В поисках идеала

– Может быть, хотите воды? Если нездоровится – давайте экипаж свистну, чтобы вас к доктору довёз, – предложил приказчик, стараясь избавиться от прохожего, так некстати появившегося перед визитом хозяина.

– Не нужно, спасибо, – покачал головой мужчина, утирая испарину со лба. – Пожалуй, пойду дальше. Не буду вам мешать.

Он взял шляпу, в другую руку трость, сел прямо и глубоко вздохнул. Приказчик с продавцом стояли рядом, на их лицах застыло фальшивое участие. Тут-то и подкатила чёрная, лакированная до блеска коляска. Незнакомец тяжело поднялся, а навстречу ему из экипажа выпрыгнул на тротуар Морозцев. Купец мельком глянул на своих работников, а потом внимательно посмотрел на прохожего, собравшегося было идти восвояси.

– Господин Филатов? Быть не может! Это вы? – Савелий Трофимович развёл руки в стороны, словно собирался обнять собеседника.

– Вы не ошиблись, господин Морозцев, это, действительно, я. У вас отличная память, – незнакомец богатейшего промышленника империи, конечно, узнал, а вот то, что тот помнит человека, виденного до сегодняшнего утра от силы раза три, да и то на каких-то светских мероприятиях с большим количеством гостей – было неожиданно.

– Ну что вы, что вы… Лучшего сыщика Москвы да не узнать! Не скромничайте, – купец улыбался, но взгляд оставался настороженным. – К нам какими судьбами? Неужели лавку мою посмотреть захотели?

– Я как раз интересовался, не угодно ли чего господину, – влез было в разговор приказчик, но Морозцев его оборвал:

– Коли Владимира Андреевича увидели – не интересоваться нужно, а встречать, как самого дорогого гостя и посылать за мной!

– Перестаньте, Савелий Трофимович. Откуда вашим служащим меня знать? – загадочный незнакомец вступился за пошедшего красными пятнами приказчика. Пётр же во время всего разговора стоял как каменная статуя, лицо его было бесстрастно. – Вот ярмарку решил посмотреть своими глазами. Столько слышал, а не видел ни разу.

– Ярмарку обязательно надо посмотреть, чтобы оценить размах. Почитай, вся Россия-матушка здесь торгует, все сколько-нибудь значимые купцы тут. Позвольте я вам сейчас всё в лучшем виде и покажу. Кто лучше Морозцева ярмарку знает? На коляске моей проедем от начала до конца. Можете и купить что-нибудь, если интересуетесь.

– Неловко занимать ваше время, – Владимир Андреевич рассматривал добротный экипаж купца, – но отказываться не буду. Второй раз такой случай может и не представиться.

– Располагайтесь, как вам удобно, а я со своими работниками буквально на пару слов… – Савелий Трофимович подошёл к приказчику с Петром, что-то спросил и внимательно слушал ответ, затем махнул рукой: – Вечером договорим.

Гость не спеша подошёл к коляске, степенно забрался в неё и с видимым облегчением устроился на мягком диване. Купец шустро оббежал упряжку и уселся рядом с Филатовым. Кучер цыкнул языком, тряхнул поводьями, и лошади мерно зацокали подковами по булыжнику мостовой.

– Ну и кто это был? – Пётр вопросительно смотрел на приказчика. Тот в ответ лишь пожал плечами и отправился внутрь лавки.

Владимир Андреевич Филатов широкой публике известен не был: не обладал он ни миллионными капиталами, ни громким титулом, ни завидным родством, ни шумной популярностью. И всё же те, кому посчастливилось (либо, наоборот, в зависимости от обстоятельств) с ним столкнуться по роду его занятий, хранили о Филатове самую крепкую память. Служил Владимир Андреевич в Московском сыскном управлении, служил уже почти пятнадцать лет и успехов достиг немалых, главным из которых была его репутация. Вот и Морозцев сразу признал нежданного посетителя. Среди людей высшего сословия слава о Филатове ходила разная: кто-то восхищался его умом и проницательностью, кто-то недовольно сетовал на дурное для дворянина, пусть и захудалого рода, воспитание. Мол, слишком резок и прямодушен, не худо бы приличным манерам обучиться. Впрочем, и те, и другие не отрицали, что Владимир Андреевич в сложной жизненной ситуации им, безусловно, помог. Сам Филатов своими успехами не кичился, и никогда о них не распространялся, как помалкивал и о знакомствах, которые имел в высшем свете.

В Нижний Новгород Филатов приехал по служебной надобности. Долгое и сложное расследование, в котором он принимал участие, подошло к концу, пора было ставить точку. Не без его содействия была раскрыта крупная шайка, промышлявшая фальшивомонетничеством. Размах у преступников был грандиозный: купюры печатали в Варшаве, а потом через Москву пускали в оборот и отправляли по всей России. Следили за бандитами с огромной осторожностью, участие в операции принимали люди сплошь проверенные. Были сведения, что кое-кто из нижних чинов полиции состоит у злоумышленников на довольствии, предупреждая о возможных каверзах властей. В такой обстановке – одно неосторожное слово и исчезнут подозреваемые, как утренний туман, тогда всё насмарку. Вот и пришлось Владимиру Андреевичу, который выследил московскую часть банды, отправиться на нижегородскую ярмарку, где намечалась невиданная доселе по масштабу сделка с фальшивками.

Филатов всё время был настороже, ожидал подвоха. Слишком много людей задействовано в операции, слишком тёртые и осторожные противники им противостояли. Опыт подсказывал, что не всё пройдёт без шероховатостей и ошибок. Однако, вопреки чаяниям, никаких неожиданностей не случилось – дело шло, как по маслу. Преступников ничто не вспугнуло, полицейские действовали уверенно, точно по плану. «Придумано толково: работаем быстро, с наскока, без лишних проволочек. Утром приехали – вечером накрыли всю шайку. И местные наблюдатели не лыком шиты – не выдали себя и всё точно доложили», – размышлял Владимир Андреевич, прогуливаясь поздним вечером у приземистого, длинного склада на берегу Оки. Задерживать лихую компанию, ввиду её опасности, должны были жандармы из летучего отряда, полицейские чины для страховки стояли поодаль от места основных событий. Филатову выпало наблюдать за дальним складом, где вообще никаких происшествий не ожидалось. «Отправили сюда, чтобы не обидеть, но и не рисковать. И в стороне стою, и в задержании участвую вроде как», – думал московский сыщик, наблюдая за освещённым бледным лунным светом пятачком земли. «Дудку эту ещё подсунули. Нашли горниста», – Владимир Андреевич с раздражением одёрнул небольшой рожок, в который требовалось подать сигнал тревоги в случае чего. К новой детали гардероба он никак не мог привыкнуть, та болталась на поясе и колотила по ноге.

Склад был глухой, без окон. Единственное тёмное оконце в его торце располагалось под крышей на высоте не меньше двух саженей1 от земли. «Ничего тут не произойдёт, всё самое интересное будет у входа в амбар, где сейчас жандармы», – Филатов посмотрел на часы. Тревожные предчувствия не оставляли сыщика. Больно уж гладко всё идёт – не к добру. Тишина вдалеке вдруг взорвалась треском ломаемого дерева, криками, а спустя несколько мгновений, выстрелами, приглушёнными кирпичной, не меньше метра толщиной, кладкой складских стен. «Точно в срок начали», – отметил сыщик. Сердце забилось чаще, ладони чуть взмокли, мышцы наполнились упругой силой – инстинкт, ничего не поделаешь, пусть и стоишь на задворках, но операция началась, тело рвётся в бой. Филатов всматривался, не побежит ли кто от входа в ночную темноту. Вероятность ничтожно мала – из жандармского кольца не вырваться, все выходы прикрыты, но он не расслаблялся ни на секунду. Пока не протрубят условный сигнал об окончании дела, случиться может всякое. Вдруг сверху зазвенело битое стекло. Зазвенело неожиданно, а оттого оглушительно. Осколки, весело прыгая, посыпались по земле. Вслед за ними в узенькое окошко ловко, как змея, протиснулся тщедушный, невысокий мужичонка и не раздумывая сиганул вниз. «Подросток что ли? Для взрослого маловат вроде. Расшибся, наверное, высота-то какая», – Филатов снял казённый сюртук, чтобы не мешал и собрался пойти и осмотреть беглеца. Тот, не издавая ни звука, резко вскочил, словно подброшенный невидимыми пружинами, и бросился в проулок, где дежурил сыщик. Владимир Андреевич вынырнул из темноты наперерез быстро мчащемуся, как будто и не падал только что, парню. «Шустрый какой, не догоню», – прикинул охотник и резко ударил поравнявшуюся с ним добычу тростью по голени. Преступник кувырнулся и взвыл. Казалось, что его крик, отражаясь от речной глади, разлетелся по всему городу. Трость у Филатова была особенной – утяжелённой.

1

Больше четырёх метров.