Страница 39 из 67
Успокоив меня тем, что едва ли когда-то ещё мы окажемся в ситуации, где понадобится беседовать с этим нарциссичным противником, саркастичная дамочка разрешила выдохнуть и попросту смириться с мыслью, что тот вряд ли теперь в курсе моей охватившей рассудок симпатии.
Как она объяснила, Миша крайне слаб в распознавании таких вещей.
Вечер я провёл за бессмысленными взглядами то в потолок, то в окно, где я внимательно следил за тем, как в старых панельных домах зажигается свет, оповещая о том, что ещё один член семьи возвратился в обитель. В этот же момент мне писали сообщения с сожалениями мои товарищи, шепчущие о том, насколько Сосо являлся прекрасным человеком и какая его потеря болезненная.
Прохор больше никогда не зажжёт свет в своём доме снова, и никто никогда больше не порадуется его возвращению.
Больше ничего не сделает.
Его больше нет.
Затея позвонить семье, попросту дозвониться до его сестрёнки и снова услышать в мобильный знакомый голос почти родного человека, атаковала меня с периодичностью в каждый час, но я отгонял таковую снова и снова, даже не позволяя подумывать о том, чтобы в таком горе припоминать им ещё и о моей тревоге.
Засыпать в такой атмосфере крайне сложно. Практически невозможно. Я ворочался из стороны в сторону, находя миллион причин своего бодрствования. То виновата подушка, то перина, то жарко, то холодно, а в один момент оказался виноватым в слишком большом количестве выпитый алкоголь.
Пускай я никогда не терпел бессонницы, в ту ночь я впервые обрадовался, что они у меня имелись, потому что устраивать двойные похороны я бы точно не хотел.
Хотя бы потому, что такие две смерти я бы просто не пережил.
Слава богу, даже моей громкой двери, потому что именно она подала мне первый сигнал, что всё не очень хорошо. Следом за ней заявил о себе слегка скрипучий пол, из-за чего мне пришлось уже открыть глаза и убрать прочь мешающее обзору одеяло, узрев, как оказалось, самую устрашающую картину, которая могла быть даться мне свыше ныне.
- Иветта?
Слабая и тоненькая фигура меня не слышала абсолютно, поднимаясь ногами на мою кровать и вставая вплотную к окну. Её темно-русые, слегка закрученные локоны, прятали её лицо от меня, не позволяя разглядеть самого очевидного и важного пункта. Мне пришлось приподнять туловище, со страхом повторяя имя девушки. То сокращённое, то длинное.
Я действительно ожидал ответа на зовы.
Но быстро стало понятно, что ничего не будет, и сидеть на месте нельзя. Особенно в момент, когда её слабенькие пальчики зацепились за ручку окна и открыли то, а одна нога уверенно поплелась внутрь рамы, сигая в пространство пяти этажей.
- Иветта!
Удивительно, как мой крик не разбудил остальных жильцов квартиры, но волновало меня это слабо. Преодолев короткое расстояние меж нами, я руками схватил её за талию и, крепко прижимая к себе тело, потянул назад, прочь от окна.
Лишь держа её в своих ладонях, я впервые обратил внимание на прикрытые веки, отчего моё сердце забилось и того чаще этого сумасшедшего, ежесекундного ритма от мысли, что она могла умереть.
Господи! Она лунатила!
Лунатила, блять!
И только что под этим эффектом ангельская тушка чуть не выкинулась в окно. Видимо, её божественная стезя больно хотела полетать, или, может, нечто другое… Меня не сильно волновало, что хотел её сошедший с катушек мозг!
Куда сильнее меня беспокоило моё испорченное дыхание, побежавшие по коже мурашки и невероятный бит сердца.
Я до потери пульса испугался, что она может умереть.
- Иветта! Ив!
Не в силах отпустить её из объятий, я развернул девушку к себе, пытаясь пробудить её от кошмарного пленного сна, придерживая ту за веснушчатые щёчки.
Ну, пожалуйста, малышка! Я тебя умоляю, проснись! Я не выдержу, если ты выкинешься! Просто не выдержу!
К счастью, сверху меня явно услышали, потому что испуганный ангелочек распахнул очи, глядя на меня с нескрываемым удивлением и страхом.
- Вильдан?!
Отпрянув от меня, она столкнулась с открытой дверцей от окна и болезненно стукнулась затылком, сразу рукой поглаживая пораненное место и шепча что-то себе под нос. Чудо божье явно понимало, что произошло, потому что её куда больше не устраивали мои объятия, которые она стремительно расцепила, нежели её нахождение на балконе.
Она точно знала, что может оказаться здесь и сделать это.
Подпрыгнув с места, я закрыл окно. От самого открытого пространства меня брало в дрожь. Настолько сильно сводила с ума сама идея, что было бы, если бы я не открыл глаза.
Смущённо прижимая руку к затылку, малышка отдалилась от него и, сильнее сжимаясь, стараясь не смотреть на меня вовсе, прикрывалась своими тёмно-русыми волосами, будто бы веря, что и впрямь сумеет спрятаться.
- Ты лунатишь?! - воскликнул я, словно являлся испуганным родителем, что собирался это порицать. - Лунатишь блять?!
Закрыв дверь в свою комнату, чтобы Влада ничего не услыхала, я продолжил нескончаемое возмущение, пытаясь вправить несчастной жертве мозги. Даже несмотря на то, что ей самой явно страшно от происходящего, я не мог остановиться. Картинка, как её нога оказалась там, не выходила прочь.
Поток слов оказался бесконечен.
- Бывает иногда, - шептала Ив, стараясь вовсе не поднимать на меня глаза. - Ничего страшного…
- Ничего страшного, Ив?! Ничего страшного?!
Слова мои оказались слишком мне неподвластны. Слишком выдавали насколько же меня тронул сам возможный факт её смерти. Как прыжок с тарзанки, прямиком в бездну из нескончаемых выражений, громко твердящих о моих чувствах.
К счастью, физическому полёта здесь не имелось места, зато мысли, точно, как космические корабли, улетели в бесконечное пространство Млечного пути.
Будь здесь Кулаг, он бы уже прочёл бы мне лекцию про излишнюю эмфатичность[2], да и, при наблюдении за этим кадром, ему пришлось бы закурить сигарету.
Я - его верный ученик, настолько испуган возможной смертью Иветты Авильяновой, что капаю ей на мозг, выдавая своё беспокойство, отвратительно громкими криками, что аж уши от громкости закладывает.
Одной сигареты тут бы даже не хватило. Либо пачка, либо кальян.
- Ты чуть не выкинулась в окно, блять! Ты чуть не умерла!
- Бывает, - молвила она, поднимаясь с места, явно желая прекратить эту беседу. - Больше не выкинусь.
Попытка выйти прочь из комнаты у ангелочка не удалась абсолютно. Пускай, она уже не являлась податливой сжатой малышкой, стыдящейся всего и вся, но после такого я точно не соглашался отпустить её спать, в прямую обитель страны сновидений, где ей ничего не стоило снова отправиться в такую опасную прогулку.
А что, если я усну или второй раз не успею её вытащить?
- Какое, блять, “бывает”, Ив?! - встав прямо пред ней, заставляя её вздёрнутым носиком уткнуться в мою голую грудь, я продолжал свои нескончаемые жалобы. - Ты могла умереть! Тебе, сука, ничего не стоило разбиться насмерть!
- Ну, так разбилась бы! - кричала уже она, глядя на меня с высоко поднятыми вверх бровями и преисполненными гнева голубыми глазами. - Тебе то что?!
Теперь настал момент злиться ей, и мне хватило лишь доли секунды, чтобы понять, на что жалуется божий агнец. Совсем не на мою нынешнюю истерику, нет. Дело крылось совсем в другом.
- Не нужно включать свою заботу! Умерла бы и умерла! Вообще не твоё дело! Прошёл бы мимо, как всегда, и всё!
Как же сильно она на меня гневалась. До красных веснушчатых щёк, до плотно сжатых челюстей, до слёз, что останутся на длинных ресницах, и до плотно сжатых её маленьких слабеньких кулаков.
Как же она меня ненавидела за эту неделю игнорирования, за свою боль, и за своё блядское разбитое сердце, которое попросту не могло больше в тряпочку молчать, и желало пожаловаться на свои осколки.