Просто друзья

Его руки… они другие. В моих мечтах все было не так. Сейчас это острее, более чувственно. Он рисует свои рисунки там, где я боялась даже коснуться, чтобы не казаться порочной и грязной. С ним же я желаю такой быть. Достичь того пика, с которого я упаду, — награда. Но я возьму все, чтобы как можно дольше вспоминать, как в каждую мою клеточку, в каждый мой вдох врывается сладкий порок под именем Глеб Навицкий.

Первый оргазм, который он мне дарит, сбивает с ног. Это волна, сравнимая по силе только с цунами. Можно захлебнуться. Жадно глотаю воздух, будто он последний, больше его не будет. Мое тело покрыто испариной. Мне жарко, а внутри меня вулкан. Горячая лава извергается потоком. Это удовольствие. Чистое и запретное.

Пытаюсь сфокусировать свой взгляд. Непосильная сейчас задача. Я Глеба чувствую, его руки, тело, даже его обжигающее дыхание. Сначала у меня на щеке, потом на шее, опускается вниз и берет в рот один сосок. Снова искры, снова жар. Он не прекращается.

Глеб разводит мои ноги, и я чувствую как твердая и горячая головка упирается между ними. В эту секунду я вернулась к тому, с чего все и начиналось. Страх, холод и легкое оцепенение. Мне уже не жарко. Мое тело сотрясает. Не посторгазменная судорога, это страх закрепляется в мышцах.

— Глеб! — пытаюсь я докричаться до него, упираюсь руками в его грудь, отталкиваю.

Ловлю его взгляд. Черный дьявол, что вселился в него. От этого страх становится еще более безумным. Я больше не стою на сцене, не слышу музыку, не танцую. Я бегу как можно дальше, чтобы спрятаться от всего мира, закрыться на все замки. Это выше меня.

— Мила, — голос грубый, тихий, он вибрирует и я чувствую грудью его вибрацию, — доверься мне, прошу.

— Мне страшно, Глеб.

— Ты боишься меня? Или того, что будет?

— Все вместе, — мой голос настолько тихий, что невозможно разобрать ни звука, но Глеб все слышал.

— Посмотри на меня. Я никогда не сделаю тебе больно. Но именно сейчас надо потерпеть, — Глеб целует меня. Нежно касается моих губ. Он наконец-то понял, как коснуться не только моего тела, но и моей души. Сейчас его поцелуй — это начало нового. То, о чем мы даже не догадываемся.

Резкая боль. Она разрывает пополам. Внутри словно разлилась эта лава, что приносила такое тепло телу.

— Глеб! — я кричу его имя, будто он поможет мне не испытывать то, что сейчас испытываю я.

— Тихо, Милка. Все хорошо. Сейчас все пройдет. Дыши. — Глеб не двигается, нависает надо мной. Я вижу его напряжение, чувствую каждую мышцу. А взгляд… Я чертова грешница, потому что тот дьявол в его глазах, он готов сразиться с самим Богом, только чтобы забрать на себя мою боль. Дьявол, что ставит меня выше себя.

— Черт, это больно. Очень.

— Понимаю, Милка, — целует мои щеки, нос, снова возвращается к щекам. Он едва касается, но его рваные и такие нежные поцелуи будто из другого мира. Они не от Глеба Навицкого.

Плавные поступательные движения. Они больше не причиняют адскую боль. Но еще есть не то жжение, не то щипание. Словно по открытой ране пройтись грубой тканью.

— Расслабься, — слышу я.

Дышу чаще. Это не рай, как говорили девчонки. После него не хочется разбиваться вдребезги, чтобы сложить себя по частям. Сейчас другое. Я вижу Глеба, его эмоции на лице, его движения. Его руки касаются меня, везде. Это правда расслабляет. Даже начинает что-то теплое разливаться по телу.

Боль и правда уходит. На ее место приходит томление внизу живота. Похожее никогда не испытывала. Сладко, тягуче. Глеб ускоряется, как только понял, что можно. Прочел это в моих глазах. Я закатила их от удовольствия. Снова та волна, накрывает меня своим оделось. Раз за разом.

— Милка, потерпи еще немного.

— Я в порядке, — мой голос такой же низкий, как и у Глеба.

Слышу свой первый стон. Он от одной из волн, что мягко укрывает. Стон Глеба похож на рычание, оно утробное, грубое, но тихое. Несколько быстрых толчков, глубоких и жадных. Неприятно самую малость, боль ноющая, потягивающая и почти не ощущается. Я только чувствую, как Глеб напрягся на последних движения, крепче обнял меня, сжал. Его шумный вдох я слышу рядом со своей шеей — он втягивает не воздух, а мой запах, мой аромат.

Глеб укладывается рядом, сняв уже не нужный презерватив и кинув его в сторону. Утягивает меня за собой. Слышу биение его сердца. Такое быстрое, словно оно мотор его машины, нарезает очередной круг по трассе.

— Бл*ть, я сожрал плитку шоколада.

— Интересное сравнение, — я улыбаюсь, — может, тебе принести его? Есть кусочек в холодильнике.

— Нет, Милка, у меня аллергия на шоколад. Был один единственный раз, когда я его пробовал. И потом оказался в больнице. С тех пор не ел. Но помню до сих пор его вкус, его запах. Ммм… Прям как ты. Ты — мой шоколад.

Глава 19

Воспоминания из дневника Милы

Я не видела Глеба несколько недель. Он просто исчез из моей жизни. Вот так легко и непринужденно: открываю глаза после той единственной ночи, когда мы стали ближе на несколько световых лет, а осталась я одна. Только след на подушке, где он спал, и смятые простыни. Еще аромат его туалетной воды. Ей будто пропитались стены, потому что я слышу ее повсюду, даже на кухне после того, как приготовила ужин.

Сначала я была гордой. Запрещала себе думать о нем. Но это оказалось бесполезно. Наивно. Его уже не вытравить, не изгнать из себя.

“Абонент вне зоны действия сети” — моя подружка, с которой даже не пообщаешься, она твердит одно и тоже, стоит мне набрать его номер. Мне хотя бы узнать, что с ним все хорошо. И только темная Мила, которую он вскормил, грызет изнутри: с кем он? Уехал из твоей постели к другой? Кто она? Могу ли я с ней сравниться? Парадокс: во всех сферах своей жизни мне приходиться с кем-то конкурировать. В балете за право быть лучшей, в личной жизни за право быть с Глебом, быть близкой ему.

— Да, Зойка?

— Ну что? Объявилась твоя пропажа?

— Ты про Глеба?

— Нет, про девственность твою! Про Глеба, конечно.

— Еще нет. Слушай, может, мне в полицию заявление написать?

— Ага, но лучше в ЗАГС, на развод подать. Кобелина, — ругается Зойка.

— Не говори так. Он не ожидал, что мы с ним… Договаривались же на свадьбе быть просто друзьями, а вышло…

— А вышел секс. Вы как маленькие. Два взрослых человека, муж и жена. И дружба? Вы больные? Или мазохисты? Рано или поздно… Не бывает дружбы, особенно между мужчиной и женщиной.

— Зойка, он никогда не проявлял ко мне интереса. Я же для него маленькая девочка Мила, что молчаливое продолжение своих родителей. Я уверена, имя мое запомнил только после того, как поженились, несмотря на то, что знакомы с ним долгие годы. В этом весь Глеб.

— А ты? Он тебе нравится?

— Зойка…

— Ну что Зойка? Я тоже знаю тебя не первый год.

Наш недолгий разговор. После него стало еще противней на душе. Зойка — моя подружка. Но вместо поддержки сейчас ощущение ненужного мне давления с ее стороны. И мне бы сказать ей об этом, но не могу. Внутренний тормоз. Включается, когда не надо. Поговорить бы с Глебом, когда нужно нажимать на педаль тормоза? А когда нажму, что меня ждет? Резкое торможение?

В зале суматоха. Идет распределение ролей. Ирина Григорьевна громко что-то говорит, даже ругается, вижу слезы на глазах девчонок. Парни тоже поникшие.

Соня… С Соней тоже все сложно. Она стоит в углу и смотрит в одну точку. Никогда раньше такого не было. Это же Соня, что считает себя лучше, талантливей других. И за все время нашей учебы я решаю подойти к ней. Может, мне стоит поздороваться?

— Соня? С тобой все хорошо? Выглядишь неважно, — решаюсь я.

— У меня лучше некуда. А вот ты опять отстающая, Мила, — оскал опасной хищницы.

— Не поняла.

— Я остаюсь танцевать с Никитой. Я — Спящая красавица, поняла? Думала, что несколько раз тебе позволили играть мою партию и все? Сразу в лидеры выбилась? Нет, Мила. Эта роль моя, ясна?