Грезы

Она вообще не знала, как разговаривать с Малфоем, ведь не понимала, что он сейчас за человек. После суда, где она выступала в его защиту, они не виделись несколько лет. Около года назад она стала замечать его гуляющим на другом берегу пруда. И все, что она знала о сегоднешнем Драко Малфое — время его одиноких прогулок совпадает с ее вечерними пробежками.

Надо начать разговор издалека. О чем там беседуют малознакомые люди? О природе, о погоде? Она представила эту чопорную светскую беседу:

— Утро сегодня просто чудесное, Вы не находите, месье? Этот рассвет, это чарующее пение опасных тварей — очень даже шармон.

— Вы определенно правы, мадмуазель, — ответил бы он своим аристократическим выговором. — Надеюсь, Вы не в обиде, что те коварные прелестницы вырвали у Вас клок волос? Бешеные дамы, знаете ли, всегда находили меня невероятно аппетитным.

— Ах, ну что Вы. Я чрезвычайно рада, что именно Вы стали первым, за которого я дралась с толпой оголодавших до мужского тела хищниц.

Гермиона не сдержала смешок. Такой вариант беседы был, конечно, прекрасен, но не все разделяли ее чувство юмора.

Резкий звук вывел Малфоя из спячки. Открыв глаза, но все еще не глядя на нее, он напряженно спросил:

— Что тебя рассмешило, Грейнджер?

— Так, ничего серьезного… — тянула она слова, пытаясь придумать приличное оправдание. — Эээ… Просто вспомнила, как Падма сегодня навернула на своих длиннющих шпильках и упала прямиком в объятья знойного красавчика, который потом угостил нас коктейлями, — прохихикала Гермиона. И это была чистая правда.

Мерлин, что это была за ночь! Она давно так не веселилась. Смех, танцы, алкоголь — и на пару часов жизнь становится удивительно легкой. И потом еще весь следующий день хочется улыбаться. Вот прямо как сейчас.

— И как же ты оказалась в парке? — в голосе Малфоя прорезался интерес, даже голову повернул в ее сторону.

— Скажем так — это моя милая маленькая традиция. Трансфигурировать туфли в более удобную обувь и пройтись по тихому парку на рассвете, чтобы насладиться послевкусием отличного вечера, — миролюбиво пояснила она и, не дав Малфою задать следующий вопрос, быстро произнесла, — тебе нужно написать заявление в Аврорат, чтобы они зачистили пруд. Иначе она снова тебя в него заманит, — максимально серьезно сказала Гермиона.

— Нет.

Как емко. А главное — информативно.

— Что «нет»? Не напишешь заявление или не заманит?

— Все «нет», — ответил он непреклонно, снова закрываясь в своей раковине.

Гермиона опешила от такой категоричности:

— Ну ладно… Сама напишу, — сказала она растерянными голосом.

— Только меня не упоминай, — добавил Малфой не терпящим возражения голосом.

И они снова молчали. Кажется, Малфоя это абсолютно не волновало. Гермиона пыталась быть сдержанной, но ускоряющееся постукивание ногой выдавало ее нарастающее возмущение.

Ну как так можно? Что за пренебрежение собственной жизнью? Он давно в зеркало смотрел? Его фантазии выматывают его, медленно сводя с ума, чтобы затем в самом прямом смысле убить. А он, вместо того, чтобы устранить первопричину, категорично заявляет «Нет». Вот где здесь здравый смысл? Где хваленая слизеринская расчетливость? Нет, ну не может она это так оставить!

— Малфой, послушай. Сирены не оставляют своих жертв в покое. Ты можешь убеждать себя, что ее песня больше не очарует тебя. Но она взывает к желаниям, которым люди не способны сопротивляться. Обычно это сексуальное влечение. Но если по какой-то причине это недостаточно сильный мотиватор, она начинает давить на другое — потребность в любви, поддержке, игра на чувстве одиночества…

— Или вины, — прошелестел он, смотря на фантастически красивое небо.

Вина.

Так вот за кем он пошел — за беспомощной заплаканной девушкой с изуродовой рукой. Да, точно, она тоже была среди вихря образов, напавших на Гермиону.

— Прошло столько лет, тебя оправдал суд, я ни разу не упрекнула тебя. А ты продолжаешь винить себя за действия своей безумной тётки? — не могла поверить она.

— Да, — прошелестел он. И тут же сменил тему, — как ты оказалась на дне?

— Я нырнула в пруд, — пожала плечами Гермиона, оттягивая неловкий разговор.

— И почему же ты нырнула в пруд? — в его голосе послышалось раздражение.

И это ее уязвило. Она вообще-то спасла его, а он теперь подробный отчет требует? Хочет правды — да пожалуйста:

— Увидела, как ты нетвердой походкой входишь в воду. Сначала я подумала, что купания в крови девственниц больше не действуют. Но поскольку ты смотрел в одну точку и не корчился в лучах восходящего солнца, решила, что тебя просто покусал зомби.

Малфой ошарашено оглядел ее с головы до ног:

— Женщина, ты в своем уме?

— Ой, ну вот не надо сейчас меня осуждать! Напоминаю: суббота, утро, я все еще не слишком трезва. Когда ты нырнул, я уже предвкушала, как буду рассказывать это Падме — мы с ней столько пьяных чудиков видели этой ночью, но ни один из них не устраивал заплывы в пижаме. И только тогда до меня дошло, что купальный костюм у тебя не подходящий. Ты все не всплывал, и я нырнула следом, — закончила рассказ Гермиона.

Пару секунд Малфой молчал, а затем задал самый главный вопрос.

— И что же ты увидела на дне? — спросил он, скрещивая руки на груди. Его плечи напряглись, создавая отчетливый рельеф под светлой кожей.

Гермиона помедлила. Ей предстоял путь по тонкому льду его самоуважения. То, что она увидела, конечно же, касалось ее напрямую. Но в первую очередь, это были его фантазии — сокровенные, не предназначенные для чужих глаз. И судя по его настороженной реакции — Гермиона никогда не должна была узнать об их существовании. Сейчас Грейнджер могла опошлить их, обесценить, замарать своей насмешкой. Вот только…

— Там было много версий меня, — медленно начала Гермиона. — Прекрасная дева. Загадочная чародейка. Легкомысленная кокетка. И множество других образов. Была даже принцесса в золотой короне…

— Королева, — прошептал Малфой, а затем, прочистив горло, повторил чуть громче, — это была Королева.

От этого уточнения Гермионе стало удивительно тепло и уютно. Малфой так усердно прятал смущение за маской холодной отстраненности, что это заставляло лишь бережнее к нему относиться.

— Знаешь, — наконец сказала она тихо и мягко, — мне никогда не делали комплиментов в такой наглядной форме. Спасибо, — искренне улыбнулась Гермиона.

Острый момент был пройден. Пусть все останется так. Ему не стоит знать, что она успела рассмотреть гораздо больше.

Драко сидел неподвижно, словно замер в нерешительности. Она изподтишка разглядывала его профиль — впервые за их долгое знакомство. Между темными бровями у него была еле заметная морщинка. На крепкой шее темнел свежий лиловый засос. В ямочке над ключицей застряли пару камешков гравия, и Гермиона чуть было не потянулась убрать их с его бледной кожи.

Наконец, Малфой нашел в себе силы продолжить разговор:

— Это была не ты, а мое представление о тебе. Я отдаю себе отчет, что совсем не знаю тебя, — он осторожно посмотрел на нее, словно оправдываясь.

Гермиону умилило это признание. Ее называли Золотой девочкой, героиней Войны. Люди часто идеализировали ее, даже не пытаясь понять, какая она на самом деле. Но в сказочных видениях Малфоя было что-то особенное. Образы, созданные его воображением, льстили ее женскому самолюбию.

— Я даже не знаю, кем ты работаешь, — продолжил Малфой, наконец-то развернувшись к ней всем корпусом. — Наверно в Министерстве?

— Драко… — шумно вдохнула она, недовольно морща нос, — ну зачем ты спросил? Ведь так хорошо общались… — что ж, время признаться, что она заколебалась быть умницей. — Я недавно уволилась.

— Неожиданно. Почему? — спросил он озадачено. Порыв ветра забавно взъерошил его волосы.

— Это долгий разговор про самореализацию и экзистенциальный кризис, — нехотя ответила Гермиона. — Но если очень кратко — я поняла, что работа больше не приносит мне удовольствия.