Яд

— Вы пошли против правил, против системы. Демон стал одержим ангелом, что уму непостижимо, Вики. Может этого не должно было случиться? Может разносторонность ваших сущностей это и есть апогей его нормального отношения? Может непринятие тебя как ангельской души, послужило тому, что мы имеем в итоге? Кто знает, куда бы завели тебя эти отношения, не найди тебя кто-то другой той ночью?..

*****

И вот снова она здесь. Его покои. Мрачные, как его душа. Холодные, как его сердце. Удушающие, как его руки на её шее. Виктория окидывает взглядом комнату и без озаренья совести подмечает несколько деталей. Он так и остался аккуратистом. Фактор, который раздражал её, как творческую личность. Да, ей нужно было пространство, она любила все минималистическое. Но характер её красочных эмоций, всегда конфликтовал с его холодной сдержанностью. Во всем. Кроме секса. Там он спускал своих демонов с привязи. И там их краски смешивались создавая уникальный оттенок. Оттенок их порочной связи.

Люцифер заметил задумчивое выражение лица девушки. Ему нравится, как тонко она умела подмечать детали. Да в общем-то, всё что она видела в его уединении - ему нравилось. Они изменились. Все между ними и вокруг изменилось. Кроме её буйства красок, его порядка и галстука, свисающего с изголовья кровати.

— Ты накажешь меня?… — он знает это выражение её лица. Видит трепет и жажду его наказаний. Она слишком быстро привыкла к этому. Идеальная для него. Идеальная в своей беззащитности перед ним.— Подними руки вверх, малышка. — Он разместился у неё между ног. Подхватил за бёдра и пристроился ближе, врезаясь в неё своим телом. Он медленно расслабил узел галстука. Сняв его, мужчина потянулся к изголовью, повязал его за перекладину, и, закусив губу, поднял руки девушки вверх, фиксируя и завязывая галстук на её запястьях…

Виктория, не обронив и звука прошла к невзрачной двери ведущей в ванную комнату. Люцифер настиг её когда, она шагнула одной ногой внутрь и положив руку ей на поясницу, второй - придержал дверь.

— Она останется открытой.

Виктория задержала дыхание от такого собственнического жеста. Кивнув, прошла внутрь и встала за матовое ограждение. Девушка повернула кран и подняла голову вверх, ожидая бесчисленные потоки капель воды.

Потоки сумбурных мыслей закружили в её голове. Зачем ему это? Неужели он так мстит? Неужели он так и не смог простить её уход? Она ведь всего лишь хотела жить. Она испугалась. Да, может она чертова трусиха. Испугалась и убежала. Не поговорив, не выяснив причину…

Девушка стопорит себя. Противится этой навязчивой мысли, которую так долго пыталась побороть. И в конечном итоге ей удалось. Удалось, правда ведь? Она счастлива. Она должна была выйти замуж и начать всё с чистого листа. Без него. Без её кошмара. Без того, кто сделал её одержимой. Зависимой по его яду. Без той тьмы, что делала её счастливой когда-то. Без обжигающей страсти. Всё с начала. Без него. Ведь это, было бы правильно…

— От чувств так быстро не избавиться, Вики. Как бы ты не старалась скрывать от меня правду, не лги себе. Будь честна с собой. — Эви встаёт, и протягивает Виктории бутылочку с раствором заживления. — Ты не хочешь начать с того, что избавишься от прямого напоминания о той ночи?Эвелина смотрит на неё с сочувствием. Оно ей не нужно. Никто не хочет чтобы его жалели в такой ситуации. Ей нужны силы, ей нужно помнить. Ей нельзя забывать.

— Нет. — говорит девушка твёрдо и проводит рукой по выдающемуся рубцу под левой грудью. Самый большой из всех возможных шрамов оставленный им. Главное отличие от других в том, что это единственный шрам, который он не предложил залечить. Не поцеловал и не провёл по нему своим языком. Зализывая, облегчая и превращая боль в удовольствие. Не смотрел на него, как на произведение искусства. Не сказал о том, что не стоит носить его на её прекрасном теле. Ничего не сказал… — Я должна помнить, Эви.

Эвелина махнула головой, смотря в пол и резко выдохнула.— Ты хочешь, Вики. Хочешь помнить, но никак не должна…

Виктория настораживает его своим молчанием. Заставляет его задумываться. Снова. Снова думать о тех вещах о которых не следует. Ему хочется отступить. Хочется трахнуть её. Схватить за волосы и трахнуть её рот. Потом бросить её на кровать и снова трахнуть. Хочет доказать своё полное право владения этим телом. Показать ей, кому принадлежат её крики.

Если бы он не видел её взгляда в тронном зале, не чувствовал желания покорности. Он бы поимел её прямо там. Как грязную, дешевую шлюху! Она не имеет права быть чистой. Не может просить об этом и уже тем более он не должен был позволять ей этого…

Отдать ему самое ценное. Сделать её уязвимой. Завладеть её телом. Заявить права на её душу. Избавиться. Вот чего он хочет. Вот то, что ему нужно.

Эти капли… предательское зрение играет с ним злую шутку. Мужчина стоит, оперевшись на дверной косяк и смотрит, как Виктория тихо принимает свою участь. Она прекрасно понимает, что её ждёт дальше. Должна понимать, почему он даёт ей толику свободы перед тем, как снова завладеет ей.

Тонкие, розовые ручейки текут с её груди, живота и бёдер вниз. Он не должен думать о тех, кто сделал ей больно. Он не думает, потому что завтра они будут мертвы. Все до единого, кто позволил себе прикоснуться к ней больше, чем он приказал.

Мужчина делает шаг, будто она притягивает его тонкою нитью к себе. Снова не думает. Снова идёт на поводу и верит вибрациям её тела.

— Открой глаза, Непризнанная.

Голова девушки откинута вверх, капли воды бьют по её лицу, когда она открывает глаза. Слишком яркий свет заставляет её слегка прищурится и посмотреть прямо. На него. Он рядом с ней. Держит её в тисках - не прикасаясь.

Люцифер протягивает руку, занося её за голову девушки, достаёт бутылку с гелем и выдавив себе на ладони, делает ещё один короткий шаг к ней, становясь под те же струи воды.

Девушка смотрит ему прямо в глаза не боясь. Желая снова почувствовать его прикосновения. Его жажду. Она сдалась. Чёрт побери. Она сдалась, зная, что он может убить её прямо здесь и сейчас.

— Что будет потом, Люцифер?

Бывшие-любимые руки ласкают её нежную кожу, начиная с плеч и спускаясь ниже. Люцифер обхватывает полумесяцы её грудей и цепляет большими пальцами соски. Его рука замирает под левой грудью, пальцы нащупывают длинный рубец и Виктория приоткрывает рот от такого интимного прикосновения, почти бережного.

Чтобы увести их от тех воспоминаний, она аккуратно, боясь, обхватывает его запястье своей рукой и ведёт дальше по своему телу. Им не нужно сейчас думать о том, что было тогда.

Лицо мужчины помрачнело, скулы заострились, а руки стали тверже камня.

— Я поимею тебя. Вот что будет дальше, Уокер.

— Зачем тебе это… Лю…

Виктория отшатнулась назад, когда мужчина резко опустился перед ней на одно колено и сильно сжал руками её талию. Она опустила голову вниз, наткнулась на темные, мокрые волосы и увидела приближения его языка. Он, словно борясь сам с собой, сжимал её в своих руках и почти болезненно надавливал языком по ранам, нанесёнными его псами.

— Я ненавижу тебя, сука, — его руки то поднимаются, то опускаются на бёдра, причиняя слабую боль, вызывающую ноющие ощущения внизу живота. Как раз там, где его язык исполняет эротический танец смерти. — Как же сильно я тебя ненавижу, Уокер. Что с тобой нахрен такое?! Какого хрена ты здесь мокрая, хнычешь от моих пальцев, какого хрена я тебя спрашиваю?!

Девушка запустила трясущиеся ладони в его волосы и пропустила их сквозь пальцы. Поток слез было уже не остановить. Они смешались с горячей водой обжигающей её кожу и покатились вниз, соединяясь с первоисточником всех её потерь.

Мужчина продолжал что-то говорить, прижимаясь лбом к плоскому животу девушки и обнимая её бёдра. Его пальцы нашли маленькие отметины в виде розовых точек и подушечки его пальцев обвели каждую, напоминающую ему маленькие звёзды.

— Я могу убрать их, малышка. Если тебе больно. Но я бы и хотел их оставить. Вот, у тебя есть право голоса сейчас, пользуйся, пока я опустошён.