Грезы

Комментарий к 2. Ночной ужас

«Ночной ужас» — один из видов расстройства сна, характеризующееся ночными приступами крайнего ужаса, страха или паники, с последующим криком или вскакиванием с постели.

Он тихо крался на звук чистых женских голосов, поющих в ночи о радости и веселье. Вскоре он подошёл к опушке леса и притаился за поваленным деревом. На зелёной поляне были сложены костры, через которые прыгали женщины в простых белых рубахах, восхваляя жизнь и свободу. Он точно знал, что эта вакханалия опасна, особенно для мужчин. И все же так хотел стать частью этого буйства, купаться в безумии и смехе.

Большой костер с громким треском выбросил столп ярких искр высоко вверх. Прямо над ним на метле парила обнаженная ведьма. Ветер ласково трепал ее волосы цвета огня, отчего она сама казалась искрой костра. Запрокинув голову, чародейка так жадно пила из кубка, что брага текла по подбородку и проливалась на грудь. Гибкий прогиб ее спины позволял любоваться острыми сосками и крепкими ягодицами, что напрашивались на звонкий шлепок. Бросив пустой кубок товаркам, она с адским смехом начала свой стремительный полет над кострами. Она была подобна стихии и древней богине — яростная, ликующая, приносящая молнии и страх. И желание — желание пасть ниц, служить ей и обладать ею. Ее полет завораживал, заставлял забыть, кто ты, оставляя лишь беспощадную бурю страстей. Он не уловил, в какой момент она стала изгибаться как кошка, а смех сменился влажными стонами. Воспаленное воображение нарисовало яркую картину, как весь полет ее нижние губы сливаются в безостановочном поцелуе с гладким древком метлы. О, он бы сейчас без раздумий заменил дьявольский агрегат меж ее соблазнительных бедер своим ртом.

От похотливых мыслей его отвлек странный для этого места аромат. Этот запах был таким знакомым и таким важным. А еще — сокровенным. Свежескошенная трава, бодрящая мята и пергамент. Он похоронил это знание глубоко в душе, вместе со своей надеждой на светлое будущее. Он принял решение очень давно, и не собирался его менять. Но сейчас… Это было почти подло — напоминать ему сейчас, как же невероятно хорош этот аромат, что несет одновременно волнение и покой. Он начал лихорадочно осматривать толпу веселящихся чародеек в поисках источника такого влекущего запаха, и не находил. Как же так? Почему? Ему это так нужно…

Пронзительный вскрик «Мужчина!» привел его в чувство. Вся поляна замерла и безмолвно обернулась в его сторону, даже пламя костра возмущенно застыло. Кровь застучала в висках, и в звенящей тишине весь шабаш слышал, как его сердце начало ускорять свой ритм. Тук. И вот уже одна из чародеек хищно раздувает ноздри, шумно втягивая его запах — тук-тук — а другая плотоядно облизывают алые губы. Тук-тук, тук-тук. Тягучие, липкие от пота и страха мгновения всеобщего бездействия. Тук-тук-тук-тук.

И он бросился наутёк.

Быстрее, быстрее! Перескочи через куст. Пригнись. Не останавливайся! Волчий вой совсем рядом. Петляй, сбей со следа. Не дай себя поймать! Легкие жжет каленым железом. Свет факела! Замри! Пережди за деревом. Дыши тише. Еще тише. Ушли. Пора, двигайся.

Наконец он оторвался от погони и с облегчением повалился наземь, переводя дыхание. Холодный воздух драл глотку, мучительно хотелось пить. Но напряженные мышцы расслаблялись, грудь взымалась все медленнее и ровнее, а стелящийся туман остужал разгоряченное тело. Теперь он слушал тихие шорохи ночного леса и видел, как ветер нежно качает верхушки желтых елей. Как же здесь спокойно…

И в этот момент на него с диким хохотом напрыгнула огненная ведьма. От неожиданности он начал перекатываться по земле, пытаясь ее сбросить, но чародейка вцепилась в него как смерть. Она прижала его руки к земле и коренья деревьев тотчас обвили его запястья. Сердце бешено колотилось, глаза расширились в ужасе. Сидевшая на нем ведьма оценивающе склонила голову набок и провела пальцем по его щеке:

— Какой красивый! И какой непослушный. Разве мамочка не говорила тебе остерегаться лесных ведьм? О, по глазам вижу, что говорила. Но зачем слушать женщину, ты же такой большой и сильный, — злобно оскалилась она. — Нужно тебя проучить, проказник. Что же с тобой делать? Из тебя вряд ли получится вкусный супчик — твое мясо уже не такое сочное, как у детей. О, можно разобрать тебя на зелья — зубик, глазик или ноготок. А из твоих серебряных волос получится сильный амулет. Но что же делать со всем остальным? — она в задумчивости провела своей рукой по его груди, животу, а затем, приподнявшись, ещё ниже.

— О! — она восторженно округлила глаза. — А таким грех не воспользоваться по назначению. Скажи-ка мне, ты уже знаешь, как им пользоваться, чтобы осчастливить девицу? — хитро прищурилась она.

— Развяжи меня и узнаешь — дерзко ухмыльнулся он, отгоняя страх.

— Ну, что же ты! — слегка разочарованно протянула он. — Лесную ведьму решил перехитрить? Дрянной мальчишка! — и неожиданно она впилась в его рот животным поцелуем. Он удивлённо охнул, а через мгновенье мучительно застонал прямо в ее рот, наполненный острыми клыками. Она разорвала поцелуй, довольно посмеиваясь, и начала вылизывать его окровавленный рот. — Какой ты сладенький! Ты же будешь послушным мальчиком? Или тебе нравятся мои поцелуи? Ну же, кивни, не бойся! Какой умница, — удовлетворенно похлопав его по щеке, бестия выпрямилась.

Он с ужасом рассматривал хищный рот и молочно-белую шею, по которой зловеще ползли алые дорожки его крови. На ее теле начали проступать сияющие письмена, украшая порочную наготу, а в хитрых глазах заплясали искры похоти и жажды.

— Ну же, разве я не красивая? — зашептала она, начав скользить бедрами по его паху, как морская волна. — Разве ты не хочешь, чтобы я обхватила твоего дружка рукой и ласково сжимала, пока он наливается кровью? Я буду целовать тебя — нежно, осторожно. Льнуть к твоей груди. Обнимать, обжигая свои жаром. А потом я начну наглаживать его, вверх — вниз, вверх — вниз, и снова, и снова, пока твое дыхание не собьется, и ты от бессилия не начнешь закусывать свои чудесные губы. Тогда я слегка ускорюсь, чтобы всполохи наслаждения заставили тебя выгибаться и постанывать. И в этот момент, когда твои глаза будут закрыты от удовольствия, а тело напряжено от предвкушения, ты почувствуешь влажную, горячую, узкую тесноту. Она будет так завлекать тебя, что ты захочешь оказаться в ней полностью, без остатка. Ты забудешь обо всем и станешь стремится лишь туда, где глубже, уже, теснее. И в момент, когда ты наконец-то достигнешь своей цели, тебя переполнит наслаждение и собственное семя.

Она бесстыже застонала от собственных слов, запрокинув голову с блаженно закрытыми глазами, ни на мгновенье не прекращая тереться о грубую ткань его брюк. Он видел влажный блеск меж ее бедер, но это свидетельство ее страсти не радовало. Он чувствовал лишь липкий порабощающий страх. Своими ястребиными когтями чародейка нетерпеливо разодрала его рубаху, оставляя болезненные глубокие царапины на его груди и животе. Она жадно припала к кровавым дорожкам и повела по ним неестественно длинным языком к его ключице и шее, оставляя на теле влажный след. Добравшись до уха, она чувствительно прихватила мочку губами, а затем властно прошептала:

— Люби меня!

Он тут же почувствовал, как кровь прилила в низ живота, и уже через несколько мгновений его тело было готово ублажать ведьмину похоть. Она нетерпеливо насадилась на него с протяжным стоном, и пелена животного желания накрыла с головой. Ему казалось, что он в горячечном бреду, кошмарном и волшебном одновременно. Бестия скакала на нем, как на необъезженном жеребце. Ее совершенные груди подпрыгивали при каждом толчке, и у него сводило скулы от желания сжать их, припасть своими израненными губами к соскам и прикусить их. Рассудок покидал его с каждым ее влажным толчком, он как зверь начал чувствовать запах ее разгоряченной плоти и влажного лона, такой прекрасный, такой первобытный. Рык вырывался из его глотки. Когда в нем не осталось ничего, кроме звериного желания обладать ею, когда он слился с окружающим его лесом, в тот же самый миг его руки освободились от одной только мысли. Он резко притянул ее к себе, сжав в стальном объятии, и начал яростно вколачиваться в ее податливое тело, видя над собой лишь медные нити ее волос и блеск луны. Она сбивчиво стонала, уткнувшись в его шею, не успевая переводить дыхание. Чужое горячее дыхание на тонкой коже, так близко к беззащитной сонной артерии, заставляло кровь кипеть от опасности и наслаждения. Как она и обещала, он безумно стремился глубже, и когда достиг своей цели, его закрытые глаза увидели яркие звезды, что распускаются пышными цветами наивысшего экстаза.