Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 12

Вдоль площади расположились здания городского комитета КПСС, Дворца культуры «Горняк» и гостиницы «Северное сияние». В центре площади установили памятник С.М. Кирову. Сергей Миронович стоял на постаменте в полный рост, в распахнутой шинели, форменной фуражке на голове и правой рукой указывал на вход в ресторан гостиницы «Северное сияние», дабы командированные в город служащие, а также обычные туристы без труда находили место, где можно выпить, закусить и переночевать.

Жилищная застройка Каменногорска осуществлялась довольно хаотично, и старые, оштукатуренные кирпичные дома, построенные в 30—50-е годы, чередовались с серыми панельными «хрущевками» и «брежневками». А переменный рельеф долины, со значительным перепадом высот, создавал иллюзию, как будто дома поставлены друг на друга, словно игрушечные кубики неумелой детской рукой.

Второй, после Красной площади, архитектурной доминантой города стало десятиэтажное кирпичное здание управления Каменногорского горно-обогатительного комбината, построенное в форме правильного пятиугольника, за что получило в народе прозвание «пентагон». Управление возвели в конце 70-х. Прилегающую территорию благоустроили – высадили деревья и кустарники, разбили клумбы, выложили плиткой тротуары и даже выкопали небольшой пруд, в центре которого разместили фонтан в форме земного шара.

Еще одной достопримечательностью города и местом притяжения туристов стала горнолыжная база. Благодаря тому что устойчивый снежный покров в этих краях сохранялся до середины мая, любители горных лыж с приходом весны заполоняли Каменногорск.

За прошедшие полвека горно-обогатительный комбинат значительно увеличил производственные мощности. Первая фабрика уже не соответствовала ни техническим, ни природоохранным требованиям. В конце 50-х возвели вторую фабрику. Но потребность в фосфоритах постоянно увеличивалась, государственные планы росли как на дрожжах. И в начале 80-х развернулось строительство третьей обогатительной фабрики, которая получила почетный статус «Всесоюзной комсомольской ударной стройки». Площадку для ее возведения выбрали в пятнадцати километрах от города. К строительству, как и в далекие 30-е, привлекли не только комсомольцев-добровольцев, но и подневольных граждан тоже. И если военно-строительные отряды, сформированные из солдат срочной службы, вполне подходили под определение комсомольских, то новых подопечных подполковника Уварова – пациентов лечебно-трудового профилактория – отнести к категории комсомольцев можно было с большой натяжкой. Если только к «заполярным комсомольцам», сокращенно – «ЗК». Но для большой стройки требовались многочисленные рабочие руки. А добровольцы были уже не те, что полвека назад, за идею и пайку хлеба работать не желали. Поэтому в порядке трудотерапии, а главное – в качестве дешевой рабсилы находящихся на излечении в ЛТП алкоголиков привлекали к выполнению строительных работ, не требующих опыта и квалификации.

Размышления Павла Сергеевича прервал телефонный звонок. Звонила дежурный администратор и сообщила, что к нему пришел посетитель, который представился как майор Алексеев и просит разрешить подняться в номер. Уваров ответил, что спустится к нему сам. Заодно можно будет и перекусить.

Перед тем как покинуть свои апартаменты, Павел Сергеевич посмотрел в зеркало, висевшее на стене в коридоре, и остался весьма недоволен увиденным: «Запустил ты себя, Паша. Мешки под глазами, кожа дряблая, второй подбородок растет. А пузо отрастил – еще немного, и станешь похож на японского борца сумо. Не зря генерал Кравченко однажды подметил: “Хороший ты, Паша, мужик. Только в последнее время какой-то стал несобранный, как манная каша”.

Помню, подумал тогда, что за глупое сравнение. А теперь вижу, почему “каша” – потому что размазня. Все, с завтрашнего дня начинаю новую жизнь. Сажусь на диету, по утрам – зарядка, по субботам – спортзал, в воскресенье – баня. И никаких романов. Надо дать организму восстановиться. Хорошо, что все подружки остались там, в прошлой жизни».

В холле, у сувенирной лавки, стоял невысокий худощавый мужчина лет сорока с хвостиком, в форме майора МВД. Форма ему совсем не шла, китель висел мешком, как на тремпеле, а брюки были явно длиннее необходимого и гармошкой спускались к полу. Майор смотрел на приближающегося подполковника поверх сдвинутых на нос очков и сильно щурил глаза:

– Алексеев Владимир Игнатьевич, ваш заместитель по политико-воспитательной работе и кадрам, – представился майор и протянул подполковнику руку.

Павел Сергеевич руку пожал, но представляться в ответ не стал, поскольку в представлении не нуждался. Замполит еще неделю назад получил приказ о его назначении и не только изучил сам, но и ознакомил с ним всех штатных сотрудников ЛТП. И, естественно, выяснил всю информацию о новом начальнике, какую смог раздобыть по своим каналам.

Уваров предложил майору вместе пообедать, и коллеги отправились в ресторан пансионата.





Зал ресторана пустовал, только молоденький бармен подпирал локтями стойку бара. Обеденное время закончилось, а до ужина оставалось еще часа три. Да и отдыхающих в пансионате кот наплакал – не сезон.

– Выпить чего-нибудь желаете? – обратился бармен к вошедшим офицерам, едва они присели за столик.

– И выпить желаем, и закусить, – развязно ответил майор и вопросительно посмотрел на подполковника, стараясь убедиться, что не сболтнул ничего лишнего. Чувствовалось, что Алексеев очень нервничает, и, чтобы разрядить обстановку, Уваров предложил вне службы обращаться друг к другу на «ты». Майор обрадовался, как ребенок, и попросил называть его Володей. Но Павел Сергеевич ответил, что это лишнее. Такая фамильярность возможна только между достаточно близкими людьми.

Бармен на минуту исчез, и тут же в зал вошла ОНА. Нет, не вошла, а вплыла. Как там у Пушкина: «А сама-то величава, выступает, будто пава…»

Майор что-то пытался спросить, но Уваров совсем его не слышал. Он с замиранием сердца наблюдал, как к ним, слегка покачивая крутыми бедрами, приближается Варвара-краса – длинная коса. Хотя на самом деле официантку звали Наталья – это было написано на бейджике, прикрепленном к блузке на левой стороне груди. Павел Сергеевич окинул красотку опытным взглядом старого ловеласа. Черная форменная юбка сантиметров на десять не доставала до колен и позволяла оценить стройные загорелые ножки в туфлях на высоком каблуке, а белая блузка-безрукавка плотно облегала груди пятого размера. «Мой любимый размер», – вспомнил Уваров фразу ослика Иа из мультфильма про Винни-Пуха. Две верхние пуговицы на блузке случайно оказались расстегнуты. Это позволило похотливому взору подполковника разглядеть достаточно, чтобы его буйная фантазия дорисовала остальное. Густые темно-каштановые волосы девушки были заплетены в толстую косу, которая целомудренно лежала на ее правой груди. Кожа у красавицы отливала бронзовым загаром, таким редким среди бледнолицых северных девушек. Лицо вполне стандартное – губки бантиком, слегка вздернутый носик, ямочки на щечках. Только острый, пронзительный взгляд зеленых, как у кошки, глаз выдавал непростой характер.

– Будете смотреть меню или сразу закажете? – спросила фея общепита бархатным голоском.

– Нам триста грамм коньяка и закусить – по салатику и чего-нибудь мясного на ваше усмотрение, – выйдя из оцепенения и пытаясь не смотреть на девушку, произнес Уваров.

– Коньяк у нас только молдавский – «Белый аист», салат советую взять «Столичный», мясное блюдо, наше фирменное, – отбивная из оленины, на гарнир – жареный картофель, – проворковала богиня, словно голубица.

– Вот и отлично, – принял предложение подполковник, даже не поинтересовавшись мнением майора.

Официантка поплыла в сторону кухни, все так же призывно покачивая бедрами, а Павел Сергеевич понял, что пропал. Стрела амура поразила его в самое сердце.

Обед оказался на удивление вкусен, особенно блюдо из оленины. Майор как мог старался развлечь шефа. Постоянно рассказывал разные истории. Видимо, очень смешные, поскольку после каждого рассказа Алексеев заливисто хохотал. Уваров вежливо улыбался, но все его мысли были совсем о другом. Он ни на минуту не мог забыть эту обворожительную ложбинку, на которую невольно бросал взгляд каждый раз, когда официантка нагибалась, чтобы поставить или забрать тарелки.