Ренни (ЛП)

— Джейни, я знаю, ты думаешь, что справлялась с этим, но ты не справлялась с этим. Ты была оболочкой. Ты не ела и не спала и все время плакала. Мы не думали, что у тебя есть то, что нужно, чтобы решить это и получить ответы.

— Это было не твое решение. И не Рейна. Это было нехорошо. И я злюсь на тебя за это. Но прямо сейчас я бы предпочла идти вперед и радоваться, что мой муж очнулся через два с половиной месяца, и что у моего сына снова есть отец, и что большинство ублюдков, которые сделали это с ним, со мной и с остальными Приспешниками, разорваны на куски прямо сейчас, черт возьми.

— Я должна сказать, — сказала она спокойно, почти пугающе спокойно, несмотря на сумасшедшую ситуацию и тот факт, что я злилась на нее, чего не случалось в нашей дружбе много лет, — для кого-то, у кого нет сна и опухшие от слез глаза… это была чертовски эпическая работа, мой маленький Джейшторм.

— Был ли сопутствующий ущерб? — Спросила я.

— Это было прекрасно контролируемо. Восемь тел. Это был хороший удар по их организации.

— Ну и что теперь?

— Ну, а теперь… Большинство мужчин сейчас на пути на Лонг-Айленд. Ренни остался присматривать за кандидатами, женщинами и детьми.

— Подожди… кандидатами? — спросила я, напрягаясь.

Это казалось таким скорым, но я догадывалась, что это было необходимо.

— Долгая история, — сказала Ло, улыбаясь. — И подожди, пока не узнаешь о Ренни и Мине…

— Ренни и Мина? — спросила я, скривив лицо. — Ни за что, блядь.

Но ее очень характерная, одержимая романтикой улыбка была всем, что мне нужно было знать, чтобы понять, что да, да, блядь, это так.

Очевидно, на побережье Навесинк появилась новая влиятельная пара.

Глава 12

Мина

Его история меня не шокировала.

Это, вероятно, было худшей частью всего испытания. Это многое говорило о тьме, которую я видела в своей работе, что подлинное психологическое и эмоциональное насилие по отношению к ребенку со стороны их родителей, которые даже были профессионалами в этой области, больше не волновало меня.

Это не означало, что я не была в ужасе от этого. Я была. Это было подло. Было абсолютно непростительно, чтобы кто-то использовал своего ребенка как лабораторную крысу. Еще более тревожно было знать, что они были хорошо обучены и, должно быть, знали, что отстраненное воспитание, использование негативного подкрепления и сдерживание привязанности, возможно, были худшими методами, которые они могли бы использовать для воспитания ребенка.

Но, опять же, они сами звучали по-настоящему холодно. Может быть, они просто не подумали об этом. Что было просто печально.

Действительно, было удивительно, что Ренни был таким же теплым, каким был в подавляющем большинстве случаев. Я думаю, во многом это произошло благодаря тому, что он сбежал так рано. Семнадцать лет, и весь мир у его ног; он, должно быть, сошел с ума. Должно быть, он предавался женщинам, выпивке и беззаконию. И, в конце концов, у него появились реальные связи. Он научился правильно взаимодействовать. По большей части.

Я поняла, почему он был таким, каким он был.

Хотя, как я уже говорила ему ранее, это не помогло, и он должен был постараться не быть таким мрачным, но хорошо было знать, что в этом не было истинной злобы. Его просто так воспитали, и он не мог нарушить этот стереотип.

Я и сама кое-что об этом знала.

И, может быть, это был переломный момент для меня — может быть, я увидела немного своих собственных недостатков и неуверенности в нем, зная, что было очень мало людей, которые когда-либо могли понять меня так, как Ренни был способен.

Как бы то ни было, к тому времени, когда он замолчал, решение уже было принято где-то глубоко внутри.

Это должно было случиться с нами.

Я понимала, что, делая этот выбор, я подписывалась на хорошее вместе с плохим. И плохой Ренни может быть очень плохим. Но если бы он попытался хоть немного контролировать это, если бы он не стал мрачнеть из-за такой глупости, как мой разговор с Лазом о нашем прошлом, если бы он мог приложить усилия, чтобы намеренно не использовать мои недостатки против меня, я бы не возражала против этого шанса.

Потому что, откровенно говоря, Ренни, когда он был хорошим, был действительно хорошим. Он был милым и кокетливым, забавным и глупым, и всем тем, чем я не была. Я обнаружила, что меня почти безумно тянет к тем его частям — к теплу, на которое он был способен.

Очевидно, он также был чертовски сексуален в придачу.

Всегда плюс.

Поэтому, когда решение было принято и я ослабила бдительность большую часть пути, я почувствовала связь и желание, настолько сильное, что вы могли бы поклясться, что это была потребность.

Я не сопротивлялась этому.

Я закончила бороться.

— О, кексик, — сказал он с улыбкой, которая угрожала расколоть его лицо — открытой, мальчишеской, заразительной, — тебя ждет настоящее удовольствие.

Мои внутренности напряглись в ответ, уже зная, что он собирается выполнить свое обещание.

Он повернулся, прижимаясь грудью ко мне, его руки скользили по моим бокам, пока он не схватил футболку и медленно не провел ею по моей коже, так медленно, что у моей кожи был шанс покрыться мурашками в ответ, прежде чем она, наконец, упала с моих запястий и была отброшена на край кровати.

— Знаешь, сколько ночей я просидел, думая об этом, — спросил он, его руки двигались вверх по моему животу, касаясь чувствительной нижней части моих грудей, а затем полностью накрывая их ладонями. — Даже не воздал должное реальности, — продолжил он, его пальцы скользнули в стороны и погладили большими пальцами затвердевшие бутоны.

Мои бедра прижались к его, чувствуя, как его твердость прижимается к моему жару, и тяжело вздохнула.

— Напомни мне послать Эшли цветы, — пробормотал он, слегка прижимая руки к моим бокам, чтобы удержать меня, когда он наклонил меня назад. — У меня такое чувство, что ты обычно носишь чертову фланелевую пижаму, — добавил он, но убрал оскорбление, запечатав свой теплый рот на моем соске и сильно пососав.

Кроме того, я даже не могла злиться, я действительно спала во фланелевой пижаме.

Его губы отпустили меня, и вместо этого его зубы вцепились в меня, впившись достаточно сильно, чтобы заставить меня издать низкий стон, прежде чем двинуться по моей груди, чтобы продолжить мучения.

Затем он еще сильнее выгнул меня назад, пока мои плечи не коснулись матраса, пока я не расцепила ноги, не поставила ступни и не откинулась назад. Его лицо переместилось на середину моей груди, его язык высунулся и провел медленную линию вниз по центру моего живота, без пауз, не останавливаясь, чтобы где-нибудь задержаться.

Потому что у него была цель и пункт, который он должен был доказать.

Его губы втянули мой клитор внутрь, заставляя мои бедра приподняться вверх от всплеска желания. Моя рука опустилась на его макушку, прижимая его ко мне, когда его язык высунулся и начал ласкать чувствительную точку.

Его руки скользнули вверх и под мои бедра, схватив меня за задницу и слегка приподняв, давая ему больше доступа, когда он сосал, лизал, затем проник языком внутрь меня, пока мои бедра не задрожали, пока мое дыхание не стало сдавленным в груди, пока я не почувствовала, как мои стенки сильно сжались, и его язык выдвинулся, а его губы сомкнулись вокруг моего клитора и сосали быстрее, пока я полностью не развалилась на части.

Все мое тело напряглось, когда мои пальцы практически вырвали его волосы, а его имя сорвалось с моих губ почти криком.

Мой вес рухнул обратно на кровать после этого, моя кожа, казалось, гудела, мое дыхание было неистовым и поверхностным, когда Ренни поцеловал меня в живот, остановившись между моих грудей, где он положил подбородок, чтобы улыбнуться мне.

— Как я справился? Легендарно?

Тогда я сделала то, на что до этого момента не думал, что действительно способна. Я, черт возьми, хихикнула. Хихикнула, как девочка-подросток. Даже будучи девочкой-подростком, я была почти уверена, что никогда не делала ничего подобного.