Сентябрьский лес

   Спокойная размеренная мелодия, предвещающая завершение страданий. Теперь Юра знает, как избавиться от чувства вины, не дающего ему покоя.

   Встает, идет по тропинке. Под ногами шуршат листья, тихо скрежещут деревья, вокруг не души, Юра приближается к калитке, приоткрывает ее и застывает на месте. Предстоит сделать выбор, который может изменить всю его жизнь. Но хочет ли этих перемен Юра или Апраксин был прав - Хворостин лицемерит, желает выглядеть лучше в собственных глазах, а на самом деле доволен своей жизнью?

   "Я хочу вернуть отца, мы заслужили другой, счастливой жизни!" - твердо произносит Юра и делает шаг вперед.

   Курагина словно бы играет на струнах его души, а не на фортепиано. Становится легче, Юра приходит в себя, когда все инструменты сливаются в унисон, мелодия, снова и снова повторяясь, словно бы разливается по всему Сентябрьску очищая успевших запачкаться людей, делая их равными друг перед другом.

   Отрывисто дыша, Юра вытирает мокрый лоб, набирает полную грудь воздуха. Удары барабанов, гудение труб, тишина, длительная пауза, люди приходят в себя, аплодисменты. Хворостин не сразу понимает, что концерт закончился, с удивлением открывает глаза, встает, начинает аплодировать вместе со всеми. Никогда прежде он не испытывал ничего подобного.

   Стали расходиться, Оля и Лена выхватили так и не пришедшего до конца в себя Юру.

   - Ну как, понравилось? - спросила Лена. - Мы когда в первый раз услышали, тоже долго опомниться не могли.

   - Говорят, нигде больше Курагина не играет так, как здесь. В Сентябрьске ее музыка делается волшебной, - добавляет Оля.

   Юра ничего не отвечает. Девушки лукаво переглядываются.

   - Ну что, может поехали к нам, переночуешь? - предложила Лена, хватая Хворостина под руку.

   Тот бросил рассеянный взгляд в ее сторону.

   - Прости, нет. Я должен встретиться с одним человеком.

   - С кем же, если не секрет? Хотелось бы знать, на кого ты решил променять общество двух прелестных дам, - усмехнулась Оля.

   - К Голованову, - ответил и, отвязавшись от девушек, направился быстрым шагом вниз по асфальтовой дорожке.

   Подружки снова переглянулись.

   - Получилось, - произнесла удовлетворенная Лена.

<p>

...</p>

   Около половины одиннадцатого вечера Хворостин постучал в калитку Голованова. Тот почти сразу открыл - видимо, караулил.

   - Извините, что так поздно, Максим Петрович, - начал Юра. - Если вы не возражаете, я бы хотел ознакомиться с вашими материалами.

   - Проходи Юра. Знал, что ту передумаешь, дожидался тебя, - обрадовано заявил Голованов.

<p>

Интерлюдия. Нищий.</p>

   - В этом месяце зарплаты не будет, - монотонно произнесла девушка за окошком, даже не посмотрев в его стороны.

   - Послушайте, но это возмутительно! - мужчина прижался к окошку ладонями, искренне негодовал. - На что мне жить? Вы третий месяц ничего не платите.

   - В этом месяце зарплаты не будет, - последовал ответ.

   - А когда она будет?

   - Не в этом месяце, - словно бы издевалась девушка.

   Руки Лебедя затряслись, лицо искривилось. Он собирался начать молотить кулаком по стеклу, но его намерения вовремя разгадал товарищ по работе.

   - Пошли отсюда, Федя, нечего воду в ступе толочь - бестолку. Это ж нелюди.

   - Олег, но ведь третий месяц, пойми ты, третий месяц. Я внуку обещал в парк сводить, а теперь мне прокормиться не на что, занимать придется, - Лебедь с отчаянием посмотрел на приятеля. - Что мне делать, скажи, что делать? Они же на преступление толкают, сами, своими руками. Я никогда не воровал, не нарушал законов, всю жизнь честно трудился. Так почему же со мной так, за что?

   - Время сейчас такое, - вздохнул Олег. - Увольняться нужно. Чувствую, кинут нас с зарплатой.

   - Обещали золотые горы, а довели до нищеты. Ты представляешь: передовик производства вынужден унижаться и клянчить подачки. При старой власти такое и представить немыслимо. До чего они нас довели, Олег, куда толкают?

   - Не знаю. Знаю только, что верить сейчас нельзя никому. Все обманут и ни гроша не заплатят. А деваться все равно некуда, подработки нужно искать.

   - Был бы моложе, грузчиком пошел бы, да не потяну, - чуть успокоившись, с какой-то обреченностью в голосе произнес Лебедь. - Всю жизнь заводу отдал, все здоровье и остался у разбитого корыта.

   Олег похлопал его по плечу.

   - Крепись, Федя. Ты из старшего поколения, вам тяжелее всего, мы-то, молодежь, как-нибудь пристроимся, даже не представляю, как вам приходится жить.

   - Сын у меня чуть моложе тебя. Так же мучится, не знает, как семью обеспечить. Я, понимаешь, внуку обещал, что свожу на аттракционы, думал, рассчитаются за все три месяца и порадую мальчишку, а оно видишь как...

   Олег сочувственно кивнул, похлопал его по плечу, посоветовал держаться и, попрощавшись, ушел.

   Федор выбрался из заводской кассы на улицу, сел на лавочку и схватился за голову. Обидно было настолько, что хотелось плакать. В том месяце он, как последний забулдыга, был вынужден собирать бутылки, чтобы хоть как-то прокормиться. И все равно в долги лезть пришлось. Этого Федор Христофорович перенести не мог совершенно: не привык жить взаймы. До тех пор, пока не расплатится, чувствовал себя не в своей тарелке. Да и саму просьбу о займе считал унизительной. Понятно, когда попрошайничает калека, но когда деньги клянчит крепкий пятидесяти семи летний мужик - это ни в какие ворота не лезет.