Страница 10 из 15
Разворачиваться резко явно не в её роли, потому, даже несмотря на то, что она этого ужасно желала, она осталась сидеть замершей, глядя на своё отражение в чудесном зеркале, размышляя о сем деле.
— Они точно его вернут? Потому что, тратить время на несбыточные попытки я не собираюсь…
— Они излечили одного от ожогов по всему телу, а второго от слепоты.
Аргументированный пункт. Точно весомый.
— А отдавать что-то за это надо?
Ей ли не знать, что каждая магия чем-то оплачивается.
— Нет, оплачивается деньгами.
Это же вовсе волшебно. От мысли, что она снова сможет слышать, как-то по-другому заиграло сердце, восторженно пропивая великолепные оды. Музыка войдёт в уши, она снова будет знать, как звучит её голос, и сможет участвовать в беседах с множеством людей.
Она сможет вернуться в колледж, и больше не будет пленником этих стен.
Но какая-то тягость от этого нововведения имелась.
— Отлично, — лишь шепнула она, открыв тушь и приступив к покраске ресниц, даже не заметив, как невольно куснула свои губы. — Тогда отправимся, как только появится возможность.
Замедленность и скомканность оказалась замеченной сразу, но, что сказать на такое, Преслава понимала крайне плохо. Выдать её явное волнение в сторону того, что она не хочет покидать замок, казалось неправильным. Особенно, учитывая то, что она боялась, что её ребёнок воспримет это не иначе, как её очередные выражения в сторону фокусника и её привязанности, а снова слышать нелестные слова в его сторону она не хотела.
Хотя, он действительно оказывался причастен к этой скомканности мысли.
В необходимое время, Саша оказался на пороге их дворца, как и всегда, оказавшись в куртке, на которой, к счастью, не осталось комков снега, что сильно успокоило девушку, навевая мысли, что на земле не такие уж и кошмарные сугробы.
Добравшись телепортацией до необходимого места, товарищи сдали вещи в гардероб, являя друг другу свои тщательные образы.
— Вау! — не скрывая восхищения, выдал фокусник. — Никогда не видел тебя такой…
— Какой? — возмущённо цедила она, поправив свой выпавший локон, кинув его за ушко. — В розовом я каждый день, а, если ты намекаешь на то, что я обычно не столь возвышенно, то тогда каблуки, каковые я действительно надела впервые, оставят неплохую рану в твоей ступне.
Угрозы… А они ещё ведь даже в зал не вошли!
— Я не говорю, что обычно ты выглядишь неэлегантно, — изменил показания факир, желая избежать скандалов. — Просто это — нежно, а такое от тебя действительно получаешь редко.
Как и такое отношение, будем честными.
Чуть повернув голову в бок, Любава согласилась с утверждением и, исполнив шаг вперёд, поправила его пиджак, который считала весьма аккуратным, и даже читала явную руку мастера.
Племянница постаралась в его изготовлении.
— Благодарю, богиня.
Смешно то, что сам мальчишка-психолог совсем не воспринимал его отношения с девушкой за нечто странное. Да, он понимал, что сейчас она стала куда милее. Уже не так яростно сыпет ядом, и всё чаще её острые реплики — наигранность, но он даже не думал, что это нечто связано не с тем, что он — единственный, с кем она вообще ведёт беседы, а что это происходит именно потому, что это — он.
Будь здесь другой человек, она бы не поправила ему пуговку, не играла бы с волосами с помощью магии ветра, не лезла бы в мысли и не обсуждала бы стихотворения и стихотворениями интересные им вещи.
А ещё бы так не смеялась. Так искренне, незнакомо никому из одноклассников. Прелестно.
— Какой маленький зал, — язвительно отозвалась дитечка ада, усаживаясь на место и тут же поправляя свою нежную розовую юбку.
— Это спектакль для глухих, речи читаются жестами, потому нужно, чтобы мы могли все видеть.
Понимающе закивав, девушка поглядела на сцену, а после вновь повернулась к кареглазому парнишке, который, усмехнувшись, кинул ей ещё одну мысль.
— Выкажи всё своё недовольство мне сейчас, чтобы потом концентрироваться на ком-то из актёров и не тратить способности понапрасну, — произнёс он, состроив саркастичную ухмылку.
— Галстук дурацкий, волосы не уложены, мне не угождает этот зал, а занавес оставляет желать лучшего, из-за чего я размышляю о том, что представление будет исключительно таким себе.
— Всё?
— Тебе мало?
Синие очи обернулись к нему с явным вызовом в них, и герою не оставалось ничего другого, как усмехнуться.
— Я уеду где-то через полмесяца, — внезапно выдала она, совсем не понимая, зачем вообще ему об этом сообщает. — Занятия придётся прервать.
— Ладушки, — лишь согласился он. — Но ещё разок я успею к тебе зайти.
— Опять чисто согреться от русской зимы придёшь?
И снова смешки под полную темноту зала.
Ребятам пришлось прерваться и оглянуться на сцену, где раскрытые шторы предвещали начало спектакля. По один край сцены располагалась девушка, которая крайне быстро мельтеша руками, поясняла происходящее в истории. Её наряд оказывался в представлениях рамок Сатаны, как и спектакль отзывался картинами воображения. Декорации и впрямь были слабенькими, хуже, чем то, что она ставила в Штормграде, но брали люди совсем другим — своей невообразимой харизмой, мимикой такой мощи, что рот от восхищения открывался.
Главная актриса и вовсе выдавала так много физиономий, что Любава не сразу поняла, что почти каждый раз её взор возвращается к ней снова и снова. Так сильно её амплуа, так сильны умения, что ни слова не вымолвишь «против».
От такой поражённой, замершей старосты Саша лишь начал слишком широко улыбаться, потому что в её лице так и читалось это почти что поклонение происходящему на сцене. Её поражала не Греция, не знакомая излюбленная история, а люди. Простые глухие люди, которые вытворяли чудеса и брали её за живое куда сильнее, чем её постановка с актёрами-магами, длительными музыкальными номерами и шикарным сопровождением оркестра.
От подобного мерещилось, что тяжело дышать.
В какую-то секунду она так сильно выгнулась вперёд, что товарищу, всё-таки, пришлось прикоснуться к её плечу, чтобы попросить откинуться обратно на спинку. Глаза закатились за веки, но слишком быстро исполнили просьбу, желая возвратиться к представлению как можно скорее.
Отодвигаясь, она случайно положила свою ладонь на подлокотник, соприкасаясь с пальцами Абрикосова, который совсем не стремился убирать их, не желая отвлекать никогда не удивлённую принцессу от столь занимательного зрелища.
Когда же осознание достигло её, она почувствовала, как на лице проявился слабый румянец.
Рассудок в таком горестном припадке закричал «уйди», что она воистину давилась от этого наплыва.
Чего так смущаться? Просто пальцы, просто касание! Ты только кого не трогала, когда насылала иллюзии. Что же с мозгом твориться сейчас?
И, всё же, внимание от спектакля на секунду ушло, забредая в рассудок факира, где она тут же ощутила максимальное спокойствие. Его их рукопожатие не трогало вовсе, и он относился к нему безразлично.
В её мыслях пронеслось «гадёныш».
А вот это уже было проблемой.
Вылезая обратно, она вновь зацепилась за образ главенствующей дамы рассказчика и, как бы невольно, потянулась на другую сторону, закидывая ногу на ногу, якобы пальчики убежали прочь лишь из-за смены позы.
Увы, так же, как от этой руки, тревогами не убежишь.
Это мерещилось ей слишком глупым, бездарным, нестоящим её внимания.
Не маг… Ад бы его побрал, не маг!
Части представления смешались с её мыслями, создав кавардак. По его вине, по окончанию всего, она даже не сумеет выдавить из себя адекватных острых комментариев, а лишь буркнет «ты выиграл, это прекрасно», — и удалится прочь, съедаемая самым прочным замыслом, который, будто единственный, оказывался согласен даровать ей жизнь.