Страница 5 из 8
Когда семнадцатилетний сын Жермены де Сталь Огюст в 1807 году проник к императору, чтобы ходатайствовать о разрешении для своей матери вернуться в Париж, тот сказал ему примерно следующее: «Она умна, очень умна, может быть, даже слишком умна, но ум ее не знает ни обузданности, ни повиновения. Она воспитана в хаосе революции и государства разрушающегося. Она составила себе из этого какую-то смесь. Все это может сделаться опасным: пламенная голова ее может породить последователей. Она меня не любит. Я не должен ей позволить возвращаться в Париж…» Так же иронично, как сыну Огюсту, он отвечает и ратующим за нее министрам Талейрану и Меттерниху: «Не желаю, – говорит он, – чтобы де Сталь была в Париже. Будь де Сталь роялистка или республиканка, я бы ничего не имел против. Но это двигательная машина, которая пускает в ход салоны. Такая женщина опасна именно во Франции, и я не хочу, чтобы она была здесь»[22].
Наполеон как строгий инквизитор сжег десять тысяч экземпляров книги «О Германии». Кроме того, он окружил швейцарское имение отца г-жи де Сталь, где она жила, двойной цепью шпионов. И вот в мае 1812 года, незадолго до начала русской кампании, она решилась бежать в Швецию, в Стокгольм, где ей могли предоставить достойный приют. (Жермена Неккер получила фамилию де Сталь от своего мужа – шведского посланника во Франции.) Однако продвигаться пришлось окольными путями, через Россию, фактически по стопам Наполеона: де Сталь едет на юг и только потом на север, и везде ее встречают чрезвычайно предупредительно – она европейская знаменитость, ее книги популярны в России. В Киеве, на Украине, ее принимает граф Милорадович. Он от нее в восторге, она восхищена его светскостью и образованностью. В Белоруссии интересных встреч не было, зато в Москве, куда она попадает до Наполеона, ее принимают радушно и хлебосольно. Об этом де Сталь рассказала в опубликованной посмертно книге «Десять лет в изгнании» (1834).
Что знала писательница о России, что знали о России во Франции? Она сама отвечает на этот вопрос: «Несколько неприглядных исторических анекдотов, несколько русских, наделавших долгов на парижской мостовой, одно-другое красное словцо Дидро внушили французам убеждение, будто Россия состоит лишь из развращенного двора, из офицеров, камергеров и из рабского народа. Это большая ошибка»[23]. Заметки европейской путешественницы превращаются в открытие незнакомой страны, в честное, нелицемерное суждение о ней.
Г-жа де Сталь пережила с Россией вторжение французской армии и быстрое продвижение к Москве. Военные неудачи России страшили ее, она боялась окончательного торжества Наполеона и очень сомневалась в русской армии, в русской судебной системе, в принципе в русской цивилизации – молодой, как называла ее г-жа де Сталь. Народившийся класс новых людей не обрел еще чувства чести – так думает она о расслоении французской нации после Французской революции и полагает, что такое же положение дел возможно и в России. Приглядевшись к русским, де Сталь напишет: «Я не заметила сначала народного духа, внешняя переменчивость впечатлений у русских мешала мне наблюдать русский народ. Отчаяние оледенило все умы, отчаяние – предтеча страшного пробуждения. В простом народе видишь непостижимую лень до той минуты, когда пробуждается его энергия: тогда она не знает преград, ничего не страшится: она, кажется, побеждает стихии точно так же, как и людей»[24]. Отмечая суровую мужественность русского народа, которая не есть непреклонность, не есть варварство, она сравнивает (чужими словами) Россию с пьесой Шекспира, потому что «в ней величественно все, что правдиво, а то, что не величественно, – ошибка»[25].
С русскими людьми де Сталь впервые познакомилась у себя в салоне еще в Париже: ее навещали русские дипломаты и путешественники. Когда она, уже в изгнании, попадает в Вену, то там среди ее друзей – князь де Линь, семидесятидвухлетний старик, дважды фельдмаршал (Австрии и России), любимый собеседник Екатерины II, а также юный граф Сергей Семенович Уваров, тогда еще камер-юнкер. Имя г-жи де Сталь было хорошо известно в дворянских гостиных Москвы и Петербурга 1812 года. Как писательницу ее знают в России уже давно. В 1795 году Н. М. Карамзин перевел ее новеллу «Мелина» (она выдержала три издания). Далее последовали переводы новеллы «Мирза» (1801), «Двух повестей» (1804) и романа «Коринна» (1809). Ее читатели были повсюду: в уездных, губернских и столичных городах. Перед ней распахивались все двери, включая двери государя, хотя никто не забывал, что деньги ее отца расчистили дорогу Французской революции. Петербург и «грибоедовская» Москва (фамусовское общество) не слишком ею восторгались. Граф Ростопчин, министр иностранных дел при Павле I, называл ее по-французски «une pie-conspiratrice» – «сорока-заговорщица». Из некоторых частных писем стало также известно о том, что консервативные московские дамы рассуждали синонимично Наполеону, оценивая ее как «безбожницу» и «безнравственную женщину», «из-за которой и погиб Свет».
В Петербурге де Сталь сумела сблизиться с графом Петром Корниловичем Сухтеленом, голландцем по происхождению, служившим государю в качестве главного военного строителя портов, каналов и крепостей. Именно Сухтелен рассказал де Сталь об истинном положении дел в стране и о перспективах войны с Наполеоном, что ее особенно интересовало. Следует добавить, что она была восхищена сыном Сухтелена, флигель-адъютантом Александра I, с ее точки зрения, также «героя нового времени».
Жермена де Сталь сумела встретиться с Михаилом Илларионовичем Кутузовым, жена которого стала ее подругой, адресатом многих ее писем.
Он принял командование за пятнадцать дней до вступления французов в Москву и не мог прибыть к армии раньше, как за шесть дней до великой битвы, которую он дал у ворот этого города в Бородине. Я видела старца перед его отъездом. То был старец с самым привлекательным обращением и живостью в лице, несмотря на то, что он потерял глаз от одного из бесчисленных ранений, полученных за полвека его военной службы. Глядя на него, я боялась, что у него не хватит сил бороться с суровыми и сильными людьми, которые наводнили всю Россию со всех концов Европы. Я была растрогана, покидая фельдмаршала Кутузова. Я не могла дать себе отчета, кого я обнимала, победителя или мученика, но, во всяком случае, я видела в нем личность, понимающую все величие возложенного на нее дела… Перед отъездом генерал Кутузов отправился помолиться в Казанский собор, и весь народ, следуя за ним, кричал ему, чтобы он спас Россию[26].
По мнению де Сталь, в России гениальные люди встречались лишь среди военных – она вспоминает также Петра I и А. Суворова[27].
При всей спорности де Сталь про нее нельзя сказать (перефразируя Пушкина), что «она ленива и нелюбопытна». Она хочет знать всё – от английской философии до итальянской поэзии. В книге «О Германии» она сообщает, что ей нравится английский процесс воспитания, при котором люди крепко осознают чувство долга и чести. В Италии ее привлекает «энтузиазм» (собственный термин писательницы), иначе говоря, заводной характер итальянцев, а в России ее волнует, образно говоря, то, как приводится в действие «народная дубина» (тоже ее выражение).
Франсуа-Рене де Шатобриана считают, как и де Сталь, основоположником французского романтизма. Он был известен в России уже с первых его публикаций во Франции; его книги выписывали, продавали и переводили (декабрист Николай Тургенев и историк Михаил Погодин). Живые отклики на тексты французского писателя можно найти у В. Жуковского, Ф. Батюшкова, А. Пушкина и Ф. Тютчева[28].
22
Там же. С. 355.
23
Там же. С. 300.
24
См.: Там же.
25
См.: Там же.
26
Там же. С. 368–370.
27
Там же.
28
Шатобриан Ф.-Р. де. Замогильные записки / Предисл. В.А. Мильчиной «Эпопея человеческого сознания». М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1995. С. 317.