Без лица

И мне очень повезло, что рядом со мной оказались Айши — мать и сын.

Я не помнил, как шёл за ними по улицам; прийти в себя мне удалось только у них дома. Меня усадили за стол, и Айши Рёба поставила передо мной стакан воды.

— Выпей, Масао, — скомандовала она, ловко повязывая передник. — Ты остаёшься у нас на обед. И даже не думай спорить: после того, что произошло, я ни за что не оставлю тебя одного.

— Мама права, — Аято сел на соседний стул и мягко коснулся моей ладони своими длинными красивыми пальцами. — Постарайся забыть об этом: ты ни в чём не виноват.

Я потупился и едва заметно кивнул. У меня не было сил даже ответить; казалось, что из меня выкачали всю энергию, и осталась только одна оболочка — пустая, полая, как ореховая скорлупа. Сердце ощущалось углём — чёрным, холодным, безжизненным.

— Так вот какой этот Сато Кензабуро, — задумчиво проговорил Аято, забарабанив пальцами по столу. — Честно говоря, я ожидал, что он будет более представительным.

— Годы его не пощадили, — откликнулась Рёба, возившаяся у рабочей кухонной поверхности. — Интересно, где он скрывался… Я была уверена, что он уже… Ой! Извини, Масао.

— Всё в порядке, — хрипло вымолвил я, поднимая голову. — Я и сам считал, что его нет на свете, даже эмансипировался через суд и вступил в права наследства, ведь его никто не видел уже много лет. Его признали умершим, но, на самом деле, он жил в Италии с Сайко Юкиной.

— В Италии? — Рёба фыркнула, гремя посудой. — Это надо же! Вот почему… В общем, неважно. Аято, милый, ты не сервируешь на стол? Уверена, Масао станет лучше после того, как он поест.

— С удовольствием, — Аято тут же поднялся со стула и направился к матери. — Бабушка говорит, что любую хворь можно снять вкусной едой и здоровым сном.

— Верно, — Рёба хихикнула. — Помнишь… Хотя, нет, ты этого помнить не можешь: это произошло ещё до твоего рождения… Как-то раз дедушка сильно заболел, и бабушка его выходила без помощи врачей. Это было похоже на настоящую магию — магию любви. С тех пор дедушка решил выходить из дома как можно реже, потому что рядом с бабушкой он чувствовал себя в безопасности.

Бодрый звонкий голос Рёбы обладал почти магическими свойствами: он уносил прочь печаль и грустные мысли. Образ Сато постепенно стирался из моего подсознания, и чем больше она вовлекала меня в разговор, тем меньше я думал о нём.

И, когда мы сидели за столом, беседа шла на тривиальные, но такие милые сердцу темы, и я чувствовал себя почти счастливым с этими чудесными людьми.

В прошлом мой отец причинил немало горя семье Айши, а они, несмотря на это, отнеслись ко мне с добротой и участием. Мой кармический долг состоял в том, чтобы максимально помочь им, что я и собирался делать. Нужно было ответить им за то, что они в какой-то степени спасли меня.

И к концу нашей трапезы я принял твёрдое решение, которое озвучил позже, в комнате Аято.

— Я буду содействовать тебе.

Аято, который в данный момент доставал футон из стенного шкафа, замер и обернулся с кратким:

— Прости?

— Буду помогать, — я пожал плечами и подошёл ближе, взяв у него из рук футон. — С Ямада Таро, с учёбой, если нужно, с чем угодно. Никогда тебя не выдам, что бы ты ни сделал.

Я постелил футон на пол и глубоко вздохнул, подняв голову. Аято смотрел на меня внимательно, изучающе; его чёрные глаза загадочно блестели.

— Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным, Масао, — спокойно проговорил он, отворачиваясь и присаживаясь на корточки, чтобы достать из стенного шкафа одеяло. — Мы — я и мама — помогаем тебе не потому, что нам что-то от тебя нужно. Ты не меньше нас пострадал от своего отца, поэтому мы тебя понимаем. И, Масао, я гарантирую тебе, что ты никогда не останешься один.

Эти слова заставили моё сердце сначала замереть, а потом пуститься в галоп. Я сглотнул и поспешно отошёл в сторону, начав рыться в школьной сумке. Аято глубоко тронул меня, и пусть я уже начал понимать, что его эмоциональный уровень значительно уступает рациональному, мне очень хотелось верить, что он сказал правду.

— Мне нужно сходить домой за пижамой и зубной щёткой, — вымолвил я, вынимая из сумки кошелёк и телефон. — А ещё неплохо бы сбегать в магазин… Не покажешь, где здесь ближайший?

— С удовольствием покажу, — Аято аккуратно застелил футон одеялом и положил сверху подушку. — Только домой тебе сейчас лучше не ходить: Сато может поджидать тебя там. Пижаму я тебе с радостью одолжу, да и запасная зубная щётка у меня есть.

Я кивнул и улыбнулся, почувствовав на сердце лёгкость.

Наверное, это и было счастье, только я забыл, как оно ощущалось.

***

Утро вторника началось для меня прекрасно: меня разбудил Аято, проведя длинными пальцами мне по щеке, а потом, после душа, меня ждал завтрак в компании всей семьи Айши. Отец Аято проявил ко мне неожиданный интерес и дружелюбие, на прощание даже сказав, что он давно хотел, чтобы у его сына появился такой друг.

— Аято малообщителен, — заявил Айши Дайске, стоя в прихожей, пока я обувался. — Раньше он заводил приятельские отношения, но истинной близости ни с кем у него не было: как только он окончил среднюю школу, все его знакомые оттуда будто исчезли. Я так рад, что в старшей школе у него появились по-настоящему близкие друзья!

Я улыбнулся в ответ, не скрывая, что мне было весьма приятно это слышать.

Добравшись домой и захватив нужные учебники и тетради, я в сопровождении Аято (который всё ещё не хотел отпускать меня одного) направился в школу. Сегодня был день голосования в совет, поэтому вокруг царила торжественная атмосфера, повсюду стояли урны, а в вазонах в коридоре первого этажа кто-то — скорее всего, члены садоводческого клуба, — разместил свежесрезанные цветы.

Рядом с каждой урной для удобства голосующих стояли невысокие столики, на которых каждый мог отметить свою волю на соответствующем бюллетене. Последние решено было раздать каждому перед началом первого урока, а в конце дня — опустошить урны и подсчитать голоса.

Бюллетени подготовил я, но раздавать их поручено было другим сотрудникам совета, так как Мегами всё ещё относилась ко мне весьма холодно.

Я поторопился проголосовать уже на второй перемене: отметив галочкой окошко напротив имени Мегами, я аккуратно сложил свой бюллетень и опустил его в ближайшую урну. Куша поступил точно так же, и мы пошли дальше — по своим делам.

Аято же явно делал успехи: я убедился в этом на обеденном перерыве, когда к нам снова присоединился Ямада Таро. Последний со смехом заметил, что он оказался полностью забыт Амаи, которая в последнее время всё порхала вокруг Цубурая Шоку, который выглядел абсолютно счастливым.

Вот бы все истории в жизни заканчивались вот так: все улыбались, все рады, никому не больно… Но так не бывает, и пусть Осана Наджими была для меня врагом, я решил для себя помнить её и молиться за неё.

От грустных мыслей меня отвлёк Куша: на следующей неделе ему предстояло ехать во Францию для того, чтобы прочитать курс лекций в Сорбонне. Он так забавно пародировал прононс французского ректора университета, что я не смог сдержать смеха.

А в среду, двадцать пятого, мне пришлось прийти рано с утра, чтобы вместе со своими коллегами из совета подсчитать голоса. За десять минут до начала первого урока по громкой связи я объявил весьма ожидаемые результаты: Мегами победила с огромным отрывом. За её брата проголосовало всего лишь четверо человек.

Как ни странно, Кенчо не выказывал никаких признаков плохого настроения по поводу своего проигрыша. Напротив, он часто улыбался, держал себя вежливо и мило и даже помог мне убраться в одной из кладовых, чего раньше старался избегать.

Мы вместе убрали всё, что относилось к выборам, уничтожили бюллетени в шредере и отнесли мусор в пристройку с печью. Следующее подобное мероприятие планировалось только через полгода.

Фред Джонс постоянно вертелся рядом со мной, умудрившись даже убедить Мегами пообедать за одним столом с нами. Он очаровательно болтал, рассказывая о своих планах на Серебряную неделю, о городке Мэпл Крик, где жили его бабушка и дедушка со стороны отца, о своих друзьях в Америке, о странных белых людях с таким непохожим на наш менталитетом…