В поисках идеала

Любил московский чиновник упражняться с гирями, посещал атлетический клуб, отчего и сложение имел крепкое, внушительное. По улицам тоже ходил с железной палкой, замаскированной под трость, чтобы лишний раз давать нагрузку мускулам. «Ногу сломал, сука», – скулил поверженный, распластавшись в дорожной пыли. Владимир Андреевич, не обращая внимания на брань и стоны, склонился то ли над подростком, то ли над хлипким мужичком. «Посмотрим, кто ты есть», – пробормотал он. Незнакомец, лежавший до этой секунды неподвижно, вновь выкинул фокус – подпрыгнул, как подброшенный, развернулся в воздухе, а навстречу сыщику вылетело зажатое в руке тусклое лезвие ножа. «Всё же мужчина: усики-стрелочки над тонкими, малокровными губами и злые глаза, обрамлённые густой сеткой морщин», – думал Филатов, а руки уже сами по себе повторяли тысячи раз отработанные приёмы: левая отводит оружие в сторону от горла, правая бьёт точно в переносицу. Раздался чавкающий звук ломаемой кости и гуттаперчевый человек наконец-то обмяк, светло-серые, водянистые глаза закатились. Владимир Андреевич замер. Он услышал зловещий хруст и по позвоночнику покатилась холодная капля пота. «Только не это», – сыщик облизал враз пересохшие губы.

Филатов не боялся, что ненароком прибил преступника до смерти, как комара – не будет больше на полицейский чин с финским ножом кидаться. Хрустнуло в спине, прямо в пояснице, когда сыщик дёрнулся назад, чтобы уклониться от подлого удара, который мог стоить ему жизни. «Сюртук снял, разгорячённый на холодном ветру резко увернулся – вот и результат», – обречённо понял Владимир Андреевич, чувствуя, как тупая боль молотком начала постукивать по костям, разминаясь и проверяя свою силу. Недуг этот уже лет пять не давал покоя сыщику, возвращаясь каждый раз неожиданно, а уходя медленно и неохотно, выматывая до крайности. Всё было знакомо: ночью теперешняя скованность мышц смениться ощущением, будто в поясницу при малейшем движении втыкают раскалённые гвозди. Затем потребуется не меньше часа, чтобы заново научиться ходить: сначала по чуть-чуть, кое-как, согнувшись, ожидая, когда привыкнешь к резким всполохам в глазах от каждого шага, радуясь, что резкие уколы в спине потихоньку сменяются тянущей, неумолкающей, но терпимой болью. Разумеется, он, вернувшись в Москву, сразу пригласит доктора Брокмана. Тот придёт с неизменным дорогим, блестящим саквояжем, пригладит торчащие вокруг обширной лысины седые волосы и начнёт лечение. Будет втирать жгучие, остро пахнущие мази, накладывать на спину пояса из шерсти, цеплять на кожу пиявок, поить порошками, а больше всего зудеть о том, что Филатов уже не юноша, что не следует нагружать позвоночник, что пора бросить поднимать гири, как цирковой артист, что следует привыкать к размеренности и неспешности. По наблюдениям Владимира Андреевича, толку от лечения, кроме временного, еле заметного облегчения страданий, не было никакого – болезнь уйдёт сама, когда пожелает. Может через две недели, а может и через месяц.

Задержанный лежал тихо, но Филатов всё равно волновался – задумай тот бежать, сыщик ничего бы сделать не смог. Тут он вспомнил о выданном рожке и подал сигнал. Через минуту два конных жандарма рассматривали пойманного и с не меньшим удивлением самого Владимира Андреевича, который стоял, горбясь и опираясь на трость. Бесчувственному преступнику, в котором узнали варшавского вора Казимира по кличке «Змей», связали по рукам и ногам и закинули поперёк лошади одного из жандармов, словно мешок с картошкой. Он не протестовал, лишь слабо поскуливал в забытьи. Филатов, которому сообщили, что операция закончена, сам добрёл до ворот склада, где развернулись основные события. Всё прошло в лучшем виде: никто из преступников не ушёл, жертв среди сил правопорядка почти не было – одного жандарма чуть оцарапало пулей, но это ерунда. Владимира Андреевича хлопали по плечу, поздравляли с поимкой. Вокруг царили воодушевление и радость. Арестованных отправили в местную тюрьму, фальшивые деньги изъяли. Вскоре подъехало местное полицейское начальство, а потом и сам нижегородский губернатор. Вид, а главное, сумма фальшивок произвела на всех неизгладимое впечатление. Павел Фёдорович, губернатор, приказал господам-офицерам срочно отправиться на празднование такого оглушительного успеха. Все восприняли это распоряжение с огромным энтузиазмом. Филатов отказался, сославшись на здоровье. Губернатор, покручивая роскошный ус, пристально посмотрел на его бледное, с испариной лицо и не стал настаивать, пообещав утром прислать личного лекаря. Команда победителей, оживлённо переговариваясь, направилась отдыхать, а Владимир Андреевич добрался до гостиницы, разделся и рухнул в кровать.

Ночь прошла точно так, как он и предвидел. То ли полусон, то ли полубред с боязнью лишний раз пошевелиться от мигом пронзающей боли. Утром, решив, что пора вставать – даже эта зыбкая сонливость улетучилась – Филатов с огромными усилиями смог сесть на краю кровати. Мокрую насквозь от пота ночную рубашку он снял и бросил в угол. Начать день, как всегда в подобных случаях, Владимир Андреевич решил с гимнастики, которой его научил индус, задержанный по какому-то делу вместе со своим бродячим цирком. Цирк в результате отпустили, а сыщик обогатился новым знанием. Пришлось сползти на пол, сдерживая стон. Сначала Филатов просто лежал на твёрдом, а затем встал на четвереньки и начал то выгибать спину кверху, то прогибаться до пола, подобно кошке, потягивающейся после сна. Постепенно кровь побежала быстрее, кости перестали скрипеть при каждом движении. Можно было привести себя в порядок и решить, что делать. Владимир Андреевич умылся, оттерев с кулака запёкшуюся кровь вчерашнего преступника. Тут пришёл обещанный губернатором лекарь. Врач растёр сыщика мазями, рассказывая что-то о болезни и мерах предосторожности от неё, но Филатов не слушал – знал это всё, нового ничего не было. Мышцы наконец разогрелись, двигаться стало немного легче. Поблагодарив доктора, Владимир Андреевич решил пройтись. Поезд в Москву отправится вечером, не валяться же весь день в кровати, хотя лекарь именно это и советовал, только вот потом вообще не встанешь. Ярмарка опять же, надо посмотреть. Железную трость пришлось оставить, вместо неё сыщик взял облегчённую, с острым клинком, спрятанным внутри. Прогуляться получилось недалеко – было совсем худо. Так Филатов оказался утром на скамеечке под тентом у магазина купца Морозцева и принял его приглашение – ходить всё равно получалось плохо, а ярмарку увидеть хотелось.

На улицах бурлила жизнь. Савелия Трофимовича приветствовал буквально каждый встречный. Кому-то купец отвечал, учтиво приподнимая шляпу, кому-то, слегка кивая и касаясь её полей, кого-то и вовсе удостаивал лишь взором. Пару раз он даже приказал кучеру остановиться, чтобы выйти из экипажа и коротко с кем-то переговорить. Видимо, повстречал очень важных людей. При этом Морозцев успевал показывать и рассказывать попутчику о том, что происходит вокруг. Слушать его было удовольствием, как всякий раз бывает, когда рассказчик по-настоящему увлечён предметом разговора и хорошо его знает. Владимир Андреевич наблюдал за всем сквозь полуприкрытые глаза, но отчётливо чувствовал, чувствовал кожей и всем естеством, как бьётся неукротимый пульс крупнейшей русской ярмарки, как подчиняет себе и заставляет служить энергия денег, сконцентрированная в этом месте. Все здесь стараются зачерпнуть с лихвой из золотых рек, протекающих рядом. Сама же природная река полна лодок, барж, пароходов. Гружёные и пустые они стремятся причалить, быстро оставить или принять на борт груз и скорее отчалить. Грузчики на судах хватают крюками товар и закидывают себе на спины. Согнувшись в три погибели они бегут или вниз, или вверх по сходням, расчищая себе путь отборным матом, скидывают поклажу у весов и без передышки отправляются за новым грузом, чтобы успеть побольше заработать. На перевеске спорят до хрипоты приёмщики и сдатчики, стараясь выторговать друг у друга лишний золотник2 веса, лишнюю копейку. Рядом толкутся ломовики, наперебой предлагают доставить товар куда прикажут. Извозчики везут купцов по своим лавкам и амбарам, где те встречаются с покупателями, и снова начинается торг, торг до хрипоты, торг до мокрых от пота рубах. Наконец, хлопают по рукам, и сделка на десятки тысяч заключена. Теперь радостных торговцев ждут радушные хозяева трактиров, пронырливые половые, русские и цыганские хоры, кокетливые певички. Ночью на охоту выходят те, с кем лучше не встречаться, кто давно фигурирует в полицейских сводках, на ком уже не один грабёж и убийство.

2

Старая мера веса – примерно 4,26 грамма.