Страница 2 из 8
Тогда она поняла — он портит её.
«М» убедил её. Грейнджер хотела, чтобы он — убедил её, что принадлежащая ему вторая шкатулка - почти истреблённый вид вещателя, и только в его семье осталось несколько экземпляров. Рассказал, что когда был совсем юн, этот метод передачи сообщений рассматривали как замену сов в министерстве.
Она чувствовала себя школьницей.
Азарт и адреналин кипятили кровь, как никогда раньше. Маленькая шалость заставила её покраснеть, пока девушка шла к камину, чтобы покинуть Министерство. Она буквально ощущала, как деревянная коробочка греет её руку, что Грейнджер приложила к сумке.
Переписываться с «М» по вечерам стало неотъемлемой частью её жизни. Она чувствовала себя нужной. Чувствовала, что он не играет. Между ними не было недосказанности, кроме тех условностей, что они выстроили ранее.
Медленно и уверенно он погружался в её голову. Пускал корни и активно заполнял собой всё свободное время волшебницы. Её пугало это. Гермиона боялась тех эмоций, что вызывает в ней незнакомец. Боялась того, как учащается её пульс, стоит ему сказать что-то мягкое, приятное, волнительное. Ощущение наполненности другим человеком возрастало в геометрической прогрессии с каждым «проведенным» днём, когда она держала шероховатые листы пергамента в руках.
Тогда она ещё не понимала, что что-то изменилось между ними. Изменилось до точки невозврата, до опустошения и отчаянного желания видеть вытянутые буквы на белом листе.
Он стал её потребностью. Потребностью чувствовать. Брать в руки записки и вдыхать еле заметный шлейф аромата. Грейнджер казалось, что он пах чем-то особенным. Свежестью. Дорогим парфюмом и надежностью.
Гермиона отмахивалась от мыслей, что желает узнать его. Желает почувствовать, ощутить прикосновение пальцев к коже. Девушке хотелось увидеть его лицо, его реакцию на неё. Посмотреть в его глаза. Серые, как он сказал. Глубокие, серые глаза. Она хотела видеть в них своё отражение. Лишь на миг, представляя вспыхнувшую в них похоть, девушка заливалась румянцем. Красные пятна ползли вверх по шее к щекам, и кончики пальцев покалывало от интимности происходящего…
Он знал, что она свободна. Гермиона рассказала ему о своих отношениях с Уизли. О том, что чувствовала себя в них посредственно. О том, какие желания её преследуют. О страсти, что пишут в маггловских книгах. Она не боялась говорить «М» о своих снах. Тех, где её преследует пара радужек серого цвета. Гермиона призналась ему, что лишь у одного давнего знакомого были неописуемо пронзительные глаза серого цвета. Рассказала о том, что стоило им пересечься взглядами, как начинало казаться, что между ними искрит электричество.
«М» не отшучивался, когда они говорили о личном.
Где-то глубоко внутри Гермиона понимала, что этот человек может быть ей знаком. Она не могла описать странную реакцию своего тела, когда он рассказывал о своих женщинах. О тех что, по словам инкогнито, не могли заставить его чувствовать. О том, что лишь в юности ему повезло столкнуться с равной себе. Равной по знаниям, по стремлению и умению отстаивать свою позицию. Мужчина рассказал ей о том, что лишь спустя годы понял, как он ошибался. Что его желание стать лучше неё, вся злость и агрессия, что копились к этой девушке — лишь фарс. Он хотел, чтобы она заметила его.
Они никогда не прощались, до того вечера.
«М» словно чувствовал её волнение. Будто он ощущал её эмоциональный порыв и страдальческую сдержанность. Гермиона хотела, чтобы он чувствовал то же самое. Возможно, это было эгоистично. Она хотела, чтобы читая её послания — «М» улыбался. Чтобы представлял её себе. Грейнджер желала этого. И сегодня, побывав в гостях у Поттеров, выпив с Джинни бутылку вина, ей не стоило писать ему. Не стоило заигрывать и глупо флиртовать.
Она рассказала подруге о новом знакомом. О том, как девушка боится нахлынувших на неё эмоций. О ревности, что испытывала, когда мужчина рассказывал о других женщинах. Гермиона знала, что Джинни выслушает, несмотря на то, что она рассталась с её братом.
— Выдохни, Гермиона, — шепнула ей подруга, хихикая. — Ты слишком долго была одна, чтобы терять возможность получить удовольствие, хоть и виртуальное. А там, Годрик его знает…
Трансгресировав тем вечером домой, Гермиона не представляла, чем для неё закончится этот вечер.
Его внезапное признание: «Я скучал по тебе…»
Тепло, заструившееся по её венам, прямо к центру, к самой сильной мышце в организме.
«Мне нужно в душ. Я скоро вернусь…»
Мерлин… Зачем? Она ещё ни разу не позволяла себе такого отсутствия субординации…
Она на секунду задержалась, держа руку над открытой шкатулкой. Вспомнив слова Джинни, Гермиона прикоснулась пальцами к губам, чувствуя, как расплывается в улыбке, и опустила свернутый пергамент на дно шкатулки.
Не выдержав давления ожидания, девушка, приняв душ, промакивая волнистые волосы полотенцем, заметила пульсирующее свечение вещателя.
«Мне стоит сказать подруге «спасибо». Не напои тебя она, я бы долго ждал проявление твоего порочного нутра».
Гермиона убрала в сторону записку и развернула следующую.
«Это будет нашим секретом, Авис».
Ей нравилось, как его почерком «звучит» заклинание вызова птиц. Она представила себе, как он шепчет эти слова ей на ухо, покусывая мочку и ощутимо прикасаясь губами. Как его руки скользят по атласной ночнушке, поднимая ткань вверх, собирая материал в гармошку выше бедер.
«Возьми волшебное перо и отвечай мне. Не смей молчать, ты поняла меня?»
Она кивнула, забываясь, что его нет рядом. Гермиона подошла к кровати, приглушая свет в комнате. Поставила рядом с собой шкатулку, на тумбу, и прошептав волшебному перу, отправила ответ.
«Я совсем непорочная, мистер М».
Ей казалось это… слишком интимным. Слишком диким и невероятным.
«О-о, несомненно, маленькая мисс лгунья». — С помощью невербальной магии левитации Грейнджер подняла записку перед собой, читая и ухмылялась его дерзости, его приказному и не терпящему отказа почерку.
«Я не позволю тебе отрицать того факта, что ты хочешь меня. Твои трусики с минуты на минуту промокнут насквозь. Я знаю. Я чувствую. Расскажи мне, что ты делаешь? Как ты трогаешь себя, представляя меня. Я хочу знать как, не слыша моего голоса, не видя моего лица, ты кончишь сегодня вечером, мечтая, чтобы я тебя трахнул».
— Мерлин… — прошептала Гермиона, ведя тыльной стороной ладони по набухшим соскам. Слова «М» что-то делали с ней. Заставили подчиняться, представляя его прикосновения.
Её дыхание вмиг стало горячим. Приоткрыв губы, девушка закрыла глаза, диктуя волшебному перу.
— Я, — она сглотнула и мысленно послала к черту нерешительность. Гриффиндорская смелость не помешала бы сейчас. — Я касаюсь себя… Провожу пальцами по груди, задевая соски. Мои глаза закрыты. Я хочу… — она запнулась лишь на секунду. — Хочу думать, будто это — ты.
Отправив в шкатулку послание, она проследила, как закрывается крышка, и только тогда выдохнула. Она услышала, как капли дождя бьются об окна ее квартиры. Девушка протянула руку и, взмахнув палочкой, открыла створку. Холодный воздух лизнул её тело, оставляя после себя россыпь мурашек.
Девушка провела рукой по резинке коротких спальных шортиков, задевая низ живота. Она улыбнулась, увидев боковым зрением свечение так скоро.
«Я поцеловал бы каждую родинку на твоём теле. Заменил твои руки своими. Оставил бы следы от своих зубов на твоей груди и бедрах… — Её рука опустилась вниз, будто случайно задевая клитор. Грейнджер сжала ноги и напрягла мышцы внутренней стороны бёдер. Простонала и, стиснув зубы, сжала другой рукой грудь, перекатывая сосок между большим и указательным пальцем. — Я хочу вдохнуть твой запах. Запах проклятой карамели и возбуждения. Хочу ощутить твою кожу под своими ладонями. Хочу слышать первый всхлип и стон. Хочу увидеть, как ты краснеешь, ощущая мои руки, блуждающие по твоему телу. Я хочу изучить тебя. Каждый сантиметр. Поглотить твоё удовольствие и вдохнуть своё имя, вырвавшееся с твоих губ…»