья

— Ну так пей и уходи! — закричала я не своим голосом.

— Да пошла ты, Апраксина-Навицкая!

За Соней закрылась дверь. А мне безумно захотелось кинуть в нее чем-нибудь. Злость разрушает. И внутри и снаружи. Она не конструктивна и опасна, но это выше меня.

Подхожу к рюкзаку и достаю пуанты. Через несколько выступлений мне предстоит выйти на сцену и быть улыбчивой, радостной. Невыносимая мысль, что выжигает изнутри как самый опасный яд, течет по венам, сжигает их, превращая кровь в этот самый яд.

Истерический смех казался мне чем-то отдаленным, будто кто-то еще есть в этой комнате. Он исходил из самых глубин обиженной души. Такой звонкий, но отчаянный. Так смеялась Мила.

— Этого не может быть, — беру в руки пуанты и понимаю, что мне отрезали атласные ленты. Запасную пару я сегодня не взяла. Эти новые.

Дешевое кино, в котором я играю. Ведь так поступила бы какая-нибудь героиня дешевой мелодрамы, чтобы устранить соперницу. Может, это правда кино? Или я сплю. Вот сейчас проснусь, увижу Глеба. Он снова лежит рядом и рассматривает меня сонную. Едва остывший кофе ждет меня на прикроватной тумбе. Самый желанный и самый вкусный. А потом была бы ласка, нежность, на которую не способен Глеб, но которой так жажду я.

Открываю глаза. Нет, это не постановка сюрреализма, не творчество господина Линча. Это моя жизнь, где любимый человек не поддержал меня, а лучшая подруга отвернулась.

Что остается делать мне? Миле Апраксиной? Позорно уйти со сцены, даже не показав самых простых па? Или гордо пройти сквозь стену завистников?

Говорят, что в самые отчаянные времена, когда тьма сгущалась до черного цвета, люди верили в лучшее. Но нет, я не буду верить. Я буду действовать.

Воспоминания из дневника Милы

Не знаю, сколько я так просидела у стены на полу. Казалось, целую вечность. Музыка в коридоре то стихала, то вовсе прекращалось. Все происходящее походило на постановку. А в каждом действии обязательно должна быть завязка, кульминация и развязка. На каком этапе нахожусь я?

Встаю медленно, мышцы немного затекли, кажется, что маленькие ежики колются своими иголочками.

Вспоминаю, что девчонки в раздевалке часто рассказывали истории об интригах, что царят в любом театре за кулисами и в кулуарах. То украдут важный костюм для выступления, то закроют кого-то в комнате, то подсыпят что-то. Мне казалось это все сказками. А теперь я думаю, на что способен человек, когда речь заходит о его мечте? Она перед тобой лежит на блюдечке, такая красивая, усыпанная сотнями драгоценных камней. Протяни руку — и она сбудется.

И что ждет этого человека, когда он заберет себе свою мечту? Будет ли его ждать то удовлетворение, которого он хотел? Что будет потом?

— Ну, что будем делать, Мила Навицкая? Или все же Апраксина? — задаю себе вопрос, глядя на себя в зеркало.

Внешне я осталась прежней. Но внутри что-то надломилось. Что-то важное, что воспитывалось и взращивалось годами. Только не могу дать этому определение.

Подхожу к шкафу, что напротив моего зеркало. Там висят разные платья для выступления, пачки, костюмы и маскарадные наряды.

— Кем ты хочешь быть, Мила? Черным лебедем или невинной принцессой?

В руках у меня белоснежная пачка. Она расшита мелким бисером, что свет преломляется, даря свечение. Это придаст образу невесомости и легкости. Будто в руках у тебя самое настоящее волшебство.

Я снимаю с себя тот ненавистный костюм, что нацепила на себя. Отшвыриваю его в сторону. Мерзкая и безвкусная вещь. Тряпка. И беру в руки ту самую пачку. Она определенно идет мне лучше.

Осталось разобраться с макияжем. Немного смыв с себя яркие краски на щеках и губах, наношу только красивые тени. На голове диадема принцессы. Я ведь она?

Остались пуанты. Без лент выступать нет смысла. При первом движении они просто спадут с ноги, а без них танцевать классический балет невозможно.

Мерзкая мысль, что подбросила мне та самая темная сторона, вторит забрать их у кого-то. Просто открыть любую сумку. Ведь у каждой балерины с собой может быть несколько пар. Танцевать все время в одних и тех же сложно. Они просто изнашиваются. А что делать, если в середине танца ты понимаешь, что твои пуанты разваливаются? Зашивать времени нет, хотя позже в раздевалках можно встретить балерину с иголкой и ниткой в руках. А еще можно старые пуанты заменить на новые. Например, Гришко. Их так любят наши девчонки с курса. Но лично я предпочитаю Блоч. Помню, в раздевалке мы спорили, какая из фирм лучше. К консенсусу мы так и не пришли.

Мои Блоч лишились лент, и не остается ничего другого, как танцевать в Гришко. Остается решить, в чьих именно.

Меня в тот момент не волновало, что будет с той, у которой я заберу пару новых пуант. Ни сочувствия, ни жалости, ни сострадания. Голый и холодный расчет.

Если посмотреть в зеркало, то в моих глазах можно увидеть этот холод.

Эмоциональная дыра, что образовалась внутри, затягивает в себя все хорошие воспоминания, благодарности и радости новых встреч. Засасывает все доброе, что когда-то было внутри меня.

Зойка сама виновата, что первая отвернулась от меня. Зависть и конкуренция не самые лучшие подруги.

Вспоминаю, как мы решили прогулять один класс. Прятались как всегда в нашем тайном уголке. Зойка ела свои любимые разноцветные драже. Я же наслаждалась карамельно-шоколадным батончиком.

— Мне кажется, Милок, что Никита к тебе неровно дышит, — Зойка с наслаждением забрасывала сначала только красные конфетки, а потом приступала к зеленым.

— Да ладно тебе, Зойка. Какое нравишься? Это же Никита. Мальчик с пшеничными волосами и доброй улыбкой. Мы знаем его с первого класса.

Тогда я впервые задумалась над ее словами.

— Точно тебе говорю. Он на тебя запал, — в то время в моих мыслях уже был Глеб, но Зойке я не признавалась, — слушай, а подойди к нему первая, а? Вот Соня обозлится!

— А причем здесь Соня?

— Потому что она запала на Никиту, — уверенно так сказала Зойка.

— Ты мне сейчас напоминаешь прозорливую сводницу, — засмеялась я.

— Вот те крест! Нравится он ей. Так приятно было бы ей насолить.

— Зачем?

— Что значит зачем? Ты конкурентка ей или кто?

— Зойка… это подло. Тем более мне Никита не нравится. А делать что-то и кому-то назло неправильно.

— Ты какая-то слишком правильная, Милок. Вот прям до тошноты.

Тогда я правда была правильная. Еще верная подруга, что бы Зойка обо мне не думала. Мне важны были чувства других. А сейчас ровно. Хотели, чтобы я насолила всем? Чтобы показала свое истинное лицо? Пожалуйста.

Зойкина сумка всегда была безразмерной. Такой баул, в котором чего только нет. Вон те цветные драже. Я со злостью беру, раскрываю их и разбрасываю по полу. Давлю ногами, что они крошатся на множество цветных осколков. Нахожу ее косметичку с самой дешевой косметикой и разбрасываю по всей гримерке. Она разлетается. Тени цветной пылью оседают на чью-то одежду, а помада отскакивает от зеркала и, открывшись, цепляет ярко-оранжевым следом ее куртку.

— Теперь вам нравится такая Мила? Добрая и доверчивая девочка, да? — снова хохочу. Мой смех — это смех злого тролля, которого выпустили из пещеры полакомиться.

Книга. Новая книга про любовь между одноклассниками, что изначально ненавидели друг друга. Зойка мне рассказывала, что давно хотела прочитать этот роман. Он занимает какое-то лидирующее место среди молодежной прозы. Я вырываю последние страницы и рву в клочья. На мелкие-мелкие кусочки. Если бы у меня была зажигалка, то спалила бы их, пока пепел на осел на пол.

Но среди всего этого бреда не нахожу главного — запасных пуант. Будто Зойка знала, что начну их искать, и спрятала. А может, взяла с собой. Или вовсе у нее нет запасных Гришко, не удивилась бы. И кажется, что весь мой план может рухнуть. Когда-то я все тоже хорошо продумала, составила не менее хороший план по исполнению еще одной моей мечты. Все было просто, мне казалось даже слишком. Как и сейчас, идея была гениальной, ее воплощение тоже эпичным. Но я лишилась главного.