Ковен Полуночи (ЛП)

Как оказалось, людям, которых прислали арестовать Ника, не нужны были причины, чтобы реагировать излишне остро.

Они пришли сюда, чтобы реагировать остро.

Они и так намеревались реагировать остро, излишне остро… и ещё острее.

Ник сообразил это достаточно быстро. Как только он распахнул входную дверь дома Уинтер, его ударили электрическим прутом прямо в центр груди.

Он упал на одно колено.

Тот же придурок снова ударил его прутом, уже сильнее.

Ник остался на коленях. Стиснул зубы.

Он не пытался подняться.

Он не позволил себе шевелиться.

Ник не знал, то ли они считали, что удерживали его на коленях с помощью прута, то ли что. Это не так, но Ник не пытался продемонстрировать данный факт. Как и советовал Морли, Ник ни черта не сделал.

Он мог бы в любой момент подняться на ноги. Проклятье, да он мог бы зубами разодрать их глотки ещё до того, как кто-либо из них дотянулся бы до пистолетов в кобурах.

Ник оставался на коленях, потому что альтернатива была намного хуже. Разряд электричества был недостаточно сильным, чтобы остановить его физически… но достаточно сильным, чтобы в каждой клетке тела Ника пробудился хищник.

Его клыки удлинились.

Кровь прилила к горлу и лицу.

Он подавил рычание, зарождавшееся в горле.

Каждый мускул в его теле сжался.

Ник стоял на коленях не для того, чтобы казаться более покладистым. Он стоял на коленях, чтобы подавить свою вампирскую часть, которая орала, что надо поубивать их всех. Нику пришлось призвать всю свою силу воли, каждую частицу своего существа, чтобы не убить их. Он гадал, знают ли эти придурки, насколько они близки к гибели.

Прошло чертовски много времени с тех пор, как кто-либо до такой степени разъярял его вампирскую натуру.

Честно говоря, Морли, скорее всего, спас их жизни.

Он, скорее всего, спас и жизнь Ника тоже.

Во всяком случае, он спас его в долгосрочной перспективе, поскольку на Ника охотились бы как на бешеное животное, если бы он поддался порыву защитить себя.

По той же причине Ник отказывался реагировать.

Он отказывался шевелиться, даже изменять выражение лица.

Он отказывался говорить.

Он даже не пытался подняться с коленей, если они этого не потребуют.

Он старался сохранять спокойствие, хотя по помутившемуся зрению понимал, что глаза сделались полностью алыми. Каждый инстинкт в его теле говорил оторвать этим придуркам башки и поиграть в футбол их черепами, но эти голоса он тоже проигнорировал.

Ничто из того, что они сделали дальше, не заставило это чувство уйти.

Пока он был на коленях, второй из двух ведущих копов — единственных, что не были в синей униформе полиции Нью-Йорка — зашёл за его спину и начал надевать органические оковы. Всё это время первый тип, которого Ник посчитал ведущим детективом на месте — хипстерский засранец с рыжевато-каштановыми ретро-усами, подкрученными вверх, и гигантскими бакенбардами — продолжал прижимать металлический прут прямо к центру груди Ника.

Похоже, ему казалось уморительным активировать электрический прут без предупреждения.

У него не было повода постоянно бить Ника этим разрядом.

Он делал это просто потому, что мог.

Ник терпел. Он не издавал ни звука.

Он заставил себя молча стоять на коленях, стискивая зубы, чтобы не обматерить этот кусок дерьма. Ну, хотя бы он почти подавил желание убить их.

Теперь всё сводилось к тому, чтобы не быть «чёртовым остряком», как выразился бы Морли.

Он стискивал зубы, чтобы промолчать.

Он говорил себе, что это помогало терпеть боль, но нет.

Не особо.

Но эта чёртова штука и правда причиняла боль. Против вампиров использовался такой разряд, который не применяли даже к домашнему скоту. Не в этом мире и определённо не в том, из которого пришёл Ник. Когда Ник был копом-человеком, такое поведение могло привести к отстранению от службы.

Это могло привести даже к аресту, если об этом станет известно.

Это посчитали бы жестоким обращением с животными.

А если бы Ник применил разряд такой мощности к человеку, его бы посадили в тюрьму за попытку убийства.

Как минимум за пытки. Нападение с применением потенциально смертоносного оружия.

Но Ник не был на одном уровне с людьми или животными.

Пока он стоял коленями на оранжево-сине-золотом коврике в прихожей Уинтер, боль пронзала его конечности. Его мышцы непроизвольно сокращались. Перед глазами всё расплывалось. Голова пульсировала так сильно, что казалось, будто череп может взорваться. Всё это убедило Ника в двух вещах.

Во-первых, ему надо вытащить себя и своих близких отсюда. Не из Нью-Йорка. И даже не с территории бывших Соединённых Штатов.

Ему надо вытащить их из этого мира.

Этот мир был отстойным.

Это измерение было ужасным.

Конечно, Ник понятия не имел, что стало с его миром, но честно говоря, готов был рискнуть. Его устраивала перспектива пойти на такой риск.

Вторая мысль касалась непосредственно текущего момента.

Морли был прав.

Ник не понял всего посыла своего босса, пока Морли говорил с ним по сети, но теперь слышал всё ясно и чётко. Ник слишком расслабился в этом мире. Он слишком расслабился благодаря комфортным отношениям с «Архангелом» и самим Морли. Старший детектив поступил правильно, предупредив его, напомнив сохранять спокойствие, не сопротивляться и играть по правилам.

Морли напомнил Нику, кем он был.

Он напомнил, что в глазах большинства копов Ник не был известным бойцом на ринге.

Он был всего лишь очередным бл*дским кровососом.

Ник слишком расслабился в статусе знаменитости.

Он слишком расслабился, живя под защитой Лары Сен-Мартен и в некотором роде Брика и Белой Смерти.

Он забыл, каково здесь быть вампиром.

Он забыл бояться того, что они могли с ним сделать. Он почти забыл, что они могли сделать с Уинтер; как легко они могли разрушить его жизнь и жизни всех его близких, если он взбесит не тех людей.

Ему надо вытащить их отсюда нахер.

Он должен забрать их с собой, обратно на другую Землю.

Он должен каким-то образом вытащить их всех туда.

Эта мысль крепла с каждым днём.

Ник не мог вспомнить, когда именно это началось. Он не знал, в какой момент после Сан-Франциско начал активно раздумывать над этим, почти не переставая.

Как только этот резонанс зародился, он уже не мог отпустить эту мысль.

Он не мог допустить, чтобы сейчас всё скатилось псу под хвост.

Он не мог позволить себе оказаться в тюрьме.

Он ещё не пытался найти способ вернуться в тот другой мир. Чёрт, да он даже не думал, будет ли это хоть отдалённо возможным. Он не говорил об этом с Мэлом, или с Тай, или, чёрт возьми, хоть с Бриком. Он даже не просил Кит или Уинтер покопаться в архивах «Архангела» и посмотреть, не удастся ли что-то найти.

Сен-Мартен уже могла знать, возможно ли это.

Она могла знать о видящих, имеющих возможность открывать те двери.

Если Ник позволит им сделать ему лоботомию, или бросить его жену в тюрьму, или просто поджечь его и отрубить ему голову…

То будет слишком поздно.

Для всего этого будет слишком поздно.

Он никогда не выберется. Он никогда не вытащит Уинтер.

Он никогда не вернётся домой… в его настоящий дом.

Пока всё это проносилось в его сознании, Ник понял, что уже принял решение.

Он не обдумывал, стоит ли им уйти.

Он уже намеревался уйти.

Если он сумеет найти способ выбраться отсюда, то уйдёт.

Более того, он знал это ещё до отъезда из Сан-Франциско. Он знал ещё до того, как завершил тот изначальный извращённый разговор с Бриком.

Он просто не признавался в этом самому себе.

Возможно, Ник думал об этом ещё до того, как заставил Брика признать это вслух… с тех самых пор, как сам понял правду: что Ник находился не на той версии Земли, где он родился; и что ушёл он, а не все те видящие, которых он любил.

Ника не бросили в его родном мире.