Страница 5 из 17
– Ох! Ах! – воскликнула та. – РадиГоспода и всех святителей, кудавымчитесь?
– Прошу прощения, – отозвался Самир, ощущая, как полыхают его уши, и радуясь, что в полутьме этого не видно.
– Где вы были? – спросила Азра, и лицо ее украсила улыбка, мягкая, искренняя. – Мы заходили днем, хотели проведать, но Умм-Насиб сказала, что вы ушли еще утром.
На руках у нее лежал кот, уличный, тощий и дикий, способный разодрать человеку плоть до кости одним ударом когтей. Но он сидел тихо, да еще и мурлыкал, когда девочка гладила ему за ушами, и глаза его пылали зеленым огнем.
«У тебя тоже кошачьи глаза, только добрые и ласковые. Я бы тебя погладил» – подумал Самир, и смутился собственной мысли.
– Мы работали! – гордо заявил он, поднимая сверток с брынзой. – И заработали.
– Ах! Ох! – воскликнула мать Азры. – Акакжешкола!? Вычто!? Такнельзя! Мой муж, он спрашивал! Если будете прогуливать, васисключат!
Как обычно, она тараторила, слова вылетали очередями, как пули из автомата.
– Оно само получилось… – протянул Ильяс, виновато таращась в землю.
– Да, папа волнуется, – сказала Азра. – Приходите.
Самиру очень хотелось сказать, что от школы нет никакого прока, читать, писать и считать он умеет и чему такому может научиться еще, что потом окажется полезным? Зачем торговцу, сапожнику или хозяину кофейни знать о других странах, о том, как устроены растения или животные?
Но здесь была мать Азры, а возражать старшим – невежливо.
– Спасибо, мы постараемся вернуться, после того как устроимся, – сказал он.
– Обязательно, – поддакнул Ильяс.
Азра улыбнулась еще, глядя Самиру прямо в глаза, и от этой улыбки он на мгновение сделался невесомым, забыл обо всем, и о том, кого он потерял позавчера, и о терзающей душу боли.
Глава 4
На следующий день горбатый Рахим встретил мальчишек без удивления: Ильяс отправился на улицу – заманивать покупателей, а Самиру пришлось, вооружившись инструментами, лезть на крышу, искать и конопатить щели, что обязательно начнут сочиться водой через месяц, когда придут дожди.
«Гнусный приказчик», судя по всему, был либо далеким прошлым, либо выдумкой.
К вечеру Самир перегрелся на солнце, от запаха горячего гудрона его тошнило, а Ильяс охрип, но зато они снова получили деньги.
– Видишь, брат, теперь мы мужчины! – гордо заявил Самир, когда они вышли из табачной лавки. – Мы сможем накопить и отстроить дом, чтобы не жить у чужих людей!
– Ну, они не чужие… – буркнул Ильяс. – Может быть, купим газировки? И фатыра?
До пирожков и сладких напитков он был сам не свой, если бы мог, набивал живот только ими.
– Купим, – ответил Самир после паузы, и они свернули в сторону ближайшего ларька, на полках которого теснились бутылки газировки, упаковки шампуня, а на поддонах лежали куски ярко-зеленого мыла из оливкового жмыха и тут же – фатыр.
Испеченный утром, он остыл, потерял запах, но зато и подешевел.
– Мир вам, – сказал Самир продавцу. – Нам, пожалуйста…
– Христиане-свиноеды! Христиане-свиноеды! – донеслось сзади, твердое и тяжелое ударилось в правую лопатку.
Глаза продавца округлились, он пробормотал «помилуй меня Аллах», и скользнул внутрь ларька.
Самир обернулся, зная, что увидит: Паук и его мерзкая свора, уличные бандиты из Черного квартала, ухмыляющиеся физиономии, в глазах злоба, в руках куски сухой глины. Ильяс ойкнул, отступил на шаг, едва не опрокинув поддон, и схватился за лоб – над левой бровью вздувалась шишка.
– Проваливайте! – гаркнул Самир.
Он ненавидел тех, кто унижает других, кто любит пользоваться чужой слабостью.
– Что? – Паук поднял руку. – Ты, христианская собака, являешься на наши улицы и требуешь, чтобы мы уходили? Ты забираешь ту работу, которая нужна одному из нас?
У отца Паука, насколько знал Самир, был магазин одежды, и сам он не работал ни дня. Одно выглядело правдой – здесь, в Рыночном квартале, владения мусульман, они двое тут чужаки.
Ильяс затравленно огляделся.
За их спинами грохнул утянутый внутрь ларька поддон, за ним второй, третий. Продавец торопливо выставил лист ржавого железа, загородил стекло, что не выдержит, если в него попадет кусок глины или камень.
– Проваливайте, – повторил Самир, но без прежнего напора.
– Почтеннейший Рахим собирался предложить место приказчика моему другу! – Паук указал на одного из приятелей, скорее всего наугад. – А ты нагло занял его место! Отдай деньги!
– Может быть, убежим? – шепнул Ильяс. – Ну же… оно…
– Не выйдет, – так же тихо отозвался Самир: если рвануться что вправо, что влево, их перехватят, поставят подножку, а уж если ты упал, то все, встать тебе не дадут.
Кричать, звать на помощь бесполезно – улица пустынна, да и никому нет дела до мальчишеских разборок, если это чужие мальчишки, а тем более какие-то христиане.
– Что, втянули языки в задницы, грязные свиноеды? – Паук сделал шаг вперед. – Или шепчетесь, прославляя Иблиса? Но видит Аллах, он вам не поможет!
Он вскинул руку и швырнул ком глины в Самира, тот ухитрился уклониться, и «снаряд» с грохотом врезался в металлический лист. Но второй, брошенный кем-то другим, угодил в плечо, где до конца не зажил ушиб, и там вспыхнула боль.
Ильяс вскрикнул.
Приятели Паука глумливо захохотали.
– Эй! – выкрикнул продавец, выглядывая из ларька. – Идите прочь, нечестивцы! Разнесете мне тут все, кто платить будет? Твой отец?
– Спокойно, почтенный. – Паук нахмурился, пожал губы, стараясь выглядеть взрослым. – Если что-то сломается, то заплатят ради Аллаха собаки-неверные. Так?
– Нет, – ответил Самир, старясь не обращать внимания на боль в плече. – Никогда.
Да, он боялся, но знал, что показать страх нельзя, что если выпустить его наружу, то свора тотчас же почует и бросится на них. Ильяс тоже держался молодцом, только губы его подрагивали, и темные глаза выглядели еще больше, чем обычно.
– Иди и возьми, – продолжил Самир, глядя прямо в лицо Паука. – Вот тебе раз. Только кажется мне, что ты трус. Можешь лишь кидаться и насмехаться, точно девчонка!
– Слабак! – добавил Ильяс. – Мы – сильные!
Вроде бы кто-то двинулся в сумерках, в той стороне, где осталась табачная лавка, вроде бы высокая мужская фигура, но отводить взгляд нельзя, есть шанс, что враг сдрейфит и отступит, они смогут уйти.
Физиономия Паука побелела, он оскалился и зашипел:
– Трус? Сам такой! Бей их!
– Плечом к плечу! – крикнул Самир, и ощутил, как прижался к нему Ильяс: позади ларек, оттуда они не подберутся, главное не дать оттащить себя на середину улицы или повалить.
В следующий момент Паук оказался рядом, замахнулся, но Самир опередил его. Запястье дернуло болью, зато враг взвизгнул и отскочил. Чей-то кулак пришелся в плечо. Ильяс качнулся, но устоял.
Мелькали лица, руки, Самир топтался на месте, лупил изо всех сил, не целясь. Понимал, что долго им не продержаться, что их сомнут толпой, еще немного, и все, все… Пока мальчишки из Черного квартала только мешали друг другу, но постепенно они разберутся.
Он промахнулся, зато ему прилетело прямо в ухо, да так, что в голове зазвенело. Качнулся. Показалось, что услышал далекий женский крик… мама?.. нет, не может быть…
– Ильяс, беги! – Самир не понял, выкрикнул это или только подумал.
Есть шанс, что брат вывернется из свалки и удерет.
Сумел выпрямиться, скорее не ударил, а отпихнул подобравшегося близко пацана с заячьей губой: ноги тряслись, дыхания не хватало, пот тек по лицу и заливал глаза, ухо раздувалось, ожили все полученные четыре дня назад ушибы и ссадины, о которых уже начал забывать.
Увидел, как согнулся Ильяс, и тут же сам получил в бок с такой силой, что захрустели ребра. Ударился спиной о ларек, и тут колени не выдержали, подогнулись. Самир попытался ухватиться хоть за что-нибудь, но лишь загреб воздух.
– Вали свиноедов! – полетел над улицей крик Паука, его лицо мелькнуло за спинами приятелей.