Дневник твоих преступлений

Вильдан | 1.6 ГАЗ М-21

К моему счастью, вернулся я не так поздно ночью, чтобы пришлось вновь проходить мимо комнаты спящих девушек, но, даже мои стремительные попытки лечь пораньше не задались от слова совсем. Режим слишком не привычный, потому и уснуть в десять вечера – затея, которая изначально оказалась бедовой и проигрышной. Потому я снова до двух ночи смотрел в ноутбуке различные сериалы, и лишь потом отключился, что, конечно, стало катастрофической ошибкой в этой долбанной квартире с малолетним влюблённым во всё в жизни ребёнком.

В этот раз я, всё-таки, решился закрыть дверь на замок, но кто же знал, что он не рабочий?

Очевидно, Иветта знала, что и заставило её сразу после пробуждения, чуть ли не при рассвете, залететь ко мне в опочивальню и сразу же запрыгнуть на кровать, к сожалению, при этом издеваясь ещё и над моими ногами, на которые она села.

- Иветта!

- Прости! - выпалила она, спускаясь с моего тела и двигаясь ближе к прикрытому шторами окну.

Распахнув несчастные тряпки, она явила мне яркое голубое небо. Сквозь стекло в крошечную комнатку тут же прокрались солнечные лучики, которые сильно мучали мои глаза, отчего им, и так направляющим все силы на своё открытие, не захотелось являть себя миру вовсе.

Потирая очи, я бубнил под нос проклятия об этом отродье, попутно переходя на свой язык, чтобы потом не получать нагоняи от неё же за использование «плохих» слов, но, к счастью, вдохновлённая чудесной погодой, она абсолютно ничего не услышала.

Усевшись на колени на моей кровати и положив локти на подоконник, она любовалась светом и ярким солнцем, что сияло за горизонтом старых полу развалившихся домов, пропахнувшей понятием русской тоски и серостью ранее принятых, некогда благоразумных решений. Старые хрущевки во благо, которые так и остались вечным символом печали. Лучи отражались от машин, что стояли во дворе, а некоторые попадали в это окно, освещая облик божьего агнеца.

Казалось, что они создали возле неё ореол, заставляя меня ненароком сравнивать её нынешний лик с образами на иконах. Её мордашка освещалось солнцем и выглядело, словно божье сияние на её лице, достойное её имени. Мокрые волосы стали выглядеть не темно, а очень ярко, словно они не русые вовсе, а золотые. Голубое небо и вовсе отражалось в глазах, будто дополняя и без того восхитительный оттенок. Солнце являло более прелестным и её вздёрнутый носик, и реснички, на которых пылинки ныне смотрелись, как крошечные блёстки, и, даже её веснушки приобрели какой-то другой оттенок, будто бы их сами лучи только что породили.

Мне понадобилось довольно много времени, чтобы понять, что я больше не бубню проклятья и непристойные выражения, и лишь секунды на осознание, что, всё то время, пока я молчал, сумев распахнуть свои веки, я глядел на образ этого сумасшедшего и импульсивного дитя при столь ярком прекрасном солнце.

Это красиво, ничего больше. Она не может мне нравиться.

- Ты пришла сюда посмотреть на солнце?

- Это первое солнце за очень долгий период, - выпалила она, припоминая последние весьма дождливые дни. - Мне хотелось его встретить после гроз.

Поставив руки позади себя и приподняв туловище, я опрокинул голову назад, хрустя ей.

То ли это самое мгновенье она заприметила щель между домами, расположенными вдалеке, и осознала, насколько необыкновенно выглядит солнце, располагаясь прямо меж ними, словно их владыка, а может ей просто на ум прибежала это фраза, но с закрытыми глазами, я услышал, как её нежный голос, весьма восхищённо, словно кайфуя от каждого сказанного слова, произнёс:

- Сквозь грозы сияло нам солнце…

- Свободы, - не сдержавшись, подобно роботу со своей программой, добавил я.

Неужели это чудо цитировало советский гимн, или же она просто случайно припомнила красивую цитату и решила её произнести?

- И Ленин великий нам путь озарил.

Нет. Иветте точно известен весь гимн целиком.

Из меня вырвался еле слышный полный восторга смешок, заслышав который божий агнец обернулась ко мне, губя меня своими изящными голубыми глазками. Мне впервые от этого полного наивности и детской радости взгляда стало некомфортно. Словно я на небесах пред самим Иисусом признаюсь в грехах.

У меня имелся пистолет и нож, а Кулаг считал чудом то, что в баре мы никого не грохнули.

Мне было за что покаяться

- Откуда ты знаешь? - только и сумел вытащить я из себя.

- Я же любительница старья, - произнесла она, краснея и отодвигаясь от окна, смотря точно на меня. - Нашла в старых учебниках своей тёти и выучила. Он красивый.

- Только уже непригодный.

- Ну и что? Любая информация по-своему необходимая.

Говор медленный. Не как обычно, исключительно спешащий и стесняющийся. Будто бы ей раньше было страшно располагаться со мной рядом, а теперь она себя сдерживала. И голый торс не вызывал покраснения помидора, и татуировка не завлекала взгляд.

Только беседа.

Почему-то она привлекала и меня.

- Информация: “что делать с сильно пьяными друзьями” - тоже из ранга “может понадобиться”?

Моя шутка заставила её щёчки сжаться от скромной улыбки, отчего я сам улыбнулся.

- Папа часто выпивал, когда сюда приезжал, - рассказала она, распуская мокрые, после душа волосы, которые в таком виде сильно закручивались. - Вот он и объяснял, что делать, в случае, если кто-то напьётся в, - она ударила себя ладонью по подбородку, отчего я ещё раз издал смешок.

Видеть столь мужланский и деревенский жест в её исполнении, чудилось чем-то невообразимым и инородным.

- Какая-то информация в любом случае лишняя…

- Я так не считаю, - повторила она, покусывая так мило и по-детски свою губу и азартно поглядывая в сторону. - Людей сложно называть умными или глупыми, потому что у всех свои интересы и все влюблены в разные границы этого мира. Значит, никакая информация не может быть лишней.

- Ты слишком одухотворённая!

По крайней мере, это была уже не “малявка” или “наивная дурочка”.

Хотя, может от отсутствия грубости в этом слове, я и вовсе не понял, почему вообще это произнёс.

- Это плохо? Нужно не любить жизнь, не насыщаться её радостями?

- Люди привыкли воспринимать это за скучное бытие и желать, чтобы оно закончилось.

- Видимо, я не человек.

Действительно нет.

Агнец божий.

- Мне хочется увидеть этот мир! Стать полиглотом или амбидекстром [1]! Быть кем-то уникальным, но при этом, таким же, как и все! Плохо такое желать?

Блеск голубых глаз. В них, оказывается, можно утонуть, словно в водах тихого океана или бесконечных просторах голубого неба.

Возможно, где-то в другом мире, мечтать о таких простых вещах и при этом ими восхищаться было бы и неплохо, но эта планета, где жили люди уставшие от самой жизни, настолько, что сходили с ума, подобно Кулагу, стремясь взять её под свой контроль. То, как сильно народ начал ненавидеть окружающих и окружающее их, гневаясь на него так, словно там, где-то в нафантазированном ими нигде, есть нечто куда более восхитительное и завораживающее. Отношения народа к их жизни пугало, но это был мир, где она жила.

Мне тоже не по нраву сама вселенная. Само моё существование. Будь я, как она, влюблённым в солнце и крошечные мелочи, я бы не решился поднять дуло пистолета, зная, какие меня ждут последствия.

Говорить правду о мире, даже скорее выдавать позицию всего земного населения, кроме неё, мне не хотелось, разочаровывать тоже, тем более, что терять такую широкую и прелестную улыбку из виду казалось преступлением.

Единственное, что я мог себе позволить, это промолчать, взамен лишь еле приподняв уголки губ в стороны.

- Хочешь запеканку? - молвил я, понимая, что уже совсем не хочу спать.