Без лица

Вымыв руки, я принялся за покупки, не забыв на этот раз отнести школьную сумку в комнату: мне не хотелось снова потерять свой смартфон так, как это было в прошлый раз.

Я успел разогреть в микроволновой печи два довольно сытных обеда из кулинарии и заварил чай к тому моменту, как Сато Кензабуро прошёл на кухню.

Вид у него был неважный: под глазами залегли тёмные круги, и болезненно-желтоватый цвет кожи говорил о том, что происхождение этих кругов — вовсе не недосып, а больная печень. Сутулая спина и медленная, приволакивающая походка зрительно прибавляли Сато лет, хотя на самом деле ему не было ещё и пятидесяти пяти.

Он накинулся на обед так, как будто не ел несколько дней, и я, повинуясь не вполне понятному порыву, достал из холодильника ещё еды. Кензабуро ел с жадностью, как путник в пустыне, наконец-то дорвавшийся до оазиса; он уничтожил порцию обеда (довольно большую), два салата, упаковку сосисок, дополнительно хицумабуши, карри, коробку дайфуку и шоколадный батончик. Запив это двумя чашками чая, он откинулся на спинку стула и блаженно прикрыл глаза.

— Как давно ты ел? — спросил я, убирая посуду со стола.

— Сутки назад, — Сато потянулся и зевнул. — С тех пор, как эта стерва Камие выставила меня за дверь, мне пришлось туго: сам понимаешь, на работу я устроиться не могу, потому что дорогой сыночек постарался признать меня умершим. А с мёртвыми трудовых контрактов не заключают.

— Во-первых, уехать отсюда за границу было твоим личным выбором, — холодно ответил я, тщательно промывая пиалы. — Во-вторых, я тогда считал, что ты и правда умер, что понятно, учитывая, сколько ты пил.

Сато усмехнулся.

— Хорошо, сдаюсь, — шутливым тоном вымолвил он. — Ты прав: я не могу ничего тебе предъявлять. Но, к чести моей, я уже много лет не пью.

— Рад за тебя, — я вытер чашку и отставил её на рабочую поверхность, устланную бумажными полотенцами. — У тебя есть сменная одежда? Мои вещи тебе могут не подойти.

— Почему же? — Сато встал со стула и подошёл ко мне со спины. — Ты выше меня, а по комплекции мы схожи. Я испытаю неслыханную благодарность за пару брюк и сорочку, а если ты прибавишь к этому носки и полотенце, моей признательности не будет границ.

Я кивнул, выключил воду и снял резиновые перчатки, в которых мыл посуду. Тщательно расставив пиалы, чашки, тарелки и приборы по полкам, я направился в комнату. Сато тенью последовал за мной.

Пара брюк, рубашка, свитер (так как вечерами существенно холодало, а Сато расхаживал в лёгкой весенней куртке), пижама, полотенце, две пары носков, носовой платок, упаковка влажных салфеток — всё это я сложил в походную сумку, которую купил в Токио для различных нужд. Протянув сумку Сато, я коротко произнёс:

— Подожди пока в прихожей.

Он склонил голову и вышел из комнаты. Как только дверь за ним закрылась, я отодвинул в сторону дверцу одного из стенных шкафов и снял с верхней полки подарок Куши — небольшой сейф, который, на первый взгляд, являл собой простой декоративный металлический куб, на одной из сторон которого был нарисован чёрный круг. Именно к этому кругу нужно было прижать ладонь для того, чтобы миниатюрная дверца неслышно отворилась. Внутри я хранил несколько банковских карт и наличные деньги, и именно последние я выгреб практически до остатка.

Закрыв сейф так же, как и открыл, я поставил его на место, взял из письменного стола бумажный конверт и уложил туда пухлую пачку банкнот. Что ж, этого ему должно хватить надолго; больше я ничего не мог для него сделать.

Выйдя из комнаты, я поспешил ко входной двери. Сато, как и было условлено, ждал меня в прихожей; уложенная сумка покоилась у его ног. Я протянул ему конверт, он приоткрыл его и присвистнул.

— А в этой лаборатории неплохо платят, — хмыкнул он.

Я ничего не ответил, лишь пожав плечами.

Сато убрал конверт в сумку и, присев на порог, начал переобуваться.

— Надеюсь, когда-нибудь твои глаза откроются, Масао, — проговорил он, завязывая шнурки на видавших виды ботинках. — И очень бы хотелось верить, что не станет слишком поздно.

Он встал и, повернувшись ко мне, порылся в карманах брюк. Оттуда он извлек грязную мятую визитную карточку, шрифт на которой почти полностью стёрся.

— Вот мой номер, — он внимательно посмотрел мне в глаза. — Как только у Айши появится очередная препона, свяжись со мной. Сам ничего не предпринимай: для того, чтобы доказать его вину, нужно поймать его с поличным. Надеюсь, девчонке повезёт больше, чем малышке Ёрико… В любом случае, его надо остановить.

Визитка выскользнула из моих пальцев и упала на пол, но Сато этого уже не заметил: он вышел из квартиры, громко закрыв за собой дверь, а я ещё долго стоял, беззвучно шевеля губами.

Что он такое сказал? Поймать с поличным — значит, застать на месте преступления в процессе его совершения. И не так важно, что будет с жертвой: успеет ли Аято её убить или нет, ведь главное — это схватить Айши, а остальное неважно.

Я ахнул и схватился за голову.

И этот человек считает, что борется на стороне добра?! Да он же зло в чистом виде! Как можно так наплевательски относиться к чужой жизни и быть готовым даже принести её в жертву только ради того, чтобы схватить одного из Айши и тем самым отомстить этому клану за свою разбитую жизнь? И так ли уж кошмарен и жесток на этом фоне сам Аято?

Чем так называемое добро лучше так называемого зла?

Да ничем. Другая сторона вполне могла провозгласить себя добром, и от этого ничего бы не поменялось. Как оказалось, Сато Кензабуро был ничуть не менее жесток, чем Айши Рёба. Она разбила его жизнь? Верно, но до этого он попытался то же самое сделать с ней, приписав ей убийство, которого она не совершала.

«Надеюсь, девчонке повезёт больше, чем малышке Ёрико».

Именно так он сказал.

Какая ужасная, циничная, холодная фраза. Разве так говорят о живых людях: с пренебрежением и полной уверенностью в своей правоте?

Я сжал зубы и, подняв с пола визитную карточку, прошёл на кухню. Там, разорвав прямоугольничек на две части, я поместил его в контейнер для легкосгораемого мусора.

Ни за что не стану помогать Сато в том, чтобы поймать Аято. Напротив, я предупрежу друга, чтобы тот был поосторожнее. Ну, или, со своей стороны, просто постараюсь, чтобы таких ужасных случаев, как с Осана, больше не повторилось.

После этого мне понадобилось три чашки чая, чтобы успокоиться. Ромашковый я заваривал редко: мне нравился классический чёрный чай без всяких добавок, но в этот раз я понимал, что просто так не засну, поэтому прибег к помощи трав.

Но и с этим меня ждала ночь, полная тревожных сновидений.

* День культуры в Японии отмечается третьего ноября.

** Герой романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение».

========== Глава 67. Я призываю. ==========

Двадцать второго октября я встал по будильнику совершенно разбитым. Голова весила тонну, глаза никак не желали раскрываться, а мышцы ныли, словно накануне я разгружал железнодорожные вагоны.

Погода полностью соответствовала моему состоянию: с тёмного неба падали крупные капли дождя. Они раздражающе барабанили по подоконникам, бодро стекали по сливным трубам и проверяли на прочность ливневую канализацию.

Мне пришлось проложить внутри сумки целлофановый пакет, а также взять с собой самый большой зонт, но и это не помогло: холодный октябрьский дождь проникал в мои ботинки и заставлял пальцы ног поджиматься. Последние несколько метров до школы я чуть ли не бежал, чтобы как можно скорее очутиться в душевых.

Забежав в фойе, я схватил свою сменную обувь и, быстро надев её, помчался к крытым коридорам, ведущим к купальням. Ботинки я оставил в шкафчике: благодаря инновационному изобретению Куши, они высыхали за считанные минуты, при этом не давая усадку в размере.

В душевой было сухо и очень тепло. Я сразу же устроился в углу напротив одной из стиральных машин, забросив внутрь шарф и носки и отметив, что стирального порошка осталось не так много, и следовало заказать побольше.