Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 57

— Наблюдай за Соней, — тихо произносит она, — не нравится мне, как она загорелась. Эта сука точно что-то может подстроить, особенно, когда ты пытаешься у нее увести роль Авроры.

— Боже, Зойка, ты о чем сейчас? Соня, конечно, та еще, мадемуазель, но не опустится же она до такого?

— Как знать, Мила, как знать. Помнишь, как тебе пачку испачкали перед выступлением? Какой был класс? Второй? Третий?

— Третий, — не верю я своим ушам, краска отхлынула от лица, выгляжу как тень самой себя. — Я даже маме ничего не рассказывала. Она бы очень расстроилась.

— Конкуренция, Мила. Я о ней тебе говорила.

— Даже в таком возрасте?

— Всегда, Мила. А будет не просто выступление. Это шанс поехать во Францию. Мечта? Больше, Мила. Это мечта каждой из нас.

— Ты меня пугаешь…

— Ладно, не бойся, может, я говорю все это из-за своего настроения. Прости.

— А что с ним?

Зойка долго не решалась мне сказать правду, ее взгляд бродил то по моему лицу, то по стенам вокруг нас.

— Я расстроилась, что ты будешь Авророй в паре с Никитой танцевать. Мы же с тобой должны были исполнять вариацию из “Конек-Горбунок”, а теперь…

Домой возвращаюсь с двумя билетами на руках. Щелкунчик — одна из моих любимых постановок. Мне хочется показать ее Глебу. Он пригласил меня в свой мир, может, пора ему показать мой? Кто знает, какой мостик будет следующим между нами.

Ложусь спать, сегодня был тяжелый день. Мной написано пять листов: чувства, мысли, ожидания, переживания. Но пора переворачивать страницу и идти дальше.

Глава 16

Глеб

Стою перед высоким зданием. NAVitsky Holding. Высокое, из бетона, стекла и человеческих амбиций. Кто-то пришел сюда, чтобы доказать в первую очередь кому-то, что не зря учился. Не себе доказать, это же самое сложное. А родителям, жене, друзьям. Ты ведь что-то стоишь? Кто-то работает, чтобы погасить кредиты и ипотеки, накопить на новую тачку, полететь на Мальдивы и все в таком духе. Обычные человеческие мечты. Задаю себе вопрос — что здесь делаю я? Если бы отец смог прочитать мои мысли, то очень удивился бы: я иду сюда по своей воле, мне любопытно посмотреть, что я могу. Может, мой диплом и правда пригодится? Может, управлять тачкой — не единственное, что я умею.

А всему виной Мила. Наш разговор на кухне несколько недель назад не давал мне покоя. Кто бы знал, что такая скромная и тихая девчонка зажжет огонь у меня внутри.

— Глеб, почему ты не хочешь работать в компании отца? — начала она с наводящих вопросов. Смотрела то на меня, то на кусок своего торта, аппетитно облизывая ложку, с которой только что съела кусочек.

— Хм… обязательно надо искать причину, если просто не хочется?

— У всего есть причина. Вопрос в том — хочешь ли ты ее озвучить. Хотя бы для себя?

— Как-то давно мы с отцом разговаривали в его офисе. Он уже подготовил мне кабинет, нанял секретаря, даже помощника. Все было готово к тому, что на следующее утро я встану рано, и мы вместе с отцом отправимся в офис. Так все идеально складывалось. Картинка. Красивая и желанная. Но для него. Моя картинка другая. Я сообщил ему об этом. А он сказал, что гонки — это удел тупых бездельников.

— Это такой твой бунт?

Ничего не отвечаю. Потому что, черт, она сейчас озвучила то, что творилось у меня внутри, оформила мою обиду на отца в слова. Они так и осталась выцарапанными перед глазами.

— Если в какой-то момент тебе надоест рисковать жизнью, ты уйдешь, перестанешь гонять? Чем ты займешься?





— Я не думал над этим, потому что в моих планах нет все бросить, — сказал довольно грубо, хочу закончить уже надоевший мне разговор.

— Тебе ли не знать, что планы имеют свойство меняться.

И теперь я стою у поста охраны, в костюме, черт бы их побрал, и в выглаженной белой рубашке. Красавчик. Все меня знают, пропускают без проблем, не задавая ни единого вопроса. Со мной вежливо здороваются и передают пропуск. Я только киваю в ответ. Но чувствую, что за мной все наблюдают, оценивают. Может быть, что-то ждут в ответ. Не понимаю, что именно. Мне пока все, что со мной здесь происходит не просто чуждо, оно непонятно.

Перед заездом по новой трассе похожее чувство. Но я приезжаю и исследую, делаю несколько кругов, просчитываю. В голове рисую план, как лучше пройти тот или иной поворот, где лучше притормозить, а где пролететь на виражах, не нажимая педаль тормоза.

Лифт поднимает меня на последний этаж, оповещает о прибытии противным писком. Выхожу и сразу натыкаюсь на секретаря за большим столом. Девушка симпатичная, если не сказать красивая. Лет двадцать пять, не больше. Пытаюсь улыбнуться и показать свое дружелюбие и хорошее к ней расположение. Она повторяет мне свое имя. Но в голове у меня оно не закрепляется.

Отец выходит из кабинета и радостно раскрывает руки для объятий. Серьезно? Это такая игра?

Он видит, что обниматься я с ним точно не собираюсь, остаюсь стоять там, где и был. Впрочем, отец настаивать не стал. Только жестом показал пройти в его кабинет.

Кабинет у него большой, с шикарным видом. Могу поклясться, что я вижу Кремль. Большой стол для переговоров, на нем у каждого места по небольшому микрофону, напротив — проектор и белое полотно. Только в конце у стены вижу рабочий стол. На нем яблочный монитор и большое шикарное кресло. Значит, вот как выглядит истинный дом моего отца. Я был здесь раньше не более двух раз, но сейчас на все взглянул по-новому.

— Выходит, мои разговоры с тобой не напрасны. В итоге, ты стоишь у меня в кабинете…

— Это ничего не значит, отец. В наших отношениях ничего не изменится.

— Глеб, как ты не понимаешь. Ты мой единственный сын. Я не желаю тебе зла. И все, что ты видишь — твое. Но перед тем, как это получить, надо научиться управлять всем этим.

— Ага, — развязно отвечаю я, — Так и чем я буду заниматься? Где мой кабинет? Секретарь же будет? Вон твоя девочка за дверью вполне себе ничего.

— Не спеши, — ничего не отвечает отец на мои выпады, я думал, будет снова отчитывать, — для начала ознакомься вот с этими документами, — кивает на стопку бумаг, они лежат с краю стола для переговоров, их я и не заметил.

— Понятно, — грустно отвечаю я, язвить устал.

— Глеб, что с гонками?

— А что с ними?

— Когда это закончится? Я вижу, женитьба на Апраксиной дает свои плоды, — он имеет в виду, что я первый переступил порог его офиса по своей воле, — Но все-таки Мила еще недостаточно влияет на тебя, раз не хочешь бросить это дело.

— А она должна на меня повлиять? Вы для этого нас женили? — тошно от этих мыслей и своих же слов. Что, если Милу загнали в еще худшую ловушку нежели меня? Ей не оставили выбора, как и мне, только самому оказалось смириться проще, чем ей. Может ли быть такое, что я ей противен? Что я ей чужой? Скользкое чувство окутывает меня, мне хочется согнать его с себя. — Я буду этим заниматься и дальше, я этим живу.

— Глеб, ты же умный парень у меня, но почему-то считаешь себя хуже, чем ты есть. И пытаешься убедить в этом меня. Хочешь что-то доказать?

— Доказать? Никогда не стремился. Разве что нервы тебе помотать, — я не улыбаюсь, и, наконец-то, отец разговаривает со мной на равных. Он не ставит себя выше меня, просто спрашивает и желает получить ответы на свои вопросы, но я пока буду молчать. Открыться, значит, показать свою слабость перед ним. А хищник всегда хитер. Он будет действовать исподтишка, нападет, когда ты будешь беззащитен перед ним.

— Ошибаешься. Ладно, иди, изучай. Если будет что-то непонятно, то я здесь, рядом.

Отец вышел из кабинета, оставляя меня одного. А я погрузился в чтение.

Спустя пару часов открываю глаза и смотрю вдаль: глаза болят от искусственного освещения, в них будто засыпали килограммы песка. И это только часть бумаг. Какие-то уставы, договоры, презентации. Голова кругом.

Отец сидит напротив, изредка на меня поглядывает. Но вопросов не задает. В кабинет постоянно кто-то заходит, и он меня с ними знакомит. Все вежливы, приветливы. Хотя уверен, много что про меня уже надумали.