Без лица

— Знала его мать! — Юкина всплеснула руками — точь-в-точь как Софи Лорен в одном из своих ранних фильмов. — Знала его мать! О, да, синьор, это так: Айши Рёба убила мою подругу из-за Накаяма Дайске!

Едва слышный ропоток пронёсся по всему залу. Гости уставились на нас так, как будто перед ними разворачивалось театральное представление, что, впрочем, было недалеко от истины.

Я инстинктивно сжался, думая, стоит ли отойти от центра внимания, или это привлечёт ко мне ещё больше взглядов. Мегами выглядела совершенно ошарашенной, как и все остальные девочки из совета, и только Кенчо злорадно ухмылялся: ему эта драма явно пришлась по вкусу.

И тут вперёд выступила Сайко Камие.

Во внешности этой женщины не было абсолютно ничего примечательного: такие лица обычно называли «непропечёнными». Изысканный туалет и профессионально наложенная косметика несколько исправляли ситуацию, но вовсе не преображали её; таких женщин, как она, было море, только не всегда они были так дорого одеты и умело намазаны. Но при недолгом общении с ней ещё в прошлом году я почувствовал под этой неказистой оболочкой железный характер и сильную волю. И сейчас она готовилась проявить эти свои качества в полной мере: её расплывчатые черты лица на глазах обрели чёткость, а глаза сверкали холодноватым блеском.

— Всё было совершенно не так, Юкина, — спокойно возразила Камие с едва различимыми металлическими нотками в голосе. — Рёбу жестоко оговорили, потом под давлением общественности, подначиваемой газетой, её арестовали, но затем так и не смогли толком предъявить обвинение. На предварительном заседании суда Рёбе даже не понадобился адвокат: её невиновность была доказана, и ещё долго весь город извинялся перед её семьёй за всё то, что они устроили.

— Ах, извинялись! — Юкина запустила руки в волосы, отчего её шляпка слетела с головы и упала на пол. — Айши всегда отличалась ловкостью, так ведь, дорогой братец? Эта змея могла перетянуть на свою сторону кого угодно, и ты лишь один из многих неудачников, лизавших её ботинки! А ты, Камие? Ни для кого не секрет, как вы обе окучивали Юкио, чтобы он впоследствии женился на тебе!

— Пожалуй, довольно, — Сайко Камие скрестила руки на груди. — Юкина, позволь тебе напомнить, что ты оставила страну тридцать лет назад, и этот дом давно перестал быть твоим. Хозяйка здесь я, и я не потерплю оскорблений ни моей семьи, ни гостей. Если ты не можешь вести себя прилично, то, думаю, тебе лучше уйти.

Юкина фыркнула. Я поднял её шляпу и протянул ей, запоздало вспомнив о правилах вежливости, но не получил за это благодарности: женщина просто вырвала головной убор у меня из руки и надела, гордо вздёрнув подбородок.

— Нет, — вдруг вступил в разговор молчавший до сего момента Сайко Сайшо. — Она остаётся.

— Очень хорошо, дорогой свёкор, — сдержанно кивнула Камие. — Я прошу Юкину лишь об одном: покинуть это торжество. Она может разместиться в комнатах, но после всего, что сейчас произошло, здесь ей не место, и, думаю, даже вы со мной согласитесь.

Сайшо вздохнул и, посмотрев на любимую дочь из-под кустистых бровей, вымолвил:

— Ты просто устала с дороги, моя дорогая девочка. Пошли ко мне в кабинет: я напою тебя чаем, а ты мне расскажешь, как живёшь.

— С удовольствием, папа, — Юкина отбросила волосы за спину волосы резким движением рук. — Я всё равно не смогу находиться здесь, когда рядом сын убийцы.

Сайшо кивнул, нажал на подлокотнике кресла несколько кнопок, развернулся и поехал в направлении одной из дверей. Юкина зашагала за ним.

Как только они скрылись из вида, Сайко Камие сделала шаг вперёд, с улыбкой повернулась к гостям и громко хлопнула в ладоши.

— Простите за поведение моей золовки, — вымолвила она. — Юкина очень много лет провела за границей и несколько позабыла о хороших манерах, принятых в Японии. Прошу вас, не позволяйте этому незначительному эпизоду расстроить вас; продолжайте развлекаться.

Все гости как по команде вернулись к своим делам: они сбились в группки и начали тихо разговаривать о чём-то своём.

— Извини за это, Аято, — Камие повернулась к нам и развела руками. — Очень жаль, что тебе пришлось выслушать эти ужасные вещи, да к тому же у нас дома.

— Всё в порядке, — Аято улыбнулся. — Я слышал от матери, что Юкина-сан тоже претендовала на сердце папы, но он выбрал не её, отсюда и такое поведение.

— Верно, — кивнула Камие, ласково положив руку ему на плечо. — Пожалуйста, постарайся забыть обо всём, что услышал от неё, и продолжай наслаждаться фуршетом!

— С удовольствием, — Аято склонил голову. — Я слышал, угощения у вас очень хороши.

— Значит, настала пора воздать им должное, — Мегами наконец-то решила вмешаться. — Пойдёмте к столикам.

Она повлекла нас за собой, на пути стараясь перевести разговор на более удобоваримую тему, но у неё было значительно меньше жизненного опыта, поэтому фразы у неё были рваными, а движения — суетливыми.

Аято же держался прекрасно: он вёл себя так, как будто не было этой отвратительной сцены: он общался с нами с улыбкой на лице и абсолютно вежливо. Моё восхищение им поднялось ещё на одну ступень: меня бы подобное выбило из колеи, а он даже бровью не повёл, хотя ситуация складывалась пренеприятная.

Будо Масута и Фред Джонс тоже были здесь: первый пришёл с бабушкой — комиссаром полиции, второй — с родителями — американскими дипломатами. Оба они решили не обращать внимания на выходку Юкины, и Фред, покосившись на смущённую Мегами, взял бразды правления в свои руки: он начал рассказывать о летних каникулах, которые он провёл в местечке под названием Мэпл Крик в штате Аризона. Его дедушка оказался бывшим агентом ФБР, а бабушка — хиппи, до сих пор поклонявшейся паганским богам и свято верившей в силу природы. Мы слушали его, затаив дыхание; в нашей стране подобное было в диковинку. Кроме того, Фред обладал даром красноречия и в общем являлся яркой личностью, его общество было приятно всем вокруг. Такие люди вызывали во мне лёгкую зависть: я, как правило, другим сначала не нравился и совершенно не умел производить впечатление как надо. Мне было трудно налаживать неформальное общение, а уж о том, чтобы стать центром внимания, и речи идти не могло: я панически боялся таких ситуаций.

А вот Джонс чувствовал себя, как рыба в воде: он непринуждённо болтал, опершись локтем о каминную полку, и улыбка не сходила с его губ. Несмотря на белокурые волосы и голубые глаза, на европейские черты лица и высокий рост, он не смотрелся здесь как инородное тело. Или, может, мне так казалось, потому что я к нему привык.

Вторая часть торжества прошла гладко: Юкина, к счастью, не стала возвращаться в зал и повторять ту сцену, которую она устроила. Я планировал уйти одним из первых: большие скопления людей истощали мои силы. Ко мне присоединился Аято — его желание побыстрее сбежать из этого дома было вполне логичным.

Мы медленно шли вдоль дороги до деревни Итоки — там находилась автобусная остановка, откуда мы могли добраться до родных мест. Аято вёл вполне светскую беседу, заметив, что бабушка Будо Масута прекрасно справлялась со своими обязанностями, и он надеялся, что она повременит с пенсией. Я был абсолютно с ним согласен: комиссар Будо Цубаки производила впечатление невероятно сильной женщины, и сам факт того, что она умудрилась возглавить полицию, и не в городе, а в более консервативной провинции, внушало огромное уважение.

Мы сели на автобус в одиннадцать вечера, и Аято тут же взялся за телефон, чтобы уведомить семью. Послав сообщение матери, он спрятал гаджет в карман и посмотрел на меня.

— Думаю, нам просто необходимо обсудить слона в комнате, — вымолвил он.

========== Глава 20. Нет большей иллюзии, чем стабильность. ==========

Я ожидал, что он тоже захочет пооткровенничать, и был готов его выслушать: пора и мне оправдать высокое звание его друга.

Аято рассказывал чётко, спокойно, методично. Он не перескакивал с одного на другое, не запинался, не мычал; его дикция была идеальной, как у радиоведущего, а тембр голоса — приятным.