Цвет магии – чёрный

Из ателье, совсем не похожего на замок в миниатюре и, конечно, без лент, бантов и королевских звёзд на стёклах – Лавиния сюда бы и ногой не ступила, – выпорхнула стайка девушек в одинаковых коричневых пальто. Две несли рулоны ткани, третья – тонкий квадратный футляр едва ли не больше её. А четвёртая…

Четвёртую я узнал.

Я оставлял Тину больным угловатым подростком. Ей было четырнадцать, но тогда она казалась младше года на три – так точила её болезнь. И уже начинала задыхаться, а по утрам пылала, как печка, а потом шутила, что о неё можно греться – нет нужды тратиться на уголь.

Сейчас ей было шестнадцать, она улыбалась, и ветер трепал золотые – темнее, чем у меня, и, конечно, длиннее – пряди волос, выбившиеся из-под её шапки.

На ватных ногах я выбрался из кареты и прошёл к стене ателье, глядя Тине вслед. Её подруги о чём-то смеялись, та, что с футляром весело им размахивала.

Я смотрел, как она уходит и понимал, что не смогу её окликнуть.

Два года назад я оставил документы на кухонном столе – где их непременно бы нашли – и ушёл раньше, чем мать спустилась готовить завтрак. Я не попрощался – они бы меня не отпустили. Мать сказала бы, что есть другой выход, что мы непременно его найдём.

Она ошибалась: выхода не было, чудо не случилось, нам никто не помог, а Тина умирала. Что мне оставалось?

Налетевший ветер взметнул полу моего плаща, раскачал вывеску-ножницы на углу ателье и сорвал шляпку у одной из девушек. Они обернулись, все четверо, бросились её ловить. Я застыл, поймав взгляд Тины.

Она действительно очень похорошела за эти годы. «От кавалеров, наверное, отбоя нет», – мелькнула странная мысль. Странная, потому что для меня Тина оставалась тем самым угловатым подростком, младшей сестрой, которую нужно защищать.

Она выронила завёрнутые в коричневую бумагу покупки – по тротуару покатились нитки, пуговицы, какие-то крючки… И пошла ко мне, сначала несмело, словно сомневаясь, не обращая внимания на подруг. А потом быстрее – и я уже не мог отвернуться и уйти, хотя знал, как это по ней ударит.

Она бросилась мне на шею, а я её обнял – иначе мы бы оба упали на тротуар. Да, Тина определённо за это время поправилась.

Мимо шли элегантно одетые дамы с кавалерами в тёмно-синем – цвет торговцев. Ори выглядывал из кареты и что-то говорил кучеру… Ветер мотал вывеской, и та опасно скрипела…

– Элвин? Это правда ты? Это же ты? – шептала Тина, обнимая меня. От неё по-взрослому пахло цветами – ландышами. И всё так же – маминой выпечкой и красками. – Скажи что-нибудь! Скажи, пожалуйста! Скажи, что это ты…

– Это я.

– Тина? – одна из подруг, наверное, самая смелая – та, что с футляром – подошла и, хмуро глядя на меня, поинтересовалась: – Кто это?

Она видела молодого аристократа и Тину, которая его обнимает. Что она могла подумать?

– Он нашёлся! – выдохнула сестра, оборачиваясь. По её щеке текли слёзы – Тина всегда была жуткой плаксой. – Мой бра…

Я успел зажать ей рот раньше, чем она договорила. И спокойно улыбнулся девушке. Я привык спокойно улыбаться в любых ситуациях.

– О, мы всего лишь друзья. – У меня получилось даже скопировать характерный капризный тон аристократа. Как же долго я среди них жил! – Мне захотелось увидеться. Тина, дорогая, вы разрешите довезти вас до дома?

Она поймала мой взгляд и задрожала.

– Да… Мия… О, спасибо! – Мия отдала ей промокшие свёртки. – Д-до завтра!

Я увлёк сестру к карете, пока подруги, одинаково хмурясь, глядели нам вслед. И даже не сразу заметил, что Ори пересел к кучеру, оставив нас одних. Не ожидал от него такой тактичности.

– Элвин, что… Что случилось? – стоило дверце захлопнуться, вопросы посыпались из Тины градом. – Ты пропал так… Куда ты пропал?! Два года, Эл, два года от тебя ни весточки! Мама сказала, ты уехал… Ты сказал ей, но не мне, да? Куда ты уехал? Эл, ну скажи же!

Я по привычке подался вперёд и прижал ладонь к её лбу. Температуры не было.

– Тина, как ты себя чувствуешь?

– Я? Я как себя чувствую?! Ты не можешь вот так появиться и… – Она поймала мой взгляд и выдохнула. – Хорошо. Я не умираю больше, видишь? Успокойся.

Я откинулся на спинку дивана и выдохнул.

– Ты поступила в художественную школу?

– Я поступила… Да! В колледж, у меня стипендия. Эл, почему ты на меня так смотришь? Что с тобой? Почему ты такой… замороженный? Обними меня хотя бы!

Я не мог – я больше не имел на это прав.

– Твои подруги подумают, что ты путаешься с аристократом, – сказал я вместо этого. – Прости меня.

– Да бог с ними! Эл, где ты был? Чья… Чья это карета?

Я закрыл на мгновение глаза.

– Тина, у меня мало времени. Скажи, с мамой всё в порядке?

– Да! Хотя она и выплакала все глаза, когда ты ушёл, как ты мог!.. – Она оборвала себя и куда тише ответила: – Она больше не шьёт. Очень плохо видит. Но нам теперь и не нужно, потому что… Эл, я же твоя сестра – скажи, откуда?..

Я стиснул зубы. Я не хотел, чтобы она знала.

Но она сказала:

– Эта карета… твоей госпожи, да?

Я вздрогнул, и она ломко улыбнулась.

– Мать не говорила, ты же… Ты же и ей не сказал, да? Но я же не дура. Откуда ещё такие деньги?

Я отвернулся к окну. Я так мечтал увидеть её… А сейчас больше всего на свете хотел исчезнуть.

Она заслуживает большего, чем брата-содержанку. Я идиот, в какое положение я её поставил? Думаю только о себе!

– Прости.

– Прости? – повторила она. – Элвин, за что ты извиняешься? Господи, ты что, стыдишься? Ты… – Я вздрогнул, когда она обняла меня снова. – Ты неисправимый… глупец! Посмотри на меня.

Я послушался. Я мог бы смотреть на неё вечно – такую… здоровую, счастливую, настоящую. Наконец-то не на фотографии.

Но карета остановилась.

– Наш дом, – выдохнула Тина. – Эл, ты же… ты же выйдешь к маме?

– У меня мало времени, – повторил я.

– И ты снова исчезнешь на годы?

Она сама открыла дверцу, хотя стоило бы мне или лакею. А потом потянула меня наружу, к вышедшей на крыльцо матери.

Я не смог заставить себя остаться в карете.

Мама щурилась, в её волосах прибавилось седых прядей. И она всё ещё носила траур. Я невольно задался вопросом, не по мне ли.

– Конечно, не по тебе, – тихо ответила она, обняв меня. – Естественно, я знала, где ты. Скажи, с тобой хорошо обращаются?

Я только кивнул. Она всегда была сдержанной, всегда казалась спокойной. Раньше я мог лишь предполагать, чего ей это стоит. Теперь я знал.

Она хотела пригласить в дом и Ори с кучером, но я солгал, будто госпожа нас ждёт. Я не мог оставаться надолго. Потом слишком сложно уходить.

Мама кивнула, как будто поняла.

Конечно, она умело распорядилась деньгами. Я всюду видел тому подтверждение: жили они с сестрой небогато, но хорошо. Добротный дом, пять комнат, садик и даже мастерская для Тины. Ярко горел камин, значит, деньги на уголь у них были.

Тина похвасталась, что ей уже делают заказы, и сунула мне свой альбом с эскизами. «Посмотри, как я теперь умею!»

Я же смотрел вокруг и чувствовал, что этот дом не мой. Я больше не часть их жизни. Не стоило мне приезжать.

Тина рисовала портреты. Её альбом был полон набросков людей, разных – её подруг, наверняка случайных прохожих, девочек, заглядывающих в окно кафе, дам, делающих заказ портнихе…

С последнего листа на меня посмотрела Шериада. В эскизе Тины она казалась старше, была одета как работница на фабрике – дешёвое пальто, вязаная шапка, ботинки вместо сапог. И взгляд – задумчивый, грустный.

– Тина, ты её знаешь? – быстро спросил я.

Сестра склонилась над рисунком.

– Это? Хм… Ну да, вчера её видела. Колоритная внешность, правда? Она спросила дорогу до библиотеки. А что?

Я покачал головой. Сердце кольнуло нехорошее предчувствие. Конечно, принцесса видела мою семью хотя бы на той фотографии, как это от неё скроешь? Но мне в голову не могло прийти, что она лично… Может, просто кто-то похожий?