Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 67

Мысль подобного толка делала ей слишком больно, калечила.

Решив сам сотворить эту идею, я напёк вкусностей и принёс их дедуле, который поедал те с неизмеримым восторгом.

Давно я не видел его таким счастливым при мне.

При Иветте, да. Но не при мне.

Скорее всего, она таки увидела меня в окне, потому что в тот день к моему деду она не зашла, уйдя куда раньше своего постоянного времени.

То стало шоком для здешних врачей, как и моё явление к Елизавете Ярославне, той самой даме, так настырно требующий от нас прошлый раз поэтических произведений, которая встретила меня с невероятно игривым личиком.

- А где твоя любовушка потерялась? - произнесла дамочка, явно укоряя меня за отсутствие ангелочка со мной.

- Ив к вам сегодня не заходила?

Неужто она настолько подавлена моим явлением сюда, что не сумела преодолеть все комнаты до конца, решив оставить две последние, которые ныне имели слишком плотную завязку на мне?

- Девчонка милые комбинезончики? Нет.

Смешок вырвался непроизвольно.

О да, она.

- Давайте, сегодня я вместо неё, - заходя в комнату, я уселся на противоположной кровати, глядя на покрашенные розовые локоны бабушки, среди которых, всё равно, просвечивались седые прядки, и её макияж. Старушка явно старалась держать себя в форме, даже несмотря на то, что никуда не уходила из этих белых больничных стен. - Хочу зачесть вам стихи Есенина, коли вы так влюблены в литературу.

- Хулиган! - пискнула она, при этом наслаждено поправляя подушку, готовясь к прослушиванию. - Давай!

К счастью, Сергей в свою пору сочинил так много великих творений, что я мог провести в этой палате недели, только лишь зачитывая его поэзию. Одно за одним я повторял его наследие, услаждая старушку, пропуская весьма и весьма важный момент, о уникальности которого тогда лишь догадывался, и каковую позже всецело признал.

Когда Прохор отправлялся подавать документы в Петербург, он должен был провести там три месяца. Я, его лучший друг, тогда не смог его проводить, и не оттого, что был занят больно важными делами или чем-то ещё. Виной тому стали многочасовые тренировки в лесу, после которых мы вернулись в город. Естественно, Сосо там не участвовал, потому что он уже отправлялся на вокзал, чтобы уехать на поезде в счастливое будущее. Мне ничего не стоило высадиться там, лишь только попросить Кулага, чтобы он оставил меня на железнодорожном, с целью проститься со своим другом, чтобы следующие три месяца жить со спокойной душой.

Увы, мой дискомфорт из-за грязной одежды и сильнейшее желание побывать в душе, заставили меня отказаться от этой затеи и, как только мы оказались в городе, я последовал домой, так и не сумев его проводить.

Другой раз я не смог попрощаться с ним, потому что оказался исключительно занят с Кариной, её прогулками по торговому центру и длительными бесконечными примерками новых платьев, в которых, в какой-то момент, я начал попросту тонуть.

Тогда я виделся с ним всего за два дня, а уезжал тот чуть больше, чем на неделю. В сем я не видел никаких проблем, что не успел выдать ему красивую речь и своё мужское рукопожатие на прощание.

Почему-то именно тогда в мою голову пришла идея, что когда-то моя лень, моё нежелание, моё мышление, что всё ещё будет, сможет лишить меня лучшего друга, с которым я после никогда не увижусь.

В этот раз я променял Прохора на Иветту. Если быть точнее, то на эту больницу, в который имелся лишь призрачный шанс наткнуться на неё, на палату своего деда, где я ощущал её исключительно добрые чувства по отношению ко мне, и в комнатушке старой женщины, где, зачитывая стихи моего любимого поэта, я ощущал какую-то тоненькую, совсем хрупкую связь с теми голубыми глазами, которые впервые восхищённо поглядели на меня именно в этом помещении.

Тот час, что я проводил в белых стенах лечебницы вполне мог быть проведён в аэропорту при прощании. Где-то там, рядом с лучшим другом, прежде, чем мы расстанемся на длительное время.

Но, увы, я снова выбрал нечто другое, что-то слишком эфемерное, нежели произнесённое с его уст “пока”.

В то самое время, что было указано в его билете, как время отлёта, я зачитывал попросившей меня Елизавете Ярославне “до свиданья, друг мой, до свидания [7]”, ещё не зная, что это имело свою определённую аллегорическую мысль.

Правда узналась, когда я возвратился домой, и с порога узрел, что у нас в гостях находится неприятный мне Михаил, который вместе со всей семьёй сидел на кухне. Цель лишь одна – испариться за стенами своей комнатушки, надеясь, что никто не прознает о моём существовании и скором возвращении.

Не успел я даже шагу сделать в комнату, как оттуда на сумасшедшей скорости выбежала Иветта, торопливо вытирая слезы со своих красных щёк и громко всхлипывая. Её явно покорила безумная истерика, потому что её стоны оказались сдавленные, слишком сломленные, слишком больные.

Настолько, что я на каком-то инстинкте встал прямо пред ней, заграждая ей путь в коридор, куда она пыталась выскочить, своей грудью. Ангельский носик уткнулся в моё тело, запачканные слезами веснушчатые щеки оставили капли на моей кожанке. Руки боролись с сильным желанием сжать её за плечи и потребовать ответов. Сделать что-либо, чтобы всего лишь поинтересоваться, что случилось.





И, судя по всему, выиграть время для её жениха, который спешил точно следом за ней.

- Ив, что случилось?!

Мои ладони всё-таки не сумели совладать с задачей бездвижия и оказались на её плечах. Прикосновения пальцев лишь позволило спуститься ещё одному крючку для начала истерии.

Только что спасённая от слёз кожа лица покрылась ими снова, бросив на меня короткий взгляд, а после, все же обойдя моё тело, Иветта кинулась за дверь.

Отойдя шаг в сторону, я пропустил Михаила следом, но тот, вместо того, чтобы спешить по пятам за уходящей вдаль невестой, остановился.

- Позвони Кулагу сейчас же.

Чтобы Авильян да требовал от меня звонка моему командиру - это невозможная и фантастическая вещь.

Что творится?!

Меня беспокоило происходящее с малышкой, но этот резкий страх, который возбудил во мне нарцисс, уже сбежавший прочь, лишь одной своей просьбой, так сильно овладел мной, что я тут же взял в руки мобильный, набирая номер телефона.

- Вильдан, - послышался с кухни совсем слабый голос Влады.

Скованная фигура, сжатые руки, которые нервно поглаживали запястья, тревожно поглядывая на каждый мой жест. Даже брови домиком.

Мне не нравится это. Такая сломленная вечно сильная и наглая дамочка. Нет, мне не нравится.

Гудки шли, но явно никуда не доходили.

Секунда, и я бросился к двери точно также, как ранее Иветта, стремясь оказаться в офисе.

- Вильдан! - пискнул ещё раз слабый голос любительницы гороскопов, прежде чем в дверях я столкнулся со своим командиром.

Руки, плотно сжатые в карманах, лицо какое-то напряжённое, мышцы явно не вечно расслабленные, будто бы сами нервы болтали о своей участи.

А ещё Кулаг молчал.

Кулаг, блять, молчал!

Назовите мне худший признак конца света, чем это!

- Присядешь? - выпалил он без приветственных слов, мягко хватая меня за локоть, подобно Владе, которая оказалась рядом, что схватила за вторую.

Парной работой они довели меня до кухни, собираясь выдать то, что известно всем, кроме меня.

- Мне не нравится, когда ты такой, - неосознанно выпалил я. - Мне не нравится, когда ты не знаешь, что сказать.

Сжав рот рукой, девушка уселась на другой свободный стул, явно делая глубокий вдох, прежде, чем Егор скажет главные слова.

- Вильдан, самолёт разбился.

Это было два слова. Два.

Следом за ними могло быть так много вопросов, как “что за самолёт?”, “почему разбился?”, - и, самый главный: “причём тут я?”