Страница 4 из 8
Не описывая никаких сражений, Стендаль рассказывает, что после битвы под Москвой Наполеон получил возможность восстановить Польшу, в чем, по мнению писателя, и состояла истинная цель войны. Наполеон достиг этого почти без борьбы. Из тщеславия и желания загладить свои испанские неудачи он решил взять Москву. Этот неосторожный шаг не имел бы вредных последствий, если бы император оставался в Кремле не более трех недель, но «посредственность его политического дарования» проявилась и здесь, послужив причиной того, что Наполеон потерял свою армию. Если бы он, полагает Стендаль, фланговым движением двинулся вправо и занял беззащитный Петербург, жители которого ни имели ни малейшего желания жечь свой город, то заключение мира в такой ситуации было бы обеспечено.
Стендаль критикует французскую армию, которая утратила прежнюю энергию и свою сплоченность, прониклась эгоизмом и развратилась. Дух армии к моменту войны с Россией глубоко изменился, из суровой, республиканской, героической она стала недисциплинированной, трудно повинующейся. Потому-то, полагает Стендаль, эта самая храбрая в мире армия сдавалась казакам и плохо вооруженным крестьянам: «Я сам видел, как двадцать два казака, из которых самому старшему, служившему второй год, было лишь двадцать лет, расстроили и отправили в бегство конвойный отряд в пятьсот французов» (это случилось позднее, в 1813 году, во время саксонской кампании)[15].
Дисциплина французской армии расшаталась из-за грабежей, которые поневоле пришлось разрешить солдатам в Москве – ведь их не снабжали продовольствием. «Ничто, при характере французов, не является столь опасным, как отступление, а при опасности более всего необходима дисциплина, иначе говоря – сила»[16].
Как офицер интендантской службы Стендаль пишет, что из-за недостаточной распорядительности интендантство умудрилось остаться без хлеба еще в Польше. Армии не объявили, куда ее ведут, не предупредили, что за 25 дней ей придется пройти 93 лье и что каждый солдат получит по две бараньих шкуры, по подкове, по два десятка гвоздей и по четыре сухаря. Полковникам и генералам не было предоставлено право выносить смертные приговоры солдатам, уличенным в мародерстве и неповиновении. «На обратном пути из Москвы в Смоленск шло тридцать тысяч трусов, притворявшихся больными, а на самом деле превосходно себя чувствовавших в течение первых десяти дней. Все, что эти люди не съедали сами, они выбрасывали или сжигали. Солдат, верный своему знамени, оказывался в дураках. А так как французу это ненавистнее всего, то вскоре под ружьем остались одни солдаты героического склада или простофили»[17].
Известно также, что князь Невшательский приказом по армии от 10 октября разрешил всем солдатам, не чувствующим себя в состоянии делать в день по 10 лье, покинуть Москву, не дожидаясь выступления армии. Очевидец событий Стендаль пишет, что 19 октября, когда французы начали уходить из Москвы, светило солнце и была прекраснейшая погода. В России Наполеон, как думает Стендаль, потерпел поражение прежде всего от своей гордыни, но также и от климатических условий, в конце концов сразивших французов, еще не достигших Березины. Поражение на востоке стоило ему утраты влияния в Европе. «Мелкие государи перестали трепетать, сильные монархи отбросили колебания; все они обратили взоры на Россию: она стала сосредоточием неодолимого сопротивления»[18].
Пропитанные атеизмом и язычеством французы удивлялись кротости и любезности храбрых русских. «Не воззвания и награды воодушевляют солдат на бой, а приказания святого угодника Николая». Маршал Массена рассказывал в присутствии Стендаля, что русский, если с ним рядом падает смертельно раненный земляк, должен передать привет его матери. «Россия, подобно Риму, имеет суеверных солдат, которыми командуют начальники столь же просвещенные, как и мы»[19].
Изложенные выше факты составили содержание всего нескольких страниц! А последующие за российскими события были в жизни Наполеона не менее яркими, насыщенными и драматичными. Стендаль мастерски об этом рассказал, дополняя собственное видение явными и скрытыми цитатами из книг старших современников.
Такой знающей и правильно оценивающей его современницей была г-жа де Сталь, чьи философско-психологические суждения с ранних лет писателя занимали большое место в его размышлениях. Пожалуй, никого он не цитирует так же часто и так же близко к собственным мыслям, особенно когда ведет речь о вопросах искусства и литературы. В вопросах же философии, внутренней и внешней политики он ее оппонент. «Жизнь Наполеона» была написана в качестве возражения суждениям де Сталь о Бонапарте, высказанным в «Размышлениях о главнейших событиях Французской революции». Наполеон у де Сталь предстает как воплощение духа военщины и постигшего общество раболепия. Она противопоставляет его Бурбонам, позволяя себе обо всех говорить без пиетета. Это не нравится Стендалю; его собственные тексты шире и аналитичнее. Называя Наполеона величайшим со времен Юлия Цезаря человеком, он безжалостно анализирует его характер и совершенные им «оплошности», подчеркивая, что это ошибки буржуа-выскочки: он слишком высоко поставил то сословие, которое его приняло, и оказался жертвой своего природного простодушия и простосердечия.
Г-жа де Сталь иначе как олицетворением макиавеллизма и воплощением злого духа Бонапарта не называла[20]. Она сосредоточилась на той мысли, что для управления своей немаленькой армией, а затем государством-империей он создает пять полиций, следивших одна за другой. Его министр Фуше даже имел своих доносчиц среди жен маршалов. Сама г-жа де Сталь, которой удавались не столько романы, сколько философские эссе, преследовалась как «сочинительница пасквилей». Обошлись с ней (она это признает) довольно мягко: в эпоху заговоров, когда возможны были тайные убийства и смерти от несчастного случая, ее не посадили в Бастилию, не гильотинировали – это осталось в прошлом, – а лишь выслали из страны. Общеизвестно, что наполеоновская полиция пролила очень мало крови, особенно по сравнению с якобинцами, но ей удалось раскрыть множество заговоров и выпадов против императора.
Публикуя в 1815 году свою книгу «О Германии», де Сталь привела в предисловии письмо, посланное ей от имени кабинета министров и генеральной полиции (3 октября 1810 года) и подписанное герцогом де Ровиго (впоследствии жившим в России дипломатом). Это письмо содержит упреки в том, что во всех своих публикациях писательница не находит достойного места для положительной оценки деятельности императора и без уважения относится к созданной им империи. Де Сталь предпочитает совсем другие исторические фигуры, восхищается другими народами, поэтому ей указывают пути, по которым она может выехать из Франции, и просят уведомить о том, который из них она выбрала. «Нечего сказать, – запишет она в своих заметках, – как изящно меня, мать троих детей, дочь отца, служившего Франции верой и правдой, выгоняют, и не находится ни единого человека, чтобы меня защитить»[21].
Весной 1802 года Наполеон запретил салон г-жи де Сталь. Ее разговоры, ее увлекательное устное творчество, ее талант, ее «гений мыслительного почина» привлекали строителя нового государства. Он слушал и читал все созданное писательницей, всегда находя у нее «беспорядок в мыслях и воображении», «безнравственность» и «безбожие». Ей буквально было предписано выехать из Парижа и не подъезжать к нему ближе чем на 100 лье. Лишиться Парижа значило лишиться аудитории, где каждое ее слово ловили на лету.
Написав в изгнании книгу «О Германии», мадам де Сталь не предполагала, что навлечет на себя кроме гнева Наполеона еще и неудовольствие всех профранцузски настроенных европейцев, поскольку ей удалось доказать, что произведения Шиллера и Гёте не менее значительны для мировой культуры, чем произведения Расина и Вольтера. Книга де Сталь, как бы идя навстречу давним исканиям Н. М. Карамзина, «молодого тургеневского кружка» и Жуковского, переводила также и взор русских с Вольтера на Гёте. Ее в России не просто читали, но изучали, особенно в тех общественных кругах, из которых впоследствии вышли декабристы. Наполеону же книга «О Германии» показалась настолько ужасной, слишком «протестной», просто «революционной», что была им запрещена и сожжена (!) по его приказу.
15
Там же. С. 135–136.
16
Там же. С. 136.
17
Там же.
18
Там же.
19
Там же. С. 381.
20
Книга де Сталь «Десять лет изгнания» цит. по: Дурылин С.Н. Г-жа де Сталь и ее русские отношения // Литературное наследство. 1939. № 33/34. C. 263.
21
Там же.