Одноклеточная

– А чего это они ещё не спят? – спросила себя и отворила калитку.

Вдруг со стороны усадьбы послышались тихие мужские разговоры, и Наташа остановилась, чтобы разобраться, кто это там шепчется. Басистый, грубый тон сразу выдал отца, а второй – кто? Защёлкнув щеколду, девчонка медленно потянулась на голоса. Прижимаясь к стене дома, вслушивалась в дружелюбную беседу и аккуратно переступала через только что проросшие молодые кусты крапивы.

– Ай! – кто-то кольнул в щиколотку, и Наталья вскрикнула.

– Наташка! Ты? Где тебя носило? Быстро домой! – скомандовал отец, не сходя с места.

Почесав ужаленную противной крапивой ногу, девчонка рванула к двери.

– Ничего себе, какая выросла!

Дядька приехал!

– Здрасьти, – эмоции переполняли девочку, но бежать и обниматься не стоит. От Наташи разило, как из помойного ведра. Сигареты и выпивка сделали своё дело.

– Привет! Чего так поздно? – спросил брат отца.

Улыбнувшись в темноту, Наташа побежала внутрь дома, где её ждала мать с ремнём в руке.

– Ты где была? – Анфиса сидела в кухне и наполовину дремала за столом. – Что у тебя с лицом? – заметила отёки под глазами, распухшие губы и краснющие щёки. – Я видела Катю, она сказала, что вы не собирались делать уроки вместе.

– А что, она разве не уехала к бабушке?

Вот дура-то! Взяла и сдала сама себя, а могла бы солгать, мол, делали уроки, а потом поссорились.

– Ты почему мне соврала? – приподнимаясь со стула, мать нахмурила брови. – Где ты была до поздней ночи?

– Гуляла, – Наталья глянула на босые ноги и поняла – туфли, скорее всего, остались на озере. Хотя… А была ли она в них, когда неслась сломя голову?

– Где твоя обувь? – мать опустила глаза вниз вместе с Наташей. – Почему ты босиком? – подойдя ближе, Анфиса сморщила нос, почувствовав неприятный запах. – А чем это так воняет?

Наклонилась вперёд и глубоко вдохнула. От резкого «аромата» её чуть не стошнило.

– Ты что, пила? – лицо Анфисы моментально покраснело. Глаза выкатились из орбит, рот открылся, и правая рука поднялась на уровне Наташиных плеч. – Да ты совсем сдурела?

Ремень молниеносно опустился на нежное детское предплечье, оставив бордово-красный след в виде широкой полосы.

– Ай! Мама! – взвизгнула девочка, приложив руку к больному месту. – Ты с ума сошла!

Слёзы брызнули из глаз, и Наталья взвыла голосом побитого щенка. На крик прибежали отец и дядя Игорь.

– За что ты её? – Игорь обхватил руками ревущую племянницу и прижал к себе. – Ночь на дворе, а ты драку устроила.

– Не твоё дело! – закричала Анфиса, замахиваясь на дочь ремнём. – Убери руки!

– Анфис, ты сегодня злая, как никогда, – за Наташу вступился отец, – может, успокоишься?

Фёдор всегда добрел, когда слегка выпивал, а пил он очень редко – если только в кругу родни, и то по великим праздникам.

– Загулялась, бывает, зачем бить-то? – возмутился Игорь, поглаживая Наталью по голове. – Девка уже взрослая, а ты её как пятилетнюю…

– Взрослая! Она взрослая! – Анфису распирало от злости. Выдернув дочь за руку из объятий родственника, Анфиса развернула её лицом к мужчинам и заорала ещё громче. – Ты посмотри на неё! Посмотри, на кого она похожа! Где её туфли? Почему она вся опухшая, как после трёхдневной попойки? Ты понюхай, понюхай! – схватила девчонку за волосы и наклонила голову поближе к Фёдору. – Чувствуешь, чем от неё воняет?

– Это что за дела? – Фёдора будто подменили. – Ты где так нахлебаться успела?

– Подожди, Федь, – отодвинув брата, Игорь загородил его собой, чтобы племянница не получила подзатыльника. – Ну, бывает. Выпила в первый раз, не рассчитала. Вспомни, как мы с тобой баловались.

– Мне тогда шестнадцать было, – прорычал Федя, не сводя глаз с ужасного внешнего вида дочери.

– Пусть проспится, а завтра поговорите. Зачем ночью скандалы устраивать?

– Вот твои вырастут – ты с ними и беседуй! – Анфиса поволокла девочку в комнату, чтобы продолжить воспитание кожаным ремнём.

– Не пущу! – закричала бабушка, распахнув дверь комнаты. – Не трожь ребёнка, иначе я сама тебя этим ремнём отхожу!

Анфиса стояла перед старушкой, открыв рот. Одной рукой она держала дочь за волосы, а другой… Ремень так и рухнул на пол, звеня тяжеленной бляхой.

Нина плашмя лежала, пальцем пошевелить не могла, и нате вам – стоит на ногах и орёт, да так разборчиво.

Тишина пробилась в дом. Игорь и Фёдор молча переглянулись. У Феди разгорелись уши, краснея постепенно, от верхушки раковин до мочек. Пальцы Анфисы разжались, выпустив взъерошенные волосы дочери. Наташа громко всхлипнула, почувствовав облегчение на макушке, и кинулась обнимать бабушку.

– Ба-бу-уля-а, – взревела девчонка, повиснув на её шее.

– Ещё раз стукнешь, – прошипела Нина Антиповна, положив на плечи рыдающей внучки трясущиеся кисти, – пеняй на себя. – Сразу же взялась за опухшие щёки Наташи и подняла голову. – Пойдём, Наташенька, пойдём ко мне в комнатку.

Медленно разворачиваясь, бабуля повела её за собой. Через секунду дверь оглушающе захлопнулась.

– А я уже… – глотнул Игорь, облокотившись о стену, – заочно похоронил.

– Дурак, что ли? – возмутился Федя. – Я вообще хотел к тебе её отправить. Ты ж у нас городской, возможностей по медицине больше, чем тут.

– Я тебе отправлю! – за закрытой дверью раздался грозный голос матери. – Без наследства останешься!

– Т-с-с, – Игорь приложил палец ко рту, – ничего не изменилось. Подслушивает.

Да, Нина всегда следила за мальчиками, особенно, когда они закрывались в своей комнате и секретничали. Подслушивала, подглядывала, чтобы узнать, чем занимаются подростки, куда ходят, с кем ведут дружбу, курят или нет, какие у них отношения с девочками.

– Чайник согрейте! Я пить хочу! – кинула напоследок Нина, и все услышали отдаляющиеся шаркающие шаги.

– И что это было? – очнувшись, Анфиса заговорила сиплым голосом. – Как это?

– А я тебе сейчас расскажу, – усмехнулся Игорь, вспомнив давнюю семейную историю. – Садись, – выдвинул две табуретки и занял одну.

Рассказ был довольно длинным и очень подробным. Анфиса слушала брата мужа с большим интересом, местами хваталась за сердце, местами прикладывала ладонь ко рту и выкатывала изумлённые глаза.

А дело всё вот, в чём. Свекровь Нины была очень хитрой женщиной. Когда Нина и Игнат поженились, Алевтина переехала жить к ним, чтобы в старости не остаться в полном одиночестве. На тот момент пожилой женщине было за семьдесят. Кроме сына, никого из родни не было, второй муж её бросил, поменяв на молоденькую кралю, а родственники погибли на войне. Игната Алевтина родила в зрелом возрасте, а до момента зачатия думала, что Бог наказал её бесплодием за кое-какие грешки по молодости. Через три месяца после ухода мужа, узнала о беременности и поклялась никогда не расставаться с единственным ребёнком. Жили – не тужили, пока Игнатушка не вырос и не влюбился в местную красавицу.

От свадьбы отговорить сына не удалось, тогда Алевтина поставила условие: или жить всем вместе, или она наложит на себя руки. Игнат не смог отказать матери и забрал её в новый дом в соседнюю деревню. Как только не изгалялась Алевтина над невесткой. И то ей не так, и это не в нос, суп пересолен, хлеб внутри сырой, платье не достирано, в доме бардак. Подслушивала, влезала в посторонние разговоры, не давала продыху. А через десять лет и вовсе слегла, мол, пусть невестка ухаживает, горшки выносит, кормит с ложки, да Богу почаще молится за скорейшее выздоровление любимой свекровушки. Ох, и намучилась Нина с матерью мужа, натерпелась её упрёков, грязных простыней настиралась и соплей навытиралась. А после года непрестанного лежания Алевтина захворала не на шутку. Не выдержали ослабленные мышцы годичного покоя, и конечности у Али отказали напрочь. Спустя четыре месяца Алевтина покинула этот свет.

Наевшись свекровкиных заскоков, Нина стала чернее чёрной тучи. Озверела, как дикое животное, да и переняла от почившей Алевтины манерный характер вместе с пустыми капризами. Пришло время женить сыновей. Ни одна из невесток не пришлась по душе, ни одна не полюбилась. Нина тщательно всматривалась в каждую молодушку, чтобы понять, кто из пришлых девок окажется слабохарактерной. Выбор пал на добродушную Анфису. М-да, не повезло девке, да и Нине бросать родную деревню не хотелось. Старший и младший сыны уехали, а Федя здесь остался жить и работать, слушать мамкины сплетни о жене, растить единственную дочь.