Цифра

– Привет! Ты где весь день был? Не звонил? – нежный голос на том конце линии, как всегда, заставил его сердце замереть, а слова потеряться.

– Привет! – ответил он после паузы, с трудом собираясь с мыслями. – В полиции.

– Тебя что арестовали? – испуганно прошептала трубка. – Ты с ума сошел? Во что ты там ввязался?

– Я теперь там работаю. Давай встретимся, расскажу.

– Что? Как?

– Так я приеду?

– Ну конечно приезжай!

Полчаса спустя он стоял у знакомой двери подъезда. Снова набрал номер.

– Я внизу.

– Сейчас выйду. Я быстро.

Мгновение спустя из подъезда выпорхнула девушка, уткнувшись в него с разбега.

– Какая полиция? Где ты там работаешь? Ты же в универе.

Он молчал, просто смотрел в ее широко раскрытые глаза, дышал ее легкостью, ее свежестью…

– Ты что молчишь?! – она слегка тряхнула его, приводя в чувство.

– А… – он вернулся в реальность. – Помнишь, я тебе рассказывал про свои расчеты?

– Ну да.

– Так вот, меня вызвал ректор. Я пришел, а у него полицейский сидит, из управления «К».

– Это что еще такое?

– Это тот, который компьютерными преступлениями занимается.

– Так ты же ничего вроде не сделал?

– Вроде нет, а вроде и да…

– Как?! – она испуганно посмотрела на него

– Оказалось, что алгоритм, который я придумал, потенциально ломает все шифры и теперь они не знают, что с ним делать.

– И что теперь? Тебя посадят? – ее ярко зеленые глаза в ужасе расширились, заняв, казалось, половину лица.

– Почти, – он улыбнулся. – Взяли на работу, чтобы я сам и придумал, как такие взломы находить, если вдруг кто еще до этого додумался. Хотя сомневаюсь, конечно.

– Ого! Так ты теперь настоящий полицейский, компьютерный детектив?

– Да, – сказал он гордо.

– А пистолет дали?

– Пока нет, но обязательно дадут. Пока только компьютер и вот это, – он извлек из-под куртки карточку доступа и торжественно показал.

– Это что такое?

– Это доступ в полицейское управление и к их внутренней компьютерной сети.

– А если потеряешь? Или украдут? Или узнают, убьют и заберут? Зачем ты ее взял? Я уже боюсь! Считал бы ты свои струны, – ее голос задрожал.

– Не заберут. Она без меня не работает. Там система распознавания лиц.

«Наверное» – подумал он про себя.

– Ага. А они об этом знают? Что без тебя не работает?

– Кто они?

– Ну бандиты, кто же еще?!

– Бандиты про меня ничего не знают, потому что знать это им не положено. Все секретно, – сказал он шепотом, наклонившись к ее уху, и, будто случайно, коснулся его губами, отчего оба вздрогнули как от электрического разряда.

– Так это значит, мне тоже никому рассказывать нельзя? Ой, зачем ты мне сказал?! – она легонько толкнула его. – Я же не шпион какой, с тайнами всякими в голове ходить!

– Думаю, ты справишься. Все когда-то бывает в первый раз.

Она замолчала, долго смотрела на него, будто решаясь, потом опустила глаза и тихо сказала: «Да, наверное… Все равно мне почему-то очень страшно».

Через мутное оконное стекло едва начал пробиваться рассвет. Иван Петрович нашарил очки на прикроватной тумбочке, надел. Изображение почти не изменилось. После бессонной ночи чувствовал он себя нехорошо. Болела голова – видимо поднялось давление. Он с трудом сел на кровати, взял негнущимися пальцами несколько таблеток из пачек, лежащих тут же, аккуратно положил их в рот и запил остатками воды из желтоватой чашки с отколотой ручкой. Посидел еще, опасаясь, вставая, упасть, как было в прошлый раз. Ведь считал себя еще бодрым старичком, а тут прямо на глазах начал разваливаться. Он никогда не любил врачей и больницы, всю жизнь их сторонился, но с месяц назад пришлось вызвать скорую, а потом явиться в поликлинику к терапевту. Тот выписал ему ворох таблеток, которые, конечно, приступы снимали, но проблему не решали, отчего с каждым днем становилось все хуже. Снотворное не работало, он по-прежнему не спал, но стал двигаться неуверенно, рывками, а ум, когда-то ясный, сейчас еле ворочался под черепной коробкой и мысли с тяжким трудом текли, как кровь по его забитым атеросклерозом сосудам.

Прошлое, оно было разным. Послевоенное поколение, рожденные радостью выживших, в ожидании нового, настоящего счастья, взрослели они в тени победы своих отцов, с которыми им никогда было не сравниться по величине подвига. Карьеры он не сделал, проработав всю жизнь на одной и той же кафедре философии своего института. Жена ушла в 90х, забрав дочь, когда он, преподаватель, «не вписался в рынок». Вышла замуж за бизнесмена, которого вскорости застрелили, чем обеспечили ей хороший стартовый капитал, позволивший открыть пару магазинов и кабак. Деньги, однако, не пошли ей впрок, так как разгульный образ жизни быстро заставил угаснуть ее былую красоту, а многочисленные омолаживающие процедуры в итоге свели в могилу, спровоцировав опухоль мозга. Дочь же с ним не общалась, считая отца бесполезным неудачником и, вроде как, давно покинула Россию. Оставалась наука, оставались книги. Он ушел в мир, понятный только ему да может еще паре-тройке человек на свете. Темы его философских изысканий были бесконечно далеки от коммерции и политики, поэтому его никто не трогал, все про него забыли. Даже cоросовский грант, когда у наших ученых появилась возможность за несколько сотен долларов отдать весь накопленный опыт и знания, его обошел стороной. Бесполезный неудачник. Что тут скажешь.

Стоила ли жизнь того, чтобы ее прожить? Он, подобно Камю, не раз задавался этим вопросом, отметая его, пока еще были силы. Но сейчас все чаще, по мере того, как силы эти оставляли его, вопрос звучал все настойчивее – «зачем тебе жить?». В беспросветной тоске, в которую с каждым днем все глубже погружалось его гаснущее сознание, ему начинало казаться, что книги говорят с ним. Вот и Сенека в старой потрепанной темно-зеленой обложке, будто говорит: «Умри! Сделай хоть что-то достойное!», а Фрейд в черном ореоле своего Танатоса мрачно вторит замогильным голосом: «Смерть!».

Шаркающей старческой походкой он бредет по коридорам своей квартиры, привычно обходя протертые в древнем линолеуме дыры, чтобы не споткнуться. Все здесь так и осталось с 70х, когда еще живы были родители. После уже ни денег, ни желания на благоустройство огромной сталинки не нашлось. На кухне открывает кран, набирает в чашку воды. Садится на колченогий табурет у стола с прожженной клеенкой, медленно, по одной, выдавливает таблетки снотворного, методично кладет их в рот и глотает, запивая ржавой водой со вкусом крови. «Теперь, наконец, высплюсь» – приходит мысль.

«Доказательное управление. Придумают же. А раньше что, типа пальцем в небо выбирали, что делать? Ладно. Общую аналитику я ему посчитаю, а на счет прогностических моделей – это он, кажется, загнул. Нет там никаких тенденций, кроме очевидных» – бубнил себе под нос стажер, настраивая доступ к СМЭВ2 и ЕХД3 со своего нового рабочего ноутбука. «Что у нас там в основных показателях должно быть? Смертность по причинам и возрастам – да, просроченная задолженность по кредитам – наверно да, потребление электроэнергии – нет, количество алкогольных психозов – это еще что? Наверно да. Статистика по административным нарушениям и уголовке – конечно… Хорошо, а вот теперь главный вопрос. Эту статистику они и так видят, значит толку особого с нее никакого нет. Что мы ищем? Явные отклонения от средних величин и универсальные закономерности, повторяющиеся во времени. С нейросетями пока рановато – данные слишком разнородные, надо будет как-то унифицировать и нормализовать. Давай попробуем, может, что и найдется».

Он прокопался до обеда, формируя пробный набор данных. Запустил расчеты на сервере Управления и с облегчением встал из-за стола. Не особо-то все это интересно на деле. Нет никакого масштаба. Он совершенно иначе представлял себе работу в таком подразделении. Считал, что здесь вычисляют киберзлодеев, а потом со спецназом врываются в их подземные убежища, где хранятся терабайты сверхсекретных похищенных данных. На деле все, преимущественно, ограничивалось нарушением авторских прав и примитивным мошенничеством в сети. Изредка всплывали базы с телефонными номерами и паспортными данными, нафотографированными сотрудниками банков и сотовых компаний с рабочих терминалов. И отчеты. Груда отчетов, рапортов, служебных записок, бумаг, бумажек, писем, инструкций, распоряжений. От них пухла голова, от них его мозг отказывался работать и отключался. Он быстро пришел к выводу, что квантовая физика проста, как таблица умножения, по сравнению с бюрократической системой.