Солдаты льда

Когда им оставалось пролететь меньше мили, воздух вокруг них изменился, температура резко упала со свирепой внезапностью. Пронизывающий до костей холод атаковал каждый дюйм обнаженной кожи, проникая даже сквозь слои меха, который до сих пор сохранял им тепло. Астрифи раскачивалась и изо всех сил боролась с усиливающимися порывами бешеного ветра.

Теперь троица была достаточно близко, чтобы смутно разглядеть сквозь завихрения раскаленного ветром льда звездообразную трещину, грубо вздымающуюся вверх потрескавшимися глыбами. Основная ледяная струя, поскольку теперь было очевидно, что там была небольшая группа меньших фумарол, пульсировала от загадочного  прилива, который выталкивал ее ледяной поток из центра трещины и направлял его вниз по одному из зазубренных рукавов. Чем плотнее становился зазор, тем выше поднимался шлейф по мере увеличения давления, пока оно не уменьшалось. Даже молния не могла бы вызвать большего грома, когда гейзер вырывался над разломом, выбрасывая куски ледяного покрова, видимые даже на расстоянии.

Вил что-то крикнул, но большая часть слов была потеряна: — ...так близко!

Мартина яростно покачала головой, услышав то, что, как она догадалась, он сказал. — Нужно ближе. Чем меньше времени будем на земле, тем лучше. Она хрипло прокричала свое объяснение, хотя вряд ли Вил мог слышать лучше, чем она. Твердой командой она подталкивала гиппогрифа, чьи обычно проницательные глаза теперь сверкали огнем — все ближе и ближе. — Мы быстро приблизимся и…

Оглушительный грохот ревущего потока поглотил остальные ее слова. Взмахи крыльев Астрифи замедлились, на мгновение, отправив их в незапланированное пикирование. Позади нее вес Вила переместился, угрожая лишить гиппогрифа равновесия. Выпустив поводья из одной руки, Мартина откинула руку назад и придвинула ускользающего лесника обратно к седлу. Усилие обожгло ее горло ледяными вздохами и вызвало приступ мучительного кашля. Ледяной огонь опалил ее легкие, рот наполнился пастообразной слюной.

Судорожные вздохи лишили ее возможности управлять скакуном, и к тому времени, когда Мартина пришла в себя, было слишком поздно. Неконтролируемая Астрифи запаниковала и нырнула под летящий лед, пытаясь вырулить из расщелины, источника ее ужаса. Как раз в тот момент, когда гиппогриф вошел в крутой вираж, гейзер выбросил еще один содрогающийся взрыв.

Огромные заостренные крылья были почти полностью расправлены против набегающей силы ветра, ловя его, как раздутые паруса яхты, подпрыгивающей под океанским бризом. Отчаянно чувствуя опасность, Мартина изо всех сил подставила свое хрупкое тело порывам ветра, как моряк на той же яхте прислонился бы к опрокидывающемуся корпусу в качестве противовеса. Понимая необходимость ее движения, Вил наклонился вместе с ней. На какое-то опасное мгновение они удержали равновесие, дуга идеальной параболы повисла между расколотой белой землей и бурлящим небом. — Мы справимся, — крикнула Мартина.

А потом все было кончено. Голос Астрифи, ржущий визг боли, разрушил всю надежду Мартины. Хриплый крик едва заглушил тошнотворный хлопающий звук, когда самое верхнее крыло гиппогрифа смялось, изгибаясь назад над Мартиной и Вилом под углом в направлении, которые оно никогда не должно было принимать. Воображаемая парабола разрушилась, когда порывистый ветер, казалось, полностью перевернул искалеченного гиппогрифа.

Приостановленное время сменилось кружащимся пятном снега и неба, когда гиппогриф завалился с небес. Зверь отчаянно бил по воздуху оставшимся крылом, другое бесполезно хлопало при каждом взмахе, перья царапали лицо Арфистки, когда она пыталась направить своего взбешенного скакуна вниз. Позади нее Вил мог только цепляться за любую точку, которую мог найти, не раз обнаруживая, что беспомощно подвешен на единственной страховочной веревке вокруг его талии.

Отпустив ставшие бесполезными поводья, Мартина рванулась в сторону, распластавшись о нерасправленное крыло гиппогрифа, когда падение выровняло существо. Мучительный крик от боли, которую она причинила скакуну, эхом отдался в ушах женщины, но огромное крыло откликнулось и попыталось снова расправиться. Этого времени едва хватило, потому что земля, сплошь покрытая ледяными шипами и неровными гребнями, стремительно приближалась к ним. Не было никакой надежды замедлить их бешеное скольжение, да и шансов удержаться на месте почти не было. Когда ледяное посадочное поле приблизилось, Мартина поняла, что это означает смерть ее храброго скакуна и почти наверняка его всадников.

— Отвяжись! — закричала она, одной рукой в толстой перчатке нащупывая свой нож. — Освободись от веревки и прыгай! С зазубренными осколками льда, которые лежали внизу, это был не такой уж большой шанс, но он был их единственный.

Мартина услышала резкий звенящий звук позади себя, и стремительно падающий гиппогриф покачнулся, когда его груз внезапно переместился. Арфистке показалось, что она услышала человеческий вой, а затем он затерялся в порыве ветра.

Рука рейнджера в перчатке сомкнулась на рукояти чего-то, на что она могла только надеяться, что это был ее нож, и слепым взмахом она перерезала удерживающие седло ремни. Половина ее тела, внезапно освободившись от пут, качнулась вверх, как будто потеряла весь вес. Мгновенно она потеряла свою позицию, и крыло гиппогрифа сложилось, ударив по ней с силой, которая почти выбила клинок у нее из рук. Отбив перья одной рукой, Мартина яростно полоснула по последнему ремню. Продолжая пилить кожу, она отлетела от обреченного скакуна, и в то же мгновение последний ремень поддался. Она слетела с крупа гиппогрифа, ее ноги как-то подвернулись как раз в тот момент, когда крылья Астрифи треснули, ударившись о ледяной покров. Рев, наполнивший ледник, сменился визгом, хлопаньем, мясистым скрежетом, когда гиппогриф оставил кровавый след на грязном белом снегу.

Однако Мартина ничего этого не видела, потому что в тот момент, когда Астрифи ударилась, она тщетно крутилась в воздухе, пытаясь приземлиться на ноги. Затем внезапно белизна обрушилась на нее, разрывая и колотя, когда она пробилась сквозь замерзшую корку и погрузилась в иглообразный снег под ней.

Глава третья

Следующее воспоминание Мартины было о темноте, благословенной темноте, которая заглушала бушующий огонь, исходящий откуда-то изнутри ее тела. Она всплыла обратно в легкий кокон, куда ее швырнули, и попыталась определить источник боли, который во сне ускользал от ее понимания. Тем не менее, огонь становился все сильнее, и с ним пришло осознание. Боль накрыла ее, как осенние листья накапливаются на земле, медленно распространяясь по всему телу, но в первую очередь в ногах — пугающее сочетание оголенных, разорванных нервов и холодного, успокаивающего онемения. «Здесь и сейчас» пробивалось сквозь мучительную дымку, открывая вид на странный, фантасмагорический мир, преувеличенный и наклоненный. Оттенки белого, вспененного красного и розового превратились в углы цвета слоновой кости, все забрызганные кровью.

— «Не слоновая кость», — поправила себя Мартина. — «Лед… Я наполовину погребена во льду, окрашенном кровью». Багровые пятна привлекли ее внимание, явившись громким призывом предупредить ее об опасности ее состояния — устойчивом оледенении конечностей, если она не начнет двигаться, и как можно скорее. Барахтаясь в разбитом снегу, Мартина повернулась, чтобы осмотреть собственное тело, убедиться, что оно цело, только для того, чтобы постоянный огонь уступил место колющей боли. Темнота вернулась, угрожая поглотить тусклый свет ее мира. Мартина сдерживала это состояние, сосредоточившись на себе, на своей миссии.

Используя странную ясность, которую приносили мучения, Мартина вела себя дальше, стремясь узнать, что случилось с ее телом. Судя по тому, как болел ее бок, одно или несколько ребер, вероятно, были сломаны. Однажды она уже испытывала такую боль, и женщина знала, что сможет это пережить. В других местах было больше порезов, чем она могла предположить. Кровь стекала по кристаллам льда на ее лбу и затуманивала зрение в одном глазу. Протянув руку, чтобы стереть теплое пятно, Арфистка обнаружила, что ее рука сильно пульсирует. Она с абсолютной ясностью помнила, как ударилась плечом о снег.