Без лица

Сидя в тёплом помещении, я с наслаждением вытянул ноги, ожидая, чтобы низ штанин высох как можно скорее. Чтобы скоротать время, я вытащил из сумки конспект и начал читать его, чтобы ответить на следующем уроке. Голова всё ещё была тяжелая, но настроение моё явно улучшилось, и я приготовился провести этот день достойно.

Вскоре ко мне присоединились двое: Гейджу Цука, несший в руках насквозь промокшие тряпичные кеды, и Куша, отфыркивавшийся, как гигантский кот. Они сели по обе стороны от меня, и у нас, как ни странно, получилась вполне неплохая беседа: молчаливому и сдержанному Цуке нравилось разговаривать со мной; честно говоря, я был одним из немногих, с кем он в принципе общался, но комбинация их с Кушей являлась новой, и они неожиданно поладили, ведь Кага был зрелым не по годам и, пусть порой бывал шумноватым, умел сдержаться, когда нужно.

Мы мирно беседовали в течение двадцати минут, пока в душевые не стали подходить прочие ученики, которым тоже не терпелось просушиться.

Мои вещи были уже постираны; я закинул их в сушку и, подождав несколько минут, направился к выходу, на пути улыбнувшись Цуке и Куше. Мой путь лежал в кабинет школьного совета, и первое, что я сделал, добравшись до цели, — повесил куртку в одёжный шкаф, которым мы все пользовались.

Затем я отошёл к окну: мне хотелось проверить, ослабевает ли дождь. Как оказалось, нет: он шёл всё так же уверенно и жёстко, обещая затянуться на весь день.

Услышав, как дверь кабинета тихонько открылась, я улыбнулся, подумав, что, наверное, Аято — тоже любитель приходить пораньше — решил приступить к работе.

Но звук шагов — семенящих, неуверенных, пришаркивающих — никак не походили на его походку.

Я нахмурился и прислушался.

Кто-то прошёл практически через всё помещение и остановился совсем неподалёку. Послышался звук открываемых ящиков и шуршание бумаги.

В чём дело? Неужели к нам пробрался чрезмерно любопытный субъект?

Я решительно обошёл стеллажи и остановился, с удивлением глядя на нарушителя спокойствия.

Вернее, нарушительницу.

Худощавая девочка с кудрявыми волосами и мрачноватым выражением на симпатичном лице застыла у стола Мегами, с ужасом глядя на меня. Её руки в кружевных перчатках мелко дрожали, а большие выразительные глаза, обычно опущенные долу, сейчас были широко распахнуты.

Я знал её, ведь мы учились бок о бок практически два года: Руто Ока, моя одноклассница и по совместительству президент клуба любителей мистики. Она искренне верила в привидения, ёкаев, они и всяких прочих потусторонних существ и вела свой коллектив при помощи мрачного и желчного парня по имени Шин. Этот кружок был довольно безобидным несмотря на то, что они читали литературу, которую лично я бы категорически запретил во всех школах.

Несмотря на сомнительный круг интересов, Ока была довольно тихой девочкой, хорошо себя вела и редко получала замечания, и потому видеть её здесь, в кабинете школьного совета, где ей не предписано было находиться, да ещё и роющейся в бумагах, казалось весьма странным.

— Сато-кун! — Ока отпрянула от стола и ударилась плечом о стеллаж с папками отчётных документов. — Я… Я думала, тут никого нет.

— Ты ошиблась, Руто, — я скрестил руки на груди. — Что конкретно ты искала?

Ока закусила губу и беспомощно покосилась на стол Мегами.

— Я… Мне хотелось оставить записку для совета, — нервно выдала Руто, теребя пальцы. — Но я не увидела бумаги, поэтому решила поискать в ящике.

Подойдя ближе, я выразительно посмотрел на листки для заметок в специальном контейнере.

— Я их не заметила, — поспешила произнести Ока, проследив за направлением моего взгляда.

— Но почему было не дождаться кого-нибудь из нас и не передать это ему лично? — я развёл руками. — Ты же знаешь, что ученикам запрещается входить сюда в отсутствие кого-либо из совета.

Ока вздохнула и нервно заправила прядку волос за ухо.

— Действительно, — она хихикнула. — И как это я не сообразила… Извини.

— Всё в порядке, — кивнул я. — Просто скажи мне, что именно ты хотела.

Руто облизнула губы.

— Нам нужен ещё один стеллаж для книг, — через несколько секунд ответила она. — Скоро закончится место…

— Хорошо, — я склонил голову. — Мы включим это в школьный бюджет и закажем тебе стеллаж.

Ока поклонилась в знак благодарности и, бросив: «Ну, я тогда пойду…», чуть ли не бегом вылетела из кабинета.

Я пожал плечами и, поставив сумку на свой стул, направился к буфету, чтобы заварить чай. Через десять минут подоспел Аято, а за ним — и остальные члены совета, так что за привычной суетой я вскоре совершенно забыл об этом странном случае.

***

Фред Джонс, который на несколько дней притих, теперь активизировался на полную мощность: каждую перемену он пытался провести со мной, и потому мне не удалось ни разу сходить на крышу, чтобы проверить камеры Инфо-чан. Пару раз меня так и подмывало, чтобы использовать агентов для того, чтобы отвлечь его, но, поразмыслив над этой идеей, я передумал: такой человек, как Фред, может заподозрить неладное и начать расспрашивать агента. С бульдожьей хваткой американца не приходилось и сомневаться в том, что вскоре агент расколется. А если Джонс начнёт работать вместе с Сайко, и последняя наймёт какого-нибудь гениального программиста, то имелась вероятность, пусть и мизерная, что они могли выйти на меня.

Поэтому я покорно терпел социально активного и говорливого американца, в чём мне самоотверженно помогали друзья. Аято и Куша мужественно разделяли со мной тяготы бесед с Фредом, порой высказывавшим весьма нестандартные мысли по поводу практически всех сторон жизни в Японии. Разумеется, ему — белокожему иностранцу — было куда виднее, как нужно существовать, с кем общаться и что разрешать, так что мы старались не спорить, и лишь изредка я ловил ироничный взгляд Аято, брошенный на американца.

После обеда Фреду нужно было присутствовать в своём клубе, поэтому я, почувствовав свободу, хотел было пойти на крышу, но потом выглянул в окно и с содроганием отказался от этой мысли: дождь лил пуще прежнего.

К счастью, уроки физкультуры уже перевели в зал. Обычно это делали ближе к концу октября, но в этом году осень выдалась необыкновенно дождливой, так что уже с середины месяца мы занимались в спортивном зале, проход до которого также сделали крытым — из съёмных лёгких конструкций.

Урок физкультуры для нашего класса стоял последним, и Киоши-сенсей, не проявлявшая никаких признаков усталости, гоняла нас по залу, заставляла прыгать через скакалку, отжиматься и качать пресс.

— Как же я не люблю двигаться, — проворчал Куша, держа мои ноги, пока я «поднимал туловище из положения лёжа» — цитата Киоши-сенсей.

— Это полезно для здоровья, — с пыхтением возразил ему я. — Видел когда-нибудь, чтобы Асу Рито болела? Она сама говорит, что это всё благодаря спорту.

Куша фыркнул.

— Асу Рито занималась спортом ещё в утробе матери, — вымолвил он, крепче сжимая мои щиколотки. — Она вообще ничем другим не увлекалась, и мне кажется, что даже читать научилась для того, чтобы различать слова «Финиш» и «Старт», а также свою фамилию в турнирной таблице.

— Ты слишком жесток, — я улыбнулся, коснувшись спиной мата и понадёжнее сцепив руки на затылке. — У неё всё совсем не так плохо.

— Конечно, не так, — Куша вздохнул. — Она ведь представляет нашу школу во всех соревнованиях, до каких только можно додуматься. Разумеется, учителя к ней снисходительны, так что не пытайся, как и всегда, видеть людей лучше, чем они есть. И, кстати, ты сам не собираешься на соревнования? Может, уже остановишься: ты накачал положенные шестьдесят раз.

Я рассмеялся, остановившись, и мы поменялись местами. Обхватив щиколотки Куши руками, я кивнул ему, показывая, что готов, и вдруг почувствовал, как мороз пробрал меня по коже: такое случалось, когда я чувствовал на себе чей-то взгляд. Я быстро осмотрелся, но ничего не заметил: я был без очков, поэтому всё вокруг виделось мне размытым, как через толщу воды.