Без лица

В общем, научно обоснованного объяснения этому феномену никто дать не смог. Администрация школы приглашала инженеров, экологов, строительных инспекторов, один раз позвали даже экстрасенса, — никакого результата.

Так что эта уборная оказалась у нас зоной отчуждения: ученики старались не заходить сюда, и только любители мистики (у нас существовал одноимённый клуб под руководством моей одноклассницы Руто Оки) часто прохаживались рядом, надеясь пообщаться с призраком Такада.

Но что понадобилось здесь нашему бравому янки? И зачем он потащил за собой меня?

Зайдя в мрачное помещение уборной, Фред остановился у растрескавшегося зеркала и закусил губу.

— Есть разговор, — вымолвил он, почёсывая затылок.

Я развёл руки в стороны, всем своим видом демонстрируя внимание.

— Это насчёт Осана, — он открыто посмотрел на меня. — Понимаю, что тебе, возможно, будет неприятно это слышать, но всё же я хочу обсудить это с тобой. Понимаешь, с исчезновением Осана не всё ясно, и мне бы хотелось расследовать его. И мне было бы очень приятно… Ну… Чтобы ты присоединился ко мне.

Я в шоке вытаращился на него, только и сумев в ответ жалобно проблеять:

— Что?..

— Я думаю, тебе, с твоим аналитическим умом, будет под силу провести расследование, — решительно продолжил Джонс, сдвинув брови у переносицы. — Ты талантливый программист, или как там это называется… В общем, ты сечёшь в компьютерах, значит, сможешь точно узнать, уехала ли Наджими в Токио.

Я опустил голову, раздумывая над его предложением. Что ж, это бы прекрасный шанс отвадить его от дела Осана и всего, что с ним связано, так что стоило согласиться.

— Я готов помочь, — твёрдо вымолвил я, посмотрев ему в глаза.

— Отлично, приятель, — Фред засиял, как начищенный медный поднос. — Начнём прямо сегодня! Давай встретимся после уроков, идёт?

Я коротко кивнул, и Джонс хлопнул меня по плечу — у его соотечественников это считалось знаком дружбы.

И я с удивлением обнаружил, что благодарен ему за это.

После истерики Осана моя репутация претерпела огромный удар, и пусть сейчас волны сплетен обо мне уже поутихли, повернуть всё вспять было невозможно. Некоторые из учащихся школы, из тех, которые раньше с удовольствием общались со мной, теперь старательно меня избегали. Мегами так и не оттаяла: она общалась со мной вежливо, но сдержанно, и в её манерах не было ни следа той дружеской непринуждённости, которая раньше отличала наши беседы.

А вот Ториясу полностью сменила курс: когда мы заседали в совете, она то и дело заговаривала со мной, часто улыбалась, консультировалась со мной по любому вопросу, даже тем, ответы на которые прекрасно знала сама. Обращаясь ко мне, она ласково щебетала то о том, то о другом, и её узкие глаза таинственно поблёскивали.

Кенчо вёл себя со мной абсолютно так же, как и раньше, как будто ничего не произошло. И его попытки привлечь меня на свою сторону с помощью шантажа тоже не повлияли на его поведение.

Рюгоку Аои раскрылась с неожиданной стороны. Раньше я чурался этой грубоватой девчонки с мужиковатыми манерами и привычкой насупливать брови, теперь же мы стали чуть ли не закадычными друзьями. Она рьяно поддержала меня в тот роковой день, когда Осана нанесла ужасающий удар по моей репутации, и я был за это безмерно благодарен.

Аято относился ко мне всё теплее с каждым днём. Он знал всё о моих тайнах, и от этого мне становилось легче: с ним я мог обсудить абсолютно всё и не бояться, что меня раскроют, так как Айши был не из болтливых и не собирался раскрывать мой секрет. Тем более, что и я знал о его тёмных делах, а одно — самое страшное — даже помог покрыть.

Тораёши Широми была тёмной лошадкой в нашем коллективе. В тот памятный день, когда Мегами хотела выгнать меня из совета, она не стала участвовать в голосовании, но и не поддержала меня. Хитрый взгляд этой девочки, казалось, следил за каждым движением человека, подмечая всё, что потенциально могло бы пригодиться в будущем. Она являлась неплохим исходным материалом для должности агента Инфо-чан, но почему-то я решил с ней не связываться: она мне активно не нравилась.

Куроко оставалась лояльной — она поддержала меня, она держала речь перед каждым из классов, пытаясь меня обелить, она была одной из тех, кто не позволил Сайко выгнать меня из совета. Ей — спокойной, адекватной, стабильной — я мог полностью доверять.

Иными словами, наш коллектив был разношёрстным, и далеко не все из нас могли называться друзьями.

И моя репутация после сокрушительного удара так и не вышла на тот уровень, на котором была раньше.

А Джонс был одним из тех, кто относился ко мне так же, как и тогда.

Хотя, нет: его отношение ко мне изменилось в лучшую сторону. И я чувствовал к нему огромную благодарность.

Даже жаль, что придётся повести его расследование по ложному пути.

*Имя «Куми» состоит из двух кандзи (прочтение: «ку» и «ми»), которые соответственно означают «ум» и «красота».

========== Глава 35. Ребёнок. ==========

До обеда каждую перемену я ходил в кабинет совета: из-за выборов у нас скопилась куча дел. Куша сопровождал меня: ему нужно было держаться рядом с Мегами, ведь их помолвка уже не за горами.

Сама Сайко относилась к присутствию Куши весьма терпимо, хотя не жаловала, когда к нам в кабинет приходили чужие. Она подолгу болтала со своим женихом, вполголоса обсуждая оглашение помолвки, объявления в газетах и социальных сетях. От Куши я узнал, что в качестве подарка любимой внучке Сайко Сайшо купил коня из Англии. У скакуна была впечатляющая родословная, и через несколько месяцев он мог бы вполне участвовать в скачках. Кага поведал мне, что, несмотря на непопулярность конного спорта у нас в Японии, Мегами страстно увлекалась им и последние два года даже участвовала в любительских заездах сама.

Жаль, что я ничего не знал о лошадях; так я мог бы постараться восстановить дружбу с Мегами. Но что упущено, то лучше отпустить.

Обед мы провели нашей традиционной компанией: Аято, Куша, я и Ямада Таро. Мы обсуждали детективные романы Эдогова Рампо; я был их большим любителем, а Ямада как раз собирался читать. Он неожиданно разговорился, задал мне уйму вопросов, и обед прошёл куда веселее, чем можно было ожидать от сегодняшнего дня.

Ведь именно в этот злосчастный четверг, девятнадцатого сентября, Осана должна была праздновать свой день рождения. А вместо этого…

Нет, не нужно об этом думать. Всё в прошлом, всё давно позади.

После обеда, когда я направился в совет, чтобы захватить объявления для расклейки, хмурый Кенчо потянул меня за локоть и попросил отойти с ним на два слова. После моего утвердительного кивка он отвёл меня в одну из кладовых и встал напротив меня, храня торжественное молчание.

Тишину нарушил я, категорично заявив:

— Если ты снова вознамерился шантажировать меня, то советую об этом забыть.

— Нет, — младший Сайко помотал головой. — Я просто… Я хотел бы извиниться.

Я шокировано уставился на него. Кенчо, насколько я успел его узнать, не жаловал этого слова и никогда не признавал свою вину.

— Я повёл себя как дурак, — он запустил пятерню в волосы. — Теперь-то я понимаю, что мне не победить Мегами: она, как всегда это бывало, заберёт себе самое лучшее, не оставив мне ничего. Забудь обо всём, что я говорил тебе; мне всё равно никогда не стать президентом совета.

Сайко стоял передо мной со скорбным выражением лица, глядя в сторону и схватившись ладонью за лоб.

И в этот момент мне стало безумно жаль его.

За полтора года знакомства с Мегами, а также работы по электронному расследованию всего, что было связано с Сайко, проделанной для Куши, я смог узнать о ситуации в этой семье предостаточно. Оба родителя Мегами и Кенчо были прагматичными и расчётливыми людьми, не способными на любовь и искренние чувства. К старшей дочери относились как к будущей наследнице, записывая её на разнообразные курсы, которые в теории могли бы оказаться полезными для владычицы огромной корпорации. Помимо классических техник менеджмента и управления, бухгалтерии и документооборота, компьютерных занятий, Мегами ходила ещё и на французский, йогу, каратэ, продвинутый математический анализ и искусство речи. У неё практически не оставалось свободного времени, но никого из родителей это не волновало. Конный спорт они считали благородным хобби, достойным аристократов, поэтому позволяли дочурке этим заниматься, но всё остальное было под запретом.