Без лица

— Возможно, в дальнейшем с ними будут проблемы, — задумчиво протянул Аято, потирая подбородок. — Но сейчас нам стоит сфокусироваться на более серьёзном деле. Сегодня я остаюсь на дежурство — мне нужно будет вымыть пристройку с хлоркой. А ты, пожалуйста, не откладывай разговор с Кага, хорошо?

Я кивнул, понимая, что он абсолютно прав: откладывать это в долгий ящик никак нельзя, особенно учитывая то, что я был свидетелем преступления.

Во время утреннего совещания совета я невольно задумался о том, почему моя реакция на такой вопиющий случай оказалась довольно слабой. Ведь убили человека, которого я хорошо знал; с которым учился в одном классе почти два года, так почему я не катаюсь в истерике, не плачу, не виню себя в том, что не заставил Аято сделать сердечно-лёгочную терапию тогда, когда Осана можно было ещё спасти?

И я пришёл к выводу, что тому есть три причины.

Первая — это банальный шок. Я пока ещё не полностью осознал, что именно произошло, отвлекая себя различными делами. Вскорости на меня накатит понимание всего ужаса этого преступления, и к тому моменту нужно быть готовым; заняться самопсихотерапией, например.

Вторая — это Аято. Его уникальная личность, его магнетизм, его умение подать факты в строгой и логичной последовательности так, что не возникало и мысли усомниться в его правоте.

И, наконец, третья причина — это Осана. Она заставила меня страдать и стала для меня символом всего негативного. Теперь, когда её не было, я мог расслабиться и не бояться, что кто-то разнесёт по школе слухи о моём происхождении.

На первой перемене я подошёл к Куше и с серьёзным видом предложил поговорить наедине. Он с улыбкой согласился, и мы отправились на крышу, на один из балконов — там, на открытом пространстве, никто не мог незаметно подойти к нам и послушать наш разговор.

— О чём пойдет речь, Масао? — бодро спросил Кага, чуть распуская тугой узел форменного галстука. — К чему такая таинственность?

— Видишь ли… — я замялся. — У моих знакомых умерла собака.

— О, — Куша сочувственно покачал головой. — Это ужасно.

— Да, — я склонил голову. — Этот золотистый ретривер прожил с ними много лет, и для семьи стало большим горем, когда он ушёл.

— Очень печально, — Куша проницательно посмотрел на меня поверх очков. — Но ты ведь не хочешь, чтобы я его воскресил?

— А ты можешь? — в тон ему произнёс я, и мы оба рассмеялись.

— Пока не могу, — Куша с улыбкой посмотрел вдаль. — Но не стоит забывать, что возможности науки безграничны. То, что казалось фантастичным и недостижимым всего каких-то полвека назад, сейчас является частью нашего ежедневного обихода. Это немного пугает, но и очаровывает одновременно, и для меня нет большей радости, чем развивать те технологии, которые используются людьми постоянно.

Порыв ветра, неожиданно поднявшегося в этот ясный день, начал играть его волосами, которые и так были в вечном беспорядке. На секунду я увидел небольшой шрамик на его виске, обычно скрытый от посторонних взглядов, и с какой-то нежностью подумал о том, что человеческое не чуждо и ему — прославленному гению.

— Дело вот в чём, — я сложил руки за спиной. — За похороны крупных животных у нас берут огромный налог. Хозяева ретривера не могут позволить себе такие траты, и они решили кремировать его, попросив меня посодействовать. У нас в школе есть мусоросжигательная печь, но её температуры недостаточно для того, чтобы превратить кости в прах. Вот я и подумал: может, среди твоих изобретений есть какой-нибудь состав, могущий разложить органику?

Куша склонил голову и нахмурился. Он молчал; я тоже не спешил нарушать тишину.

Где-то вдали закричала чайка: видимо, она летела к морю и хотела оповестить об этом всю округу в надежде на то, что тут найдутся её птичьи сородичи.

Кага же стоял на одном месте, ритмично покачиваясь с носка на пятку и глядя вниз. Я нервно посмотрел на часы; до начала урока оставалось совсем немного времени, а нам ещё нужно было добраться до нашей классной комнаты на втором этаже.

Может, стоило поторопить Кушу? Или нет?

Посомневавшись ещё с минуту, я подался вперёд, но он меня прервал, подняв руку и произнеся:

— Кажется, Масао, я уверил тебя в своей искренней дружбе; так почему ты не хочешь быть со мной откровенным?

========== Глава 27. И грянул гром. ==========

Наверное, шаровая молния, появись она тут, у самого моего лица, не поразила бы меня настолько, насколько эти слова. Я уставился на Кушу, непонимающе хлопая веками.

— Содержание собак в нашей стране в принципе накладно, — начал он, склонив голову набок. — За их покупку нужно заплатить кругленькую сумму, потом регулярно отстёгивать государству налог на содержание. Именно поэтому в Японии куда популярнее кошки — они банально дешевле. Собак же заводят только искренние энтузиасты, которые, к тому же, люди зажиточные. И чем крупнее порода питомца, тем налог и сопутствующие платы выше. Золотистый ретривер — собака очень большая, и раз семья завела такую, то они должны быть весьма богаты. А если пёс прожил с ними много лет и успел стать почти что членом семьи, вряд ли они поскупились бы на нормальные похороны для него и попросили бы школьника сжечь несчастное животное в печи для мусора.

Он закончил и посмотрел на меня с улыбкой. Я закусил губу, лихорадочно думая о том, как выбраться из этой ситуации. Выдумка с собакой мне пришла в голову совершенно случайно, и я не очень тщательно её отшлифовал, надеясь, что Куша не станет задавать вопросов или просто будет не в курсе тонкостей этой процедуры.

Увы. Он считался гением не просто так: даже в таких бытовых вопросах он умудрился разбираться, причём неплохо.

Значит, нужно было срочно придумать что-нибудь, ведь о том, чтобы сказать правду, и речи идти не могло.

Но Куша не дал мне шанса выдать очередную выдумку; он спокойно спросил:

— Кого сожгли в печи?

Ахнув, я подался назад и чуть было не упал. Куша смотрел на меня спокойно и без тревоги; очки съехали на самый кончик его носа, а поза была расслабленной и комфортной.

— О… о чём ты? — сбивчиво выдохнул я, проведя рукой по лбу.

— О трупе, — просто ответил Кага, снова принимаясь раскачиваться с носка на пятку. — Кто-то — явно не ты, с твоей-то эмоциональностью, — сжёг чьё-то тело в мусорной печи, так? А ты теперь его покрываешь… Значит, это человек, близкий тебе…. Я могу ошибиться, но ставлю на Айши Аято — он вполне справится с таким делом, как убиение ближнего своего.

Я замотал головой, и он, вздохнув, выставил ладонь вперёд.

— Масао, никто не собирается вас выдавать, — ровно вымолвил он, спрятав руки в карманы форменных брюк. — Ты мой друг, и я перед тобой в долгу за Мегами и мою почти уже организованную женитьбу через три года. Напротив, я хочу и могу помочь, но только ставлю одно условие: ты должен быть абсолютно откровенен со мной.

Я коротко кивнул и потёр переносицу: головная боль, словно свинцовый шар, хозяйничала в районе правого виска. Видимо, это было следствие нервного перенапряжения за последние дни; на меня слишком многое свалилось: И сплетни, и Осана, и Сато Кензабуро, а теперь ещё и не в меру догадливый Куша… Мой организм попросту не выдерживал и давал мне об этом знать самым очевидным образом.

— Ладно, — я сдался и махнул рукой, но Куша помотал головой с коротким:

— Поговорим на следующей перемене; скоро уже начнётся урок.

Мы заторопились в наш класс в полном молчании, что бывало с нами нечасто. Мысли метались в моей голове, как рой рассерженных пчёл, и даже мигрень не могла притормозить их хода.

Выхода не было: надо рассказать Куше всё. Ведь сейчас он сам практически догадался, что произошло, а когда выяснится, что Осана пропала, он просто сложит два и два и придёт к нужному выводу.

Урок моей любимой алгебры прошёл для меня как пытка: голова болела всё сильнее, а мысли о сложившейся ситуации не давали покоя. В идеале можно было бы посоветоваться с Аято, но я не мог: я обещал Куше закончить наш разговор на следующей перемене, и времени на беседы с Айши у меня попросту не было.