Без лица

— Немного, — сквозь зубы процедил я, стягивая с ладоней перчатки. — Приёмные родители из Сенагава оставили мне наследство. Кроме того, я подрабатываю в лаборатории по ремонту тонкой техники. Но ты ведь пришёл сюда не для того, чтобы обсуждать мою судьбу; я ведь никогда не был тебе интересен.

— Это не так, — Сато вздохнул и закрыл лицо руками. — Я всё объясню, Масао, только, умоляю, дай мне шанс!

— Хорошо, — я устало кивнул, махнув перчатками в сторону кухни. — Проходи туда. Там есть раковина и мыло; вымой руки.

Он без слов подчинился. Я направился за ним, на ходу заглянув в кладовую и оставив перчатки там, а также дав себе минуту на то, чтобы собраться с духом.

Когда я пришёл на кухню, Сато уже сидел за столом и вертел головой во все стороны, с любопытством осматривая каждую деталь, как будто он оказался в чужом доме.

Что ж, в какой-то степени так и было.

— Ты всё здесь переделал, — заметил Сато, потирая руки. — И даже планировку — кухня стала намного меньше.

Я угукнул, доставая из настенного шкафчика две чашки и коробку с чайными пакетиками.

— И такой идеальный порядок, — продолжил он. — Думаю, мне нужно многому поучиться у тебя.

Молча залив пакетики кипятком, я поставил одну из чашек перед ним на стол, сам же вместе со второй уселся напротив него и начал мешать ложечкой свой напиток, не поднимая глаз.

— Наверное, ты ждёшь объяснений, — Сато тяжело вздохнул. — С твоей перспективы, боюсь, я выгляжу ужасно: отец, который бросил шестилетнего сына на произвол судьбы и никогда о нём не вспоминал… Но это не так, Масао, и сейчас ты всё поймёшь. Но для того, чтобы объяснить тебе своё поведение все эти годы, я должен начать с того самого момента, когда всё пошло наперекосяк. Согласен ли ты выслушать мой рассказ?

Моих душевных сил хватило только на кивок. Сато, прочистив горло, начал говорить:

— Давным-давно, тридцать лет назад, я был на вершине, на пике своей жизни. Тогда профессия журналиста являлась самой престижной, и я работал в основном издании нашего городка — в газете «Шисута но ничи».

У меня было всё, что бы я ни пожелал: обожаемая работа, высокая должность, свобода для творческого самовыражения, любимая девушка, на которой я собирался жениться. Я уверенно продвигался по должности вверх, получал намного больше своих коллег, потому что обладал харизмой, и знаменитости давали мне интервью с куда большей охотой, чем остальным.

А потом меня пригласили читать лекции в Старшей Школе Академи. Я с удовольствием согласился. К тому времени я был довольно известен в нашей местности, и потому на мои занятия записались абсолютно все ученики школы.

Я вёл свои лекции в интерактивном и полушутливом режиме, и вскоре мне удалось узнать учеников поближе, особенно некоторых из них. И среди них выделялось несколько.

Второклассница Айши Рёба — высокая крупная девочка с яркой улыбкой и бездной обаяния — оказалась самой популярной. Все вокруг обожали её, но лично мне она не нравилась: я чувствовал в ней фальшь, какую-то неправильность.

Такада Ёрико училась на класс старше. Это была тихая и ничем не примечательная серая мышка, которая совершила одну фатальную ошибку — она влюбилась не в того человека.

Тебе наверняка известно о легенде про сакуру, растущую на холме на территории угодий школы? Тогда это была одна из самых горячих тем разговоров, да и теперь наверняка существуют те, кто в это верит. Считается, что если в пятницу признаться в любви под ветвями этого дерева, и партнёр пример чувства, то ваша пара будет вместе навсегда. Так вот, Такада Ёрико свято верила в эту легенду. Она решила признаться мальчику, который ей нравился, под тем самым деревом.

Ей приглянулся старшеклассник по имени Накаяма Дайске. Он был довольно привлекателен внешне, но больше сказать о нём ничего нельзя: он являлся, что называется, бесцветным и неинтересным типом, не умел принимать самостоятельные решения и предпочитал сидеть на скамейке с книгой вместо того, чтобы погонять со сверстниками в футбол или бейсбол.

Ёрико рассказала об этом одной из своих подруг, а та под большим секретом поделилась этими сведениями с Айши Рёбой. Сам понимаешь, Рёбу все обожали и изо всех сил старались пообщаться с ней и сдружиться, а что сблизит лучше, чем общий секрет, особенно если он чужой?

Айши не могла позволить, чтобы Накаяма был с кем-то другим, кроме неё. Видишь ли, она его не любила. Она испытывала к нему больное, неправильное чувство, чувство обладания и жажды. Любовью называть это никак нельзя.

Ёрико была милой и приятной, так что она имела все шансы стать подругой Дайске, и Айши это понимала. Она также осознавала, что времени до признания оставалось мало. И Айши вместе со своей лучшей подругой Мизукава Камие решились на страшное: Рёба убила Ёрико, пока Камие стояла на страже.

В тот день, восьмого июня, я как раз закончил дополнительные занятия с теми детьми, которые особенно рьяно рвались стать журналистами. Мне нравилась моя работа, и я получал истинное удовольствие от выражения восторга на юных лицах.

Лекции я проводил в актовом зале, но специальные занятия с группой ребят численностью поменьше проходили в одной из классных комнат на третьем этаже.

После урока я, выпроводив из аудитории учеников, ещё немного посидел над планом занятий, а потом решил пойти домой.

Выйдя из класса, я огляделся. Мизукава Камие стояла напротив входа в женский туалет и обеспокоенно смотрела в мою сторону. Я спросил: «Что-то не так, Камие?». Но это она с приторной улыбкой ответила: «Всё хорошо, сенсей, я просто кое-кого жду». А потом из той самой уборной вышла она — Айши Рёба. Она держала в руках большой мусорный мешок, по виду — заполненный до краёв. Увидев меня, она улыбнулась и поклонилась; они с Камие собрались было пойти к лестнице, но я их окликнул. Не знаю, почему я тогда так поступил; может, во мне заговорил неосознанный голос интуиции… В общем, я позвал их, и девочкам пришлось остановиться.

«Что в мешке?» — спросил я, подойдя ближе. «Просто мусор, — улыбнувшись, ответила Рёба. — Мы не успели убрать всё во время дежурства». Я опустил глаза и посмотрел на мешок. С виду он был совершенно обычным, но что-то всё же не давало мне покоя, и вскоре я понял, что именно: в распоряжении школы имелись хирургические перчатки стандартного белого цвета, однако та, что была на руке Рёбы, выделялась красным. Она старалась прикрыть руку краем мешка — тем самым, который был затянут тесьмой, — но ничего не вышло.

«Что это? — я наклонился к ней поближе. — Что за красные пятна?». Она же ничуть не смутилась. Переложив мешок в другую руку, она подняла ладонь и вымолвила: «У девушек такое иногда случается, сенсей». Её рука была измазана кровью.

Я решил не смущать девочку и не развивать дальше эту тему. Отпустив их обеих, я направился следом по лестнице. Они бежали по ступеням так, как будто за ними гнался сам дьявол, и мне стало интересно: я захотел посмотреть, куда они так спешили. Всё оказалось довольно прозаично: они исчезли в пристройке, где располагалась мусоросжигательная печь. Я усмехнулся своей собственной подозрительности и собрался было идти к воротам, как вдруг увидел, что девочки спешно выбежали из пристройки и снова исчезли в здании школы.

Я посчитал, что это странно, но не стал идти за ними; я подумал, что девочек нужно оставить в покое. В конце концов, они не нарушали правила, да и с моей стороны идти за ними было бы неверно: меня могли неправильно понять.

И тогда я совершил огромную ошибку, за которую корю себя до сих пор: я ушёл. Я просто оставил их, потому что посчитал, что это не моё дело.

А уже на следующий день нашли её тело.

Новость о смерти Ёрико распространилась по городку мгновенно; не без моего участия, конечно. Я чувствовал себя частично ответственным, ведь она была в числе тех, кому я читал лекции по журналистике.

Я решил начать собственное расследование и ринулся в него очертя голову. Раскопав каждый факт, который имел хоть какое-то отношение к делу, я старался скрупулёзно изучить его. Со страниц «Шисута но ничи» я активно общался с читателями, докладывая им о том, как продвигалось дело. Я работал почти сутками, и вскоре у меня появилась подозреваемая — единственный человек, который мог затаить зло против безобидной Ёрико.