В поисках идеала

Сергей Евгеньев

В поисках идеала

Глава 1

Нижний Новгород, август 1897 года.

Приказчик выскочил из прохладного нутра магазина на залитую солнечным светом улицу. Ловко обогнув спешащих по делам людей, он остановился у самого края тротуара и посмотрел туда, где располагался Главный ярмарочный дом. От усердия пришлось приподняться на цыпочки – рост не позволял смотреть поверх голов снующей мимо публики. Солнце слепило даже сквозь руку, приложенную ко лбу навроде козырька – шляпа осталась на прилавке. Блеска добавляла и идеально начищенная вывеска магазина «Товарищество мануфактур Савелия Морозцева и Кº», жёлтые буквы которой на красном фоне сияли золотом. Глаза от напряжения стали слезиться, а ноги затекли от долгого нахождения в неестественной позе. Тут ещё чей-то служащий в серой пиджачной паре, торопившийся так, что почти бежал, пихнулся локтем: «Ишь встал, подвинься». Приказчик от неожиданности ступил на дорогу и чуть не оказался под копытами лошади, везущей элегантную коляску. Конское фырканье над ухом и грохот колёс по булыжнику привели его в чувство. Он даже успел, не выдавая приключившегося конфуза, учтиво поклониться благообразному, седобородому мужчине в старомодном сюртуке и галстуке, заколотом булавкой с огромным изумрудом. Рядом с представительным стариком сидела молоденькая спутница, которая томно обмахивалась веером и порой чересчур интимно прижималась к своему кавалеру открытым плечиком. Важный господин еле заметно кивнул в ответ, а жеманная кокотка даже глазом не повела. Пара, в другом месте вызвавшая бы изрядный скандал и нескончаемые пересуды, спокойно взирала на кипящую внизу суету с мягких диванов экипажа. Сейчас, во время главной всероссийской ярмарки, такая картина особого удивления не вызывала – повод позлословить, не более того.

Стекла в витринах были начищены до прозрачности и отражали замершего в благоговейном полупоклоне приказчика, смотревшего вслед удаляющейся коляске. Старший из продавцов Пётр, высокий и жилистый мужик, подпиравший плечом косяк входной двери, за всей этой суетой наблюдал спокойно, лишь ухмылялся в густую, обильно подёрнутую сединой бороду.

– Чаеторговец Тихомиров молодую жену отыскал в ресторанном оркестре. Ты глянь – катаются у всех на виду, не таясь. Ничего – помиловались месяцок, пора и по домам: купцу к своей благоверной под бок, а барышне подаренное воздыхателями проживать. Через год опять приедут и по новой жениться станут. Если, конечно, Тихомиров ко Господу не преставится, возраст всё-таки, – не удержался от колкости хмурый продавец. Он даже хотел презрительно сплюнуть на тротуар, но в последний момент удержался – сам же недавно заставлял продавцов всё вымести перед лавкой до идеальной чистоты.

– Тебе-то что за печаль, кто с кем милуется? – важно ответил приказчик, словно и не гнул мгновение назад спину перед богатым купцом. – Ты не по сторонам на юбки без толку глазей, а смотри – Савелия Трофимовича не пропусти! Придёт хозяин, устроит нам трёпку – будешь знать!

– Так за что нас ругать? Почитай, лучший магазин на всей ярмарке. Мы своё дело крепко знаем. Чистоту ещё с утра навели – ни пылинки. Сами одеты с иголочки, опрятные. Ни у кого ни рожи опухшей, ни духу винного – не зря у его степенства хлеб едим, – ответил Пётр. – Ну покричит, линейкой мерной по спине приласкает, как положено. Большому начальству по-другому нельзя, а мы потерпим хозяйскую ласку, не переломимся.

Приказчик, который такую ласку от хозяина не любил, ничего не ответил, но грустно подумал: «Прошка сказал, что вчера в ресторацию Савелий Трофимович отправились только в одиннадцатом часу вечера. Ужинали стало быть они никак не раньше, чем до двух пополуночи, а утром в десять присутствие в ярморочном доме открывается. Злой будет от недосыпа, а ежели с вином вчера перестарались – то совсем пиши-пропало». Сведения о планах Морозцева были верные – от его слуги Прохора. В этом году Савелию Трофимовичу выпала честь исполнять обязанности Главного ярмарочного распорядителя, поэтому занятой с утра до позднего вечера купец в свой магазин наведывался не так часто, как обычно, доверив служащим лавки принимать покупателей, за исключением самых крупных, с которыми, по-прежнему, дело вёл лично. Справлялся, по его собственному мнению, приказчик неплохо, рассчитывая на щедрое вознаграждение за труды по итогам торговли, но была и ложка дёгтя в этой, пока ещё воображаемой, бочке мёда – из-за недостатка времени отчитывал работников Савелий Трофимович теперь вдвое строже. «Драл, как Сидоровых коз», – по выражению Петра. Каждый визит Морозцева был сродни урагану, после его ухода приказчик с продавцами ещё долго смотрели друг на друга ошалелыми глазами, утирая пот с покрасневших, горящих лиц. И всё-таки купец задерживался, уж четверть часа как должен был нагрянуть.

– А что в городе слышно? Не произошло ли чего? – спросил приказчик у Петра, который после закрытия торговли имел обыкновение переодеться в костюм простого работяги и отправиться туда, где отдыхали после тяжёлого дня лодочники, носильщики, грузчики, подённые рабочие – в общем, представители самого дна, последней ступени, за которой начинался мир живущих по ту сторону закона. Пётр оттуда пробился в старшие продавцы лучшей в городе лавки, но привычка к былой жизни осталась, заставляя с закатом солнца отправляться в грошовые кабаки и рабочие ночлежки. Купец смотрел на это спокойно: хмельным Пётр не увлекался, в лавке всегда был опрятен и вежлив, держа прочих продавцов-мальчишек в строгости, зато жизнь города знал с изнанки.

– В старом амбаре на Оке вчера ночью большие дела были, – начал было Пётр.

– Это в котором? – встрепенулся приказчик.

– Толком не знаю. Арестовали там… Даже не знаю кого. И жандармы были с их летучим отрядом и полицейские чины, правда не местные. Поговаривают, что до стрельбы дошло, и губернатор лично туда выезжал. Большую банду взяли. Наверное, политических поймали – уж больно секретно всё, не иначе социалисты какую пакость готовили.

Приказчик вздохнул. Вряд ли Савелий Трофимович вчерашней ночью туда наведывался, всё ж дела не ярмарочные, но чем чёрт не шутит. Устав ломать голову, он опять внимательно посмотрел на дорогу. Обычно скорое появление купца было заметно издалека: или неслась чёрная, лакированная до блеска коляска, или он сам уверенно двигался посреди прохожих, как медведь сквозь чащу, раздвигая нерасторопных своими широченными плечами. Только дам отстранял с пути огромной лапой, бубня густым басом: «Пардон, мадмуазель», что являлось для Морозцева верхом учтивости. Сейчас ничего подобного не происходило. Обычная суета, к которой за месяц ярмарки все её завсегдатаи уже привыкли. Приказчик приосанился и развернулся, чтобы идти внутрь магазина, но столкнулся с прохожим, бредущим вверх по улице. Внешне тот ничем примечателен не был – мужчина лет тридцати пяти, крепко сбитый, высокий, одетый хорошо, но без вычурности. В Нижний Новгород в это время приезжали подданные с разных концов Империи, поэтому человек, носящий костюм по европейской моде, внимания не привлекал. Тут уже яркие халаты и чалмы купцов азиатских эмиратов и ханств примелькались, не то что стандартные пиджачные пары. Приказчик, по навсегда усвоенной привычке, кивнул незнакомцу, поздоровался и извинился за собственную неловкость. Тот ответил, приподняв светлую, летнюю шляпу, и вдруг уселся на скамейку между витринами магазина, спрятанную от солнца или непогоды под полотняным тентом. Положил рядом с собой трость, откинул голову назад, прислонившись затылком к прохладному камню стены, и полуприкрыл глаза. Пётр удивлённо посмотрел на приказчика, но тот в ответ лишь недоумённо пожал плечами.

– Господин, у вас всё хорошо? – поинтересовался у нежданного визитёра продавец. – Не желаете ли чего?

– Ничего не надо, благодарю вас. Отдохну несколько минут, с вашего позволения, и пойду дальше. Устал немного, – ответил незваный гость, отчего-то болезненно бледный.