Инклюз

Девочка смотрела на дождь в боковое окно. Она хорошо помнила тот день и как бы нанизывала свои воспоминания на папины фразы. Удары отцовского молотка об мемориальную дощечку разносились по всей долине. Вбитый столбик с табличкой, присыпанная землей фотография щенка, цветы. В калейдоскопе картинок вырисовывалась фигура молчаливой мамы. Она будто являлась дополнением к действительности. Иногда из-за ее безмолвия ошибочно казалось, что ее не сильно заботит происходящее. Она стояла рядом, но ни разу не присела, ничего в тот момент не сказала.

– Мы похоронили Плуто у одинокого дерева, которое хорошо видно с нашего заднего двора, – продолжил Том. – Теперь есть ощущение, что он с нами. Каждый сезон дерево меняет свои цвета, и каждое утро дочь вспоминает своего любимого и вечно благодарного щенка, – держа одной рукой руль, Том посмотрел на реакцию девочки, на радостный проблеск, озаривший ее лицо. – Я также пообещал ей, что, летая на дельтаплане под облаками, всегда буду кричать щенку от нее “Привет”.

Брайан оглянулся, чтобы посмотреть в заднее окно грузовой кабины пикапа, где лежал разобранный на части дельтаплан.

– А я думал это большой летающий змей, – промолвил Брайан.

Световой день ушел в серую тьму, наполнив улицу сыростью и запахом грядущей ночной грозы. Компания заскочила домой. На приглашение сесть за стол мальчик отвечал отказом: он пообещал поужинать с бабушкой. К тому же она бы переживала, почему внука до сих пор нет дома. Том погрузил мопед в кузов пикапа, и вместе с дочерью они отвезли Брайана домой. Мама девочки вручила ему увесистый пакет с угощениями.

После ужина мама девочки звенела посудой на кухне. Папа же тихо и непринужденно наигрывал на гитаре «Девушку из Ипанемы», удобно расположившись в высоком вольтеровском кресле. Было душно. Дверь на задний двор была открыта, сквозняк то и дело вытягивал легкие занавески наружу. В темноте сада иногда поблескивали мокрые листья кустов, подрагивающие от ветра. Время от времени слышались падающие с крыши капли. Часы пробили девять часов вечера.

Отец отметил, что дочь за ужином была погружена в свои мечты. Она медленно пережевывала маленькие кусочки еды и порой туманным взглядом засматривалась куда-то в сторону. Том украдкой наблюдал, как разные эмоции сменяют друг друга на ее лице. Одной рукой она подперла подбородок, а второй выводила случайные узоры на салфетке, расслабленно держа карандаш. Она закинула волосы на одну сторону, и они свисали почти до стола. Шея, обычно спрятанная под локонами, белела теперь особенно ярко. Том почти перестал играть. Когда он пытался вчитаться в выражения лица дочери, то левой рукой подолгу задерживался на одном аккорде, лишь чередуя басовый аккомпанемент в правой руке.

– Сегодня был хороший день, – вполголоса сказал отец, переведя взгляд на гриф гитары. Мелодия заиграла ритмичнее и ярче.

Девочка одобрительно улыбнулась одним уголком рта, но уже через секунду еще больше погрузилась в мечты.

Мама выключила на кухне кран.

08. Пунктир по коже

___

Ты оплакать боль мою готова?

Верный друг, скажи мне это снова…

Тяжело… Молчи, ты всё сказала;

Больше не хочу, чтоб ты страдала!

Джордж Гордон Байрон

___

Все также издалека доносилась классическая музыка, исполненная на фортепиано.

Женские руки гладили живот по ткани блузки, казалось, они делали самой себе массаж. Вдруг одна рука приподняла покров одежды с изображениями божьих коровок, оголив живот и нижнюю часть груди.

– Знаю, это может показаться странным, – раздался немного охрипший женский голос. – Просто хочу спросить, может ли что-то еще измениться?

– Позволь мне быть откровенным, – ответил мужской голос, вставляя веские паузы между словами. – Уже ровным счетом ничего нового не произойдет. Пошли метастазы и в этом случае надо бороться не за конкретную часть, а за все тело.

– Можно уколоть меня еще раз? Очень больно уколоть.

Мужская рука потянулась к контейнеру с иголками разной формы и величины. Доставая одну из них, врач случайно зацепил другие, и несколько иголок упали на оголённый женский живот.

– Прости, я нечаянно, – немного растерянно сказал мужчина, громко задышав носом.

– Ничего страшного. Я их не почувствовала, – безразлично ответил хриплый женский голос.

– Тогда нет смысла колоть, позволь я начну, – собирая с живота женщины иголки, подытожил мужчина.

Женщина набрала полную грудь воздуха, и со вздохом живот ее и грудь поднялись.

– Начинайте, – на выдохе, разочарованно ответила она.

Все та же волосатая мужская рука держала черный маркер. Он медленно проводил пунктирную линию прямо по коже, очерчивая нижнюю часть груди.

09. В царстве кукол

___

Музыкант осторожно заиграл Шумана, его непринуждённые «Пять пьес в народном духе» для виолончели и фортепиано.

– Композиция под названием «Stark und markiert», – прокомментировал Оскар. – Светлая и легкая музыка, но в то же время, с разными оттенками настроений, присущими самому автору, страдающему шизофренией.

Джоанна внимательно слушала музыку и с еще большим интересом наблюдала за манерой игры Оскара. Он держал смычок очень нежно. Что-то трогательное было в том, как иголочками пробивались нотки стаккато из залигованных фраз. Пальцы молодого человека при этом делались упругими, успевая в столь короткий миг придавать струне неуловимое вибратто. Внимание женщины было приковано к работе левой руки Оскара, и, когда в определенный момент та поднялась к началу грифа, оказавшись у лица музыканта, Джоанна остановила свой взгляд на молодом лице гостя. Он искренне отдавался музыке.

– У тебя есть семья? – спросила Джоанна, когда он доиграл, глядя молодому человеку прямо в глаза.

– Да, я однажды встретил в больнице прекрасную леди, которая стала мне женой. У нас появилась дочка – наша принцесса.

Джоанна внимательно выслушала ответ и несколько секунд что-то обдумывала, затем отвела глаза в сторону. Но Оскар ожидал дальнейших расспросов. Теперь он заметил скрытую за постоянно нарочитой улыбкой женщины печаль.

– Думаю, мне понятно, что ты чувствовал во время куклотерапии, – встав, сказала она.

Находясь около одной из дверей, ведущих в соседнюю комнату, Джоанна открыла ее. Довольно странный запах долетел до Оскара. В нем был приятный аромат свежеобработанного дерева, через который отчетливо проступала мышиная вонь. Это сильно портило впечатление.

Джоанна переступила порог комнаты и включила там свет. На полу, на столе, на стульях лежало множество деревянных заготовок для кукол. Некоторые из них были наполовину обработаны. Музыкант отставил виолончель и прошел следом за Джоанной. Окна также были завешены тяжелыми шторами, поэтому он сразу ощутил приятную прохладу. Казалось, что в этой комнате невозможно согреться даже в такой жаркий день. Каких только кукол тут не было. Несмотря на незавершённую обработку уже можно было различить молодых и зрелых дам, силуэты джентльменов. В стороне лежали крестовины для конструкции ваг и мотки шелковых нитей. На одних лицах светилась наивность, на других просматривался строгий томный взгляд.

Хозяйка всматривалась в неподдельно удивлённое лицо молодого человека.

– Это интригует – видеть куклу до того, как она приобретает свой законченный вид. Я леплю в основном из паперклея на основе глины, использую керамику и дерево. У каждой из них свой характер, своя пластика, – сказала Джоанна. – А еще для каждой из этих будущих марионеток требуется свой особый наряд.

Джоанна нагнулась и взяла одну из деревянных заготовок в руки, вдруг что-то зашевелилось среди брусков дерева в дальнем углу комнаты. Музыкант заметил толстый хвост пробегающей крысы, но постарался не подать вида. Джоанна указала на выход.

– Идем во вторую комнату, я тебе еще что-то покажу.

Выходя из комнаты, Оскар заметил, как сурово хозяйка посмотрела в угол, где скрылась проворная крыса.